Взял оставшийся пук крапивы и начал хлестать Сережку по рукам. На красивом лице Никсы появилось жестокое выражение.
Запястья Шереметьева покраснели, и на них появились волдыри.
— Никса, прекрати! — сказал Саша.
Николай выпрямился и обернулся.
— Как ты смеешь меня останавливать?
— Никса, ты мне таким совсем не нравишься, — сказал Саша. — Не дай мне разочароваться в тебе окончательно. Прямо больно. Крушение идеала.
— И что ты предлагаешь? — спросил Николай.
— Дедушка как-то обходился, — сказал Саша. — Декабристов не пытали, исторический факт. Они как-то сами все выкладывали. Вот как? Материалы дела что ли поднять?
— У дедушки была Петропавловская крепость с Алексеевским равелином, — заметил Никса.
— Это не объяснение, — сказал Саша. — Они были крепкие ребята.
— Хочешь поиграть в Николая Павловича? — спросил Никса. — Давай!
Саша опустился на корточки перед Шереметьевым, поднял глаза и внимательно посмотрел на него.
— Как насчет должности моего адъютанта, граф? — спросил Саша.
— За пароль? — поинтересовался Сережа.
— Нет, — сказал Саша. — Я же вижу, что ты не продаешься.
— Кто бы отказался! — воскликнул Шереметьев.
— Принято?
— Да.
— Понимаешь, Никса, — сказал Саша. — Когда человек, чувствует за собой вину, он начинает оправдываться и в результате полностью себя топит. А здесь, какая вина? Выпытать слово, ни с чем не связанное, это гораздо сложнее.
— Как я понял, ты пас? — спросил Никса.
И шагнул к Шереметьеву с пучком крапивы.
— Не трогай моего адъютанта! — остановил Саша. — Вассал моего вассала не мой вассал.
— В России никогда не было этого принципа, — заметил Никса.
— Дай мне еще немного времени, — попросил Саша. — Будет гораздо интереснее, чем пытки. Отхлестать друг другу крапивой вы и без меня успеете.
— Хорошо, — согласился Никса.
— Ну, что у нас еще есть, кроме самооправданий и подкупа… — проговорил Саша. — Благородные чувства. Например, обвиняемый хочет показать правительству масштаб общественного недовольства для чего выдает всех ему известных членов заговора.
— Не сработает, — заметил Козлов.
— Конечно, — согласился Саша. — Мы и так знаем всех наших разбойников: по именам. Но это не все. Еще есть дружба…
— Если сейчас поймают еще кого-нибудь, — заметил Никса.
— Ну, граф, кто твой лучший друг? — спросил Саша.
Шереметьев молчал.
— И еще есть любовь, — сказал Саша. — Где Тина, граф?
— Не пойдет, — сказал Никса. — Что бы ты обо мне не думал, я не буду пытать девчонку.
— Ну, зачем же обязательно пытать? — поинтересовался Саша. — Тина к тебе неравнодушна.
— Да? — удивился Никса.
— Александр Александрович, вы действительно думаете, что это лучше пытки? — спросил Шереметьев.
— Ладно, — вздохнул Саша. — Сильный инструмент, оставим на крайний случай. Есть еще благодарность.
— И то верно, Сережа, — подхватил Никса, — после всего, что сделал Саша, молчать с твоей стороны — это полное бесстыдство!
— А выдавать тайны не бесстыдство? — спросил Шереметьев.
Саша поднялся на ноги.
— Кажется, я не ошибся в выборе адъютанта, — заметил он.
— Сдаешься? — спросил Никса.
И взялся за крапиву.
— Не поможет, — сказал Саша. — Ты его хоть огнем жги. Железный парень.
— Лесть входит в число твоих инструментов? — поинтересовался Никса.
— Один из основных.
— Буду знать, — сказал Никса.
— Не против тебя, — возразил Саша.
— Ну, конечно!
Саша оглянулся к Шереметьеву.
— А как насчет сделки со следствием, граф?
