Воздушного флота подполковник Евграф Крутень Московские ведомости 15 июля 1920 года.
Российская империя, Москва, Большой Кремлёвский Дворец.
Проснулся Николай от одуряющего запаха свежей выпечки, а открыв глаза увидел спину широкоплечего мужчину в чёрной рясе, а когда тот обернулся, и морщинистое лицо, обрамлённое седыми волосами с ярко синими, глубоко посаженными глазами.
Лицо, священника было смутно знакомым, но вот ни фамилия ни громких дел, как-то не вспоминалось. Историю, Николай знал в объёме средней школы, а это было совсем немного.
– А… проснулся наконец. – Святой отец кивнул, а Николай, встал и как положено поклонился. — Да не тянись, не на службе. – Он взмахнул рукой приглашая присесть к столу. — Давай, а то пироги совсем остынут. Самолично брал у Тестова. Ещё горячие.
Не евший с прошлого вечера Николай сел к столу и заработал челюстями, перемалывая вкуснейшие пирожки с чуть хрустящей корочкой.
Епископ Макарий посмотрел на уминающего еду Николая и негромко, но внятно произнёс.
– Да, наворотил ты делов парень. С одной стороны, я тебя понимаю. Оплатить такой счёт было необходимо. А с другой, втравил нас в такой блуд, прости господи. Британцы эти просто на говно изошли, добиваясь твоей выдачи и суда в Англии.
– И тут, после душеспасительной беседы, последует предложение, от которого невозможно отказаться. – Прокомментировал боярич с трудом проговаривая слова сквозь набитый рот. — Выкладывайте ваше преосвященство.
Тот молча посмотрел на Николая, и неожиданно улыбнулся.
– Действительно занятный паренёк. Ну слушай. Я к твоему сведению руковожу Белогорской обителью братства Святого Григория Победоносца. Обитель у нас небольшая, но дружная.
— И? – Николай налил себе чаю, и взял ещё один пирожок. — И зачем я вам, с учётом того, что священником становиться не хочу, и не буду.
– А чего хочешь? – Макарий свёл седые брови к переносице.
— А ничего уже не хочу. — Николай отрезал себе большой ломоть пирога с рыбой, и задумчиво посмотрел куда-то вверх. – Нет. Наверное, сейчас попил бы холодного кваса. А то после этой гадской настойки горло дерёт от сухости. А вообще, мне все надоели. То душеспасительные беседы ведёте, то на крик исходите… Сборная команда неврастеников. Что до британцев, то уверен, что они ещё попыхтят немного, и успокоятся. Денежки шума не любят. Гадить конечно будут, но это их национальная черта.
– А ты?
– А мне вообще похеру. Сколько-то мразей уже прибрал на тот свет, так что пожил не зря.
– А как же матушка твоя, да отец? – Они-то тут самые пострадавшие.
– Ну, вот так сложилось. – Николай развёл руками. – Но это моя жизнь, и мне решать, что с ней будет. Это дар Господа нашего мне лично, и только я могу принять его или отклонить.
– Ну хорошо. – Макарий поднял руки. – Но шанс-то хоть мне дашь?
– Какой?
– Шанс доказать, что жизнь твоя ещё пригодится стране, твоим близким, да и просто людям что здесь живут. А чтобы не быть болтуном в твоих глазах, вот читай. – Он достал откуда-то сбоку лист гербовой бумаги, с шапкой и гербом Личной Его императорского величества канцелярии. – По документу этому, решением императорского суда, ты приговорён в служение в монастырский приказ Белгородской епархии, а вот этим рескриптом епархии, – на стол лёг новый документ, – послан служить в Белогорскую обитель. Ну и на самое сладкое, вот. Мой приказ о назначении послушника Белоусова в работы при оранжерее и саду. Спокойное, тихое место. Против цветов-то не возражаешь?
– И всё оставшуюся жизнь растить цветы? – Николай громко рассмеялся, представив себе эту картину.
– Никакая вечность не длится бесконечно. – Святой отец хитро улыбнулся. – Могу тебе сказать, что дольше четырёх лет в стенах обители задерживаются только отцы-наставники, а те имеют свободный выход в город, и часто живут вне монастыря в своих домах. Так что, если всё будет нормально, и ты через четыре года получишь свободный выход в город. Ну а там, Бог ведает.
