— Вполне возможно, господа, что на нас напали, — говорит лис… и выбегает из класса как молодой!
На грани моей аурной чувствительности творилось невесть что, как будто ко мне приближался живой ковер плоти, над которым реяло целое облако тьмы. Ощущения были премерзкие. Оставаться в закрытом помещении не хотелось совершенно, но я, выхватив оба «раганта», замешкался на несколько секунд, запутавшись в приоритетах. Опыт и рефлексы требовали немедленно покинуть опасное место, логика же твердила, что стоящие тут люди с папками представляют для меня определенную ценность и их потеря нежелательна.
— Эмберхарт-кун!
Просящий взгляд безоружного Йошинари молотом ударил по моей чувствительной душе. Черт, ну как можно ходить безоружным? Мне кто-нибудь объяснит? Ну ладно эти, которые могут струю огня выдать на полтора десятка метров, но даже Рейко и староста, несмотря на все свои силы, теперь без ствола и в туалет не пойдут! А это инструктор! Человек, обязанный нас учить револьверному бою!
С кровью я оторвал от сердца один из «рагантов» и, под начинающийся шум все сильнее тревожащихся профессоров, сунул его в руки лысому учителю, вместе с пригоршней патронов. Йошинари уставился на меня еще интенсивнее, хотя его руки сноровисто работали, распихивая патроны по карманам. Пришлось выхватить из рукава любимый нож-бабочку, временно жертвуя его на нужды самозащиты… инструктора по самозащите.
Трость и три жалких револьвера против неведомой дряни, которой все больше и больше на грани чувствительности. А еще и Ирукаи смылся, и я буду не я, если сейчас кицуне не озабочен спасением собственных сородичей.
Я и беда добрались до главного зала одновременно. Только я успел окинуть взглядом мирно общающихся японцев и сосредоточенно шныряющих между ними кицуне, как двери основного входа в зал разлетелись мелкой щепой, вызывая заполошные крики удивления и шока, вскоре сменившиеся болезненными возгласами.
Она встала в дверном проеме. Невысокая, черноволосая, в немного потрепанном кимоно синего цвета, рукава которого прятали сложенные на животе кисти рук.
Некрасивая.
Самая обычная японская мещанка… держащаяся с достоинством королевы.
Я мотнул головой, наводя на девушку револьвер. Та дрянь, что клубилась за её спиной, по-прежнему ощущалась омерзительно, но мне почему-то показалось важным прочувствовать её потенциал как практика.
— «Она не практик», — прервал мои бесплодные попытки Эйлакс, — «А еще…»
Что он хотел сказать, осталось загадкой. Японка подняла обе руки, уподобившись проклинающему всех зомби, и звонко закричала на весь зал:
— Терновник растёт везде!
…а затем из-за её спины в зал, полный безоружных людей, хлынул самый настоящий серый поток живой плоти. Крысы! Я открыл огонь по тварям раньше, чем понял всё до конца, а когда понял, так сразу захотел оказаться как можно дальше от этого места! Миазменные крысы!
Когти и зубы тварей, каждая из которых была размером с крупную таксу, быстро нашли свои цели. Плотные и очень тяжелые тушки погребли под собой несколько неудачников, стоящих к двери чересчур близко. Писк, крики ужаса и агонии быстро создали атмосферу хаоса. Люди бегали, меж их ног сновали звери, выбирающие момент для прыжка или просто вцепляющиеся в ноги всем подряд. Я отскочил назад, через дверь, возле которой стоял, избегая участи быть снесенным выбегающими из зала преподавателями. Трех измененных животных, каким-то образом за считанные секунды пробежавших весь приемный покой, я благополучно пристрелил в спины.
Еще один быстрый взгляд на обстановку. Надежда поймать в прицел ту самую девушку-культистку была утеряна, её нигде не было видно.
Бить? Бежать?
Бить.
«Рагант» уходит в кобуру, его место занимает взятый в левую руку «пугер», короткий и с более мощными патронами. В правой я сжимаю трость, её наконечник начинает нагреваться, повинуясь мысленной команде. Несколько глубоких энергичных вздохов, и я врываюсь в зал.
Секрет смелости и отваги сэра Алистера Эмберхарта?
Рефлекторная ненависть англичанина к миазменным крысам, желание выгодно себя продемонстрировать, защита только что вложенных инвестиций и много-много «ирландской паутинки» в одежде.
