И в ту же секунду по ковбойскому поясу Зоро проскочил светящийся сгусток, брызжущий электрическими искрами, и один из дисков лопнул. И Кеша увидел Фиву, она заслонила Зоро.
– Милый мой, ты найдёшь меня в настоящем реальном времени, потому что любовь, когда она есть, она всегда в настоящем. У неё нет прошедшего времени, она никогда не кончается.
Облик Фивы погас, как гаснет выключенная электрическая лампочка, и сразу же объявился Зоро.
– Не буду отрицать, ты преуспел во многом. Талант – это клубок инстинктов многих поколений. Зашифрованных инстинктов. А код расшифровки, Золотой Ключик , в данном случае – ты. Тебя в ЛИПЯ недооценили. Это твоё счастье, Иннокентий Иннокентьевич Инютин, Три-И, что ты раскрылся внезапно – как снег на голову, а то бы уже давно был среди этих суицидентов.
Зоро с отвращением посмотрел на зомбированных сущностей и машинально привстал со стула. В свете белого круга лампы опять вспыхнули металлические цепочки и связки сверкающих мини-дисков, висящих на поясе. Он бегло выбрал один из них и, ловко отцепив, уже садясь, не глядя, словно подачку, запустил его в сторону лежащих суицидентов.
И сразу бесчувственные сущности зашевелились. Но не так, как это происходит с пришедшими в себя людьми, а конвульсивно дёргаясь и вскидываясь, как бы под воздействием электрошока. И Кеша не утерпел, спросил:
– Зачем это?
– Зачем? Но ты знаешь зачем! – радостно воскликнул Зоро.
– Нет, не знаю, – сказал Кеша.
– Не знаешь или не хочешь копаться в клубке инстинктов? Понимаю, понимаю, среди них есть такие, что просто душу воротит. Точнее – выворачивает наизнанку.
Кеша ничего не ответил. И тогда Зоро сказал:
– Смотри. На меня смотри. Повнимательней, сверяясь каждой чёрточкой.
Он встал и, демонстрируя себя, словно топ-модель, повернулся и в профиль, и анфас.
– Попытайся найти различие между мной и Зоро. Никакого различия не найдёшь. Почему? Потому что я и есть Зоро.
Он стал говорить, что давно заметил – у каждого одарённого человека есть пунктик, исходящий от его одарённости. И у самоубийц присутствует. И он решил использовать этот бросовый материал, от которого отказались даже сами владельцы. Да-да, для опытов над человеком и тренинга – этакие груши для битья. Ведь пределов совершенству нет. Многие люди индиго уже вживляют под кожу чипы. Так что прошу ещё раз посмотреть на результат.
Он опять горделиво повернулся и в профиль, и анфас.
– Но при чём тут Зоро?
– При полнейшей идентичности с ним, не хочу колебать воздух, воспользуюсь телепатией, отличием мыслительной речи, иначе немудрено запутаться.
Его гипертщеславие и пренебрежение к человеческому достоинству, которое раньше (в материальном мире) ему удавалось скрывать или подавлять, здесь моментально расцвели пышным цветом. И не использовать этот пунктик ну просто было бы преступлением. Благодаря гениально организованной свадьбе – моё почтение вам (Зоро выполнил книксен в сторону Кеши) – удалось здесь, в тонком мире, со многими побеседовать тет-а-тет. И должен сознаться, что некоторые люди вообще не имеют никаких пунктиков, но они не представляют интереса. А у некоторых, таких как профессор Бреус или полковник Акиндин, пунктики настолько непреодолимы, что с них не сорвёшь даже простейшего цветка. Валун – он во всех мирах валун. Кроме того, после них остаётся слишком много остаточного электричества. А побеждать пустоту, которая не желает быть пустотой, увы, мне просто недосуг.
– Не знаю, зачем всё это – зачем? – во второй раз спросил Кеша.
И Зоро радостно объявил, что понимает, очень даже хорошо понимает зачем. Его буквально сейчас осенило. Они могут создать великий тандем. Ведь наши достоинства есть продолжение наших недостатков, но как бы за гранью, за которой они уже травмируют личность индиго. Особенно в детстве.
Он многозначительно взглянул на собеседника.
В общем, он, Кеша, будет извлекать у людей инстинкты, которые для Зоро почему-то недоступны. А Зоро займётся инстинктами, в которых Кеше не хочется копаться. Кстати, таких гораздо больше. Так что работы у Зоро – непочатый край. Они смогут создавать людей по своему усмотрению. В их руках будет альфа и омега.
И тогда Кеша в третий раз спросил – зачем?
Над холмом неожиданно пробежал лёгкий ветерок. Кеша явственно услышал шелест листьев вечного дерева , под которым они с Фивой оставляли свои одежды. Он оглянулся и увидел диск, запущенный Зоро, который бумерангом вернулся и, на неуловимое мгновенье зависнув в воздухе, шелестя, растаял.
– Это всё проделки остаточного электричества, – вскричал Зоро.
Вместо диска в сгущающемся воздухе возникла Мавра Седнина.
– Иннокентий, Кеша! – с ужасом воскликнула она. – Это не Зоро, это лиходей, поедающий биополя. Он подобен компьютеру, Властелину колец , только во много раз мощней и непредсказуемей. Он называет себя пэ-пэ-зэ, Председателем Правительств Земли, но он посланник чужой, неприемлемой цивилизации.
Увидев, что так называемый Зоро никак не реагирует на появление своей возлюбленной, а напротив, привстал и, наклонив голову, суетливо перебирает диски и флэшки, Кеша подхватил Мавру. И в тот же миг почувствовал, что рядом с ним стоит Фива, а точнее, ангел, олицетворяющий Фиву, потому что она излучала такой лучезарный свет, которого прежде он никогда не видел. И всё её внимание было приковано не к нему, а к ней.
Мавра обрадовалась, шагнула к Фиве и уже в её объятиях прошептала, что все экстрасенсы, до которых добрался этот лиходей, висят у него на поясе. Теперь они обречены до скончания века скитаться во времени, в будущем или прошлом, он никогда не отпустит их в настоящее реальное время. У него идея фикс – превратить мир материальный в пространство биополей, подобно тому, как они это сделали со своей планетой НеборобеН.
С отчаянностью экстрасенса, овладевшего в ЛИПЯ тренингом концентрации сознания и теперь бесповоротно гибнущего, Мавра явила Фиве свою любимую детскую игрушку.
Нет, это была не кукла, не кошечка и не лошадка. Это была лодочка, в общем-то на лодочку не похожая ни формой, ни содержанием. Какая-то слоистая и вогнутая, как горсть, плашка. С внешней стороны холодная, металлическая, покрытая тёмно-зелёной краской, под цвет абажура на столе. А с внутренней – сделанной как бы из наплыва прозрачной керамики, всегда тёплой, гладкой и чёрной, как антрацит. Это потому, что под керамикой находился слой из совмещённых сеточек, пересыпанных мелкими взблёскивающими, точно икринки, дробинками. Плашка была необыкновенно лёгкой и, наверное, очень легко держалась на воде.