– Ладно. – Николай кивнул. – Только пусть моих родных предупредят. А то они, наверное, уже извелись в ожидании суда. А цветочки… пусть будут цветочки. Всяко лучше, чем на каторге или в могиле.
Епископ Макарий сделал ещё лучше, устроив Николаю свидание с родными. Правда встреча вышла скомканной, и торопливой, но на сердце у боярича полегчало. А через час, его и настоятеля обители принял на борт новенький ещё пахнущий краской курьерский аэролёт Нетопырь, взявший курс на Белгородскую губернию.
Шли ходко, и через четыре часа уже заходили на посадку на большую площадку внутри монастырских стен, возвышавшихся на восьмиметровую высоту.
В монастырях Николай бывал неоднократно. И по делам, связанным с юнакским обществом Войска Донского, и просто по случаю, но такого он ещё не видал. Внутри огромной площади окружённой мощными стенами, стояли ровные ряды небольших зданий, словно по линейке, пара аккуратных трёхэтажных корпусов с черепичными крышами, и совсем небольшая церковь, даже скорее часовня в центре. Зато свободных площадок было в изобилии. И даже две полосы препятствий, одну из которых он разглядывал особенно внимательно, когда к нему подошёл Макарий.
– А… Любуешься нашими площадками. – Настоятель усмехнулся – И как тебе?
– Сложность полосы препятствий определяется не крутизной, сооружений, а временем, отпущенным на её прохождение. – Ответил Николай. – А вы я погляжу тут не служек церковных готовите. Вон, там стрельбище, а правее – площадка для рукопашников. Если не увижу сапёрного полигона, вообще расстроюсь.
– Да где тут взрывать, стены кругом! За лугом в овраге, сделали. – Машинально отмахнулся Макарий, глядя вниз, и медленно словно орудийная башня повернулся к Николаю. – Чёт-ты многовато знаешь, даже для сына Сашки Белоусова.
– И что? – Боярич спокойно посмотрел в глаза священнику и усмехнулся. – Так странно правда? Мама – подполковник, папа – полковник, да оба не из пехоты. Дома библиотека на восьми языках, да гости с такими наградами на груди, что сам губернатор первым встаёт. И просто удивительно, что я вырос не домашним заморышем, с кучей болячек. Откуда что взялось?
– Ох язык твой… – Отец Макарий погрозил узловатым пальцем с платиновым перстнем, на котором всадник добивал змея. – Отдать бы тебя на пару лет в строевую роту…
– Так потому и не лезу под погоны. – Николай улыбнулся. – Не хочу, чтобы мной командовали придурки.
Завывая двигателями, и чуть покачиваясь, Нетопырь осторожно сел на плац, и подбежавшие монахи споро зацепили канатами причальные крюки аэролёта, и так же быстро отбуксировали его в сторону к боковой стороне, плаца, освободив середину площадки. А к выходящим из гондолы отцу Макарию, и Николаю, быстрым шагом подошёл подтянутый служка в облачении игумена.
– Ваше Преосвященство. – Игумен поклонился, коснулся губами протянутой руки и выпрямился по стойке смирно. – За время вашего отсутствия происшествий не случилось. В строю пятьсот восемьдесят пять послушников, сто шесть монахов, заболевших и выбывших по ранению, нет. Доложил дежурный наставник, игумен Афанасий.
– Благодарствую, отец Афанасий. – Макарий размашисто перекрестил игумена. – А то, видишь, услышал Господь наши молитвы. Выписали-таки нам воздухолёт. Прямо с мясом можно сказать оторвал у Морской коллегии. Небось до сих пор опомниться не могут. – Макарий негромко рассмеялся.
– Ну наконец-то! – И Афанасий совсем другим взглядом посмотрел на летающую машину. – И много ли отдали?
– Вот с условием пристроить сего отпрыска уважаемых родителей. Привести так сказать в чувство и сознание.
– Ну, это мы быстро. – Игумен ухмыльнулся. – Что за ним? Карты, девки да винище? А то может не приведи святы угодники, порошки заморские? – Он пристально посмотрел в глаза Николаю, так словно хотел прожечь в том дыру.
– Если бы девки да винище! За ним, один инвалид, коего ещё будут судить, да покойный советник британского посольства, который умирал долго, и страшно. А так-то мертвецов десятка три или четыре.