Двумя быстрыми тычками трости дырявлю насквозь наскакивающую на пожилого пузатого японца зверюгу. Почтенный преподаватель визжит, машет перед собой руками, в глазах — слепая паника. Быстро встаю на одно колено, опуская руку с «пугером» параллельно полу, произвожу выстрел, сбивающий еще одну тварь с груди лежащей женщины. Крысу разрывает на две брызжущие кровью части, но женщине это уже не поможет — перегрызли горло. Встаю, ищу новую цель.
Цель находит меня. Вою от боли, челюсти крупной скотины яростно жуют икру моей левой ноги. Сначала дергаю этой самой ногой как дурак, а потом как он же стреляю в вцепившуюся в меня мерзость. Та добросовестно принимает в себя тяжелую пулю, повторяя судьбу предыдущей товарки, но челюсти не расцепляет, приходится тратить еще несколько драгоценных секунд, прожигая кончиком трости череп животного аж в трех местах. Подбрасываю трость, ловя ее за тонкую нижнюю часть, и бью клювом набалдашника, сшибая с себя остатки монстра.
— Спасайтесь! — ору во всю глотку, видя, как некоторые из присутствующих пытаются противостоять крысам. Слышны выстрелы, у некоторых был с собой огнестрел, но на общий хаос это не оказывает ни малейшего влияния. Наоборот — толпящиеся в зале люди лишь мешают друг другу. Юркие грызуны мечутся между паникующими, выискивая наиболее удобный момент для атаки.
Убиваю тычками еще двух мутировавших тварей. Хотя, какие они, нафиг, мутировавшие? Просто крысы на стероидах, ставшие из незаметных грызунов городскими альфа-хищниками. Больше мышц, выше агрессия, куда крепче шкура — и всё это компенсировано воистину жутким аппетитом, а также полным неприятием каких-либо авторитетов. Стреляю, сбивая еще одну здоровую и хвостатую дрянь в прыжке. Остается два патрона до перезарядки и один полный «пугер» — разум это отмечает автоматически.
На следующую атаку отреагировать не успеваю, да и идёт она не со стороны животных. Пожилой седобородый пузан, которой я спас ранее, хватает меня за пиджак бульдожьей хваткой, начиная трясти и требовать, чтобы я его срочно отсюда вывел. Вырываюсь, резко бью мужчину по лицу несколько раз, тыкаю пальцами в глаза. Не сильно, но достаточно, чтобы он разжал руки, хватаясь за лицо. Теперь можно посерьезнее. Затылок вороньей головы на трости соприкасается с затылком орущего деда. Пузан падает как подкошенный, а я принимаю на согнутый локоть тварюгу, целящую в прыжке вцепиться мне в пах. Вновь боль, паника, четвертый выстрел из «пугера», разжимание челюстей дохлого зверя.
Ядовито-фиолетовая вспышка, и я лечу в стену, впечатываясь в неё как муха об лобовое стекло едущего автомобиля. Отваливаюсь, пытаясь сообразить, на каком я сейчас свете, машу неумной головой. Не помогает. Зато помогает ощущение лютого холода, вцепившегося в тело на зависть всем присутствующим крысам.
Подскакиваю как здоровый и тут же совершаю совершенно дикий прыжок в сторону, вдоль стены. Падаю, грохая уже не совсем работающим плечом об пол, подхватываюсь, повторяю трюк.
Вовремя. Еще бы секунда-другая и меня бы этот уже замерший на месте сугроб проморозил бы до костей, как тех четырех неудачников, которых видно с моей позиции. Понимание, что мне совершенно не стоило лезть в полный паникующих практиков зал, приходит слишком поздно. Пора делать ноги, раз недобитые японцы вспомнили о своих навыках. Вряд ли они сейчас готовы вспомнить о том, что удары по площади могут задеть их сограждан.
— «Пригнись!»
Падаю на пол, пропуская над собой фиолетовую вспышку, приложившую меня о стену ранее. Кувырок, «пугер» ходит в руке, пытаюсь определить агрессора. Нахожу — та самая культистка в синем кимоно стоит у стены, бормочет, поводя перед собой руками, а над её головой набирают силу и яркость аж три сгустка фиолетового света. Её глаза не отрываются от меня.
