– Ага, будешь, – рассмеялся один из ее друзей, симпатичный парень с неприятным выражением лица. – Между групповухами.
– Пошел ты, – бросила она ему. – Я умею обращаться с детьми.
– Когда не под кайфом, – вставил третий парень, рослый и плотный, как футболист, только обрюзгший. – А она все время под кайфом.
– Ну вы, парни, и скоты, – заметила вторая девушка.
* * *
Кристина ждала у «БМВ», глядя на него с меланхоличным выражением на лице. Ее черные волосы блестели в лучах послеполуденного солнца.
– Где был? – спросила она. – Я уже думала, что ты меня бросил.
– Малышку кормил. – Он протянул ей пустую бутылочку. – Все до капельки высосала.
– Угу, – промычала Кристина, даже не пытаясь притвориться, что ей это интересно.
– Повстречал тут компанию «босоногих». Полный фургон. Говорят, в Поконо намечается большой праздник.
Кристина сообщила, что тоже беседовала с одной из их девушек в уборной.
– Она вся в предвкушении. Говорит, это самая крупная вечеринка в году.
– Мы тоже могли бы заехать, – осторожно предложил Том. – Если хочешь. По-моему, это по пути в Огайо.
– Как скажешь, – отозвалась Кристина. – Ты здесь босс.
Голос у нее был скучный, абсолютно безразличный. У Тома вдруг возникло желание влепить ей пощечину – не для того, чтобы причинить боль, а просто встряхнуть, – и лишь усилием воли он сдержал этот порыв.
– Послушай, – произнес он. – Ты расстроена, я знаю. Но не надо на мне срывать злость. Не я тебя обидел.
– Знаю, – заверила она его. – Я на тебя и не злюсь.
Том глянул на малышку.
– А на кого? На дочь? На нее ты за что злишься?
Кристина потерла живот – эта привычка появилась у нее во время беременности – и едва слышно ответила:
– Я должна была родить сына.
– Да, – сказал он. – А родилась дочь. Прищурившись, она смотрела мимо Тома на семью белокурых людей – двух высоких родителей, трех детишек и палевого лабрадора, – выбравшихся из «эксплорера», что припарковался напротив их машины.
– Думаешь, я дура, да?
– Нет, – ответил Том. – Ничего такого я не думаю. Кристина тихо рассмеялась – горько, беспомощно.
– Чего ты от меня хочешь?
– Я хочу, чтобы ты взяла на руки свою дочь. – Не давая ей возразить, Том шагнул к Кристине и сунул ей в руки ребенка. – На пару минут, пока я схожу в туалет. Справишься?
Кристина не ответила. Сверля его сердитым взглядом, она вытянула ребенка на руках, подальше от себя, словно от малышки воняло. Том ободряюще потрепал ее по плечу.
– И заодно придумай имя, – сказал он.
* * *
Как Кевин и ожидал, игра успокоила нервы. Ему нравилось, как время замедляет свой ход на бейсбольном поле, а сам ты сосредоточен только на простых фактах: два иннинга позади, конец третьего, бегуны на первой и второй базах, два бола и один страйк.
– Твой выход, Гонзо! – крикнул он с дальнего поля, сомневаясь, достаточно ли громко, чтобы Боб Гонзалес, лучший питчер команды «Carpe Diem», услышал его или что Гонзо вообще слушал. Он был из той породы людей, которые, подавая мяч, настолько сосредоточены, что не замечают ничего вокруг. Если бы группка женщин на трибунах сняла футболки и начала выкрикивать номера своих телефонов, он бы, наверняка, и ухом не повел.
Позвони мне, Гонзо! Не заставляй меня просить!
И за это тоже Кевин любил софтбол: пусть ты немолод, с брюшком, сметчик строительных работ, как Гонзо, – тот с трудом добежал бы до первой базы, рискуя получить инфаркт, – но все равно звезда, волшебник «медленной подачи», который коварным ударом снизу посылает мяч так, что тот плавно летит к бьющему, будто пирожное со взбитыми сливками, но над страйк-зоной камнем падает вниз, как подстреленная утка.
– Давай, мужик! – нараспев крикнул Кевин, для выразительности потрясая перчаткой в воздухе. – Все путем!
Сам он стоял на внешнем поле по левому центру, по обе стороны от него расстилались огромные участки травяной площадки. Команда «Carpe Diem» явилась на матч в составе восьми человек, и они решили, что лучше обойдутся без одного аутфилдера, чем оставят зияющую брешь на внутреннем поле. Соответственно, Кевину теперь приходилось держать под контролем дополнительную зону, а прямо в глаза ему светило низко висящее медное солнце.
Кевин не возражал; он был счастлив, играя в софтбол. Разве можно найти более достойное занятие в столь чудесный вечер? На поле он прибежал буквально за несколько минут до начала матча. Его спас приход Джилл, очень своевременно явившейся домой в двадцать минут шестого. С ее помощью он проник в дом, переоделся в форму – белые штаны в обтяжку и голубую футболку с надписью «Carpe Diem», нанесенной от руки старинным почерком над изображением пивной кружки, – потом схватил яблоко и бутылку воды. За все это время Эйми ни разу не попалась ему на глаза, и ему не пришлось разрулировать потенциально затруднительную ситуацию.
Следующий мяч был послан далеко за страйк-зону, и на счету Рика Сэнсома, весьма заурядного бьющего, стало три бола и один страйк. Гонзо меньше всего хотелось отправить Сэнсома на первую базу, ибо это означало, что противостоять ему будет Ларри Таллерико, и это при том, что на трех базах уже находились бегуны. Таллерико был зверь, а не мужик. Угрюмый загорелый амбал, он однажды так отбил мяч, что его потом вообще не нашли.
– Полегче! – крикнул Кевин. – Пусть взмахнет!
Тыльной стороной ладони он вытер лоб, пытаясь игнорировать чувство стыда, которое глодало его целый день. Кевин понимал, что они с Эйми чуть не совершили чудовищную ошибку, и не хотел, чтобы это повторилось. Он – зрелый мужчина, якобы ответственный взрослый человек. Значит, это он обязан взять ситуацию под свой контроль, установить твердые правила в честной и прямолинейной манере. Все, что нужно сделать, – это перво-наперво сесть с ней утром, признать то, что между ними происходит, и заявить, что этому нужно положить конец.
Ты очень привлекательная девушка, скажет он. И ты, я уверен, сама это знаешь. В последнее время мы заметно сблизились – гораздо ближе, чем нам следует быть.
А потом объяснит, просто и откровенно, что между ними невозможны никакие романтические или сексуальные отношения. Это будет нечестно по отношению к тебе, по отношению к Джилл, а я не тот человек, который готов поставить кого-то из вас в столь неприятное положение. Прости, если по моей вине у тебя сложилось превратное впечатление. Разумеется, разговор будет неловкий, но еще более неловко ничего не предпринимать, а, изображая невинность, продолжать идти по тому опасному пути, на который они ступили. А дальше что? Случайное столкновение в коридоре у его спальни? На Эйми ничего, кроме полотенца; смущенно извинившись, она протискивается мимо него, соприкасаясь с ним плечами?
