– Не помогло? – спросил Костылев, изо всех сил стараясь, чтобы голос его звучал равнодушно.
Референт не успел ответить. Очередная дверь, мимо которой они в этот момент проходили, с грохотом распахнулась, и в коридор буквально вылетела растрепанная худая женщина. Вообще-то женщиной ее назвать было трудно, это была вылитая коза – с длинным острым подбородком и изогнутыми воинственными рогами. Голову она наклонила, из-под густых пегих бровей яростно сверкали круглые желтые глаза. Выбросившись в коридор, она сразу закричала, неведомо к кому адресуясь – то ли к Костылеву с Цумом, то ли к кому-то, оставшемуся за открытой дверью комнаты.
– Этот вопрос выше моей зарплаты! Не обязана! Не Савраска! Языком ботать – это вам не на машинке уродоваться, всякую вашу галиматью перепечатывать! А как подарки – так одним все, а другим – фига!
– Пойдемте быстрее, – перекосился Цум, обходя ярящуюся мегеру. – Между нами: сто раз говорил менеджеру – женский персонал надо держать в отдельном помещении, со звукоизоляцией и под замком. Всё без толку, машинисток посадили здесь, – так, видите ли, удобнее! И – пожалуйста.
– Больше к машинке не притронусь, лучше сдохну! Не заставите! – неслось им вслед. – А то, как подарки…
– У нас премиальная система, – пояснил Цум, ускоряя шаг, – за хорошую работу время от времени выдают подарки. Кстати, имейте в виду: иногда бывают очень неплохие. Нам их поставляют наши контрагенты с того света, один служит на складе импортных товаров и, конечно, ворует…
Костылеву на их подарки было наплевать.
– А эта… девица… ну, которая пришла устраиваться, что с ней дальше-то было? – спросил он.
– Дальше? – картинным жестом референт указал на свой синяк, который начал уже наливаться зеленью. – Стерва и фанатичка! Что там… Вот! Смотрите сами!
Как раз в это мгновение, повернув в сотый раз налево, Костылев вместо обрыдлого коридора увидел перед собой лестницу – очень красивую старинную лестницу. Двумя пологими, плавно изогнутыми рукавами она поднималась к площадке второго этажа, где рукава сходились. На площадке вплотную к перилам, гордо откинув голову, в напряженной нелепой позе стояла Лена Клеменс. Вокруг нее на ступеньках и у подножья лестницы возбужденно толпились сотрудники учреждения.
– Этого только не хватало! – заволновался референт. – Готово дело, сбежались. Устроила, сука, демонстрацию! Представьте себе: ухитрилась привязать себя к перилам, стыд и срам! От собственного подола кусок оторвала, это надо же, никакой девичьей гордости!
– Отпусти Костылева, палач! Отпусти, кому говорю! – закричала Лена громким голосом. – Свободу Алексею Костылеву! Свободу – совести! – и уже тише, как-то буднично добавила:
– Не боюсь я вас, хоть разорвитесь. Никакие вы не черти, просто вонючки. Козлы. Тьфу!
– Слыхали? – с возмущением зашептал референт. – А вы что? – он повернулся к сотрудникам. – Развлечение нашли в рабочее время? Что зенки вылупили? Живо по местам!
– Эй, ублюдок! – крикнула Лена, явно обращаясь к нему. – А ну, иди сюда, я тебе второй фингал поставлю! Алексей Петрович, не бойтесь вы их, они ничего не могут, только пакости говорить!
С изумлением Костылев заметил, что толпа сотрудников как-то заерзала и подалась назад. Послышались растерянные возгласы:
– Кто это? Почему такая?
– Их же не бывает!
– От нас скрывали!
– У-у, козлищи! – издевалась Лена. – И менеджер ваш – козел!
– Ну как она смеет? Ну ты… ты… – тонким плаксивым голосом закричали в толпе.
– Немедленно убрать посторонних, – быстро сказал Костылев. – Вы понимаете, что происходит? Здесь же десятки сотрудников и – брань в адрес руководства. А факт наличия человека? Натурального, наяву? Это же плевок в лицо всей вашей… пропаганде. Менеджер узнает – я вам не завидую. Имейте в виду: я работник новый, но обязан буду доложить.
Изменившись в лице и став абсолютно похожим на Гуреева, вызванного к директору на разнос, Цум хлопнул в ладоши и что есть силы заорал:
– Разой-дись! По ме-стам! Особа тяжело больна – потеря рогов плюс помутнение рассудка! Болезнь заразительна! Всем сохранять спокойствие! Их не бывает! Работать! Работать!
Акустика на лестнице была могучая, услышали все и нехотя начали разбредаться. «Пять, шесть – кашу есть, семь, восемь – сено косим», – неслось из коридора, удаляясь.
– Живо, живо! – торопил Цум.
Когда лестница опустела, он, глядя в сторону и нервно переминаясь с ноги на ногу, сказал Костылеву, что ему срочно нужно вернуться к менеджеру:
– Неотложное дело… Вы уж тут пока без меня…
Костылев понял: боится, как бы кто из коллег не опередил с докладом.
– Где мне с ней работать? – спросил он деловым тоном. – Не на лестнице же?
– Конечно, конечно… Пройдите в комнату переговоров. Ваша подопечная знает, где это. Я бы проводил, но… Вот ключ от комнаты, а мне, к сожалению, пора бежать.
И скрылся в коридоре, напевно выкликая: «Раз, два – кружева»…
Когда первый шквал всхлипываний и стонов, наконец, отбушевал, а рубашка Костылева сделалась у плеча мокрой и горячей, Алексею Петровичу удалось усадить Лену на узкий кожаный диван. Сам он сел рядом и, поколебавшись, обнял ее, отчего рыдания повторились, но в ослабленном варианте. Костылеву уже было рассказано, как к Лене однажды вечером явился «тип с лицом вши, а в щеке дырка».
– Пришел, говорит, что от вас, вы теперь на новой работе, по специальности, мол. А сам… рога пальцами показывает… – Лена изобразила, как «тип с лицом вши» показывал рога, – и еще подмигивает. Мерзко так, вы бы видели! А еще сказал – вы меня зовете…
Всхлипнув в последний раз, она подняла голову и стала решительно приглаживать волосы. Костылев смотрел и вспоминал Гаврилу.
А Лена, облизав губы, вздохнула и бубнящим басом костылевского сына Петьки, которого отец заставляет съехать на ногах с ледяной горы, выговорила: «Боюсь».
– Боюсь… – повторила она. – Я уже думала – они вас тут… Ой, пропали мы с вами, Алексей Петро-о-о…
– Да подожди ты! – Костылев не заметил, как перешел на «ты». – Ну, тихо, тихо. Расскажи лучше, что они тут с тобой делали?
Лена шмыгнула носом.
– Запугивали, что! Этот-то, референт, – сперва, как кот. То, се: деньги, подарки. А потом как принялся… излагать. Чуть не вырвало! А вас нет нигде. А потом притащил какие-то фотокарточки. Все – убитых женщин: «Смотри, что с тобой будет». А потом… – Лена вздохнула, – Алексей Петрович, вы правду скажите. Где Гаврила? – Она прикусила губу.
– С Гаврилой все в порядке, я уверен. А фотографии… плюнь. Все липа. Фальсификация.
– Я… глаза закрыла, а он врубил какую-то машину, вроде радио, а там вопли, хрип, дети плачут… Он говорит: это Гаврила…