— Чем это от подкупа отличается? — спросил Шереметьев.
— Всем, — сказал Саша. — Сделка — это равноправный договор.
— И что ты предлагаешь? — спросил Никса.
Предложить Саша не успел, потому что услышал за спиной разговоры и смех.
Обернулся.
К лавочке вели нового арестанта. Это бы Яков Ламберт, ровесник Никсы. Тонкие черты лица, светло-русые волнистые волосы, умные голубые глаза. Саша помнил, что Ламберты — по происхождению французский род, и про себя окрестил его «Арамисом».
Конвой состоял из Коли Лейхтенбергского и Феди Мейендорфа.
— О! — сказал Саша. — Надежда есть. А то у нас тут Василий Шибанов завелся. В общем: «Слово его все едино, он славит свого господина».
— День меркнет, приходит ночная пора,
Скрипят у застенка ворота,
Заплечные входят опять мастера,
Опять зачалася работа
— процитировал Ламберт.
— Оно издано? — удивился Саша.
— Эээ… нет, — признался Яков. — Ходит в списках.
— Никса, а можно мне взять еще одного адъютанта? — спросил Саша.
— Яшу я тебе не отдам, — отрезал Никса.
— Александр Александрович берет себе пленников в адъютанты, а потом, на правах сюзерена, не дает пытать, — объяснил Козлов.
— Да? — заинтересовался Ламберт.
— А что за Василий Шибанов? — спросил Шереметьев.
Ламберт поднял глаза куда-то к ветвям деревьев.
— Почитайте хотя бы Карамзина, граф, — посоветовал Козлов.
— Прочитает в свое время, — вступился Саша. — Василий Шибанов — это стремянный князя Курбского, который привез его письмо Ивану Грозному.
— Да, кажется вспомнил, — сказал Шереметьев. — Его убили?
— Запытали до смерти, — уточнил Саша.
— Так что за сделку ты хотел предложить? — напомнил Никса.
— Граф, — обратился Саша к Шереметьеву, — я ведь у вас в Кусково никогда не был?
— Нет, — сказал Сережа, — только в Останкино.
— Давай так, — предложил Саша. — Ты у меня спрашиваешь что-нибудь про Кусковский парк, и, если я отвечаю правильно больше, чем на половину вопросов, ты говоришь пароль.
— Любопытно, — прокомментировал Ламберт.
— Александр Александрович наверняка видел схему или план, — предположил Шереметьев, — потому и предлагает Кусково.
— Конечно, — кивнул Саша. — Но не факт, что я его помню. С собой нет. Зато ты знаешь свое Кусково как свои пять пальцев. И, если соврешь, мы увидим. Вопросы по плану. То есть не «какой сорт роз у нас растет вокруг стелы, посвященной визиту Екатерины Великой».
— Мне затея нравится, — сказал Никса. — Интересно.
— Не помню, какой сорт роз, — сказал Шереметьев. — Я там давно не был.
— Значит, мы почти в равном положении, — заметил Саша.
— Ладно, — сказал Сережа. — Попробуем. Если вы, Ваше Высочество стоите спиной к дворцу, а лицом к стеле, что у вас справа?
— Грот, — сказал Саша. — Милое, кстати, место. Как ни странно, отдельное здание с куполом, а не пещера. Прохладно, панно из ракушек. Это я напрашиваюсь.
— У папá спрошу, — сказал Сережа. — Но, думаю, что он будет очень рад.
— Он угадал? — спросил Ламберт.
— Да, — кивнул Шереметьев. — А дальше?
— От большого пруда?
— Да.
— Пруд поменьше, — сказал Саша. — Потом Итальянский домик.
— Правильно? — спросил Никса.
— Да, — подтвердил Шереметьев. — Но Великий князь кое-что забыл…
— Крепостной театр? — предположил Саша. — Он тоже там?
— Да.
— Ошибку не засчитываем. — резюмировал Никса. — Он поправился.
— Ладно, — кивнул Сережа. — Вы стоите спиной к дворцу. Что перед вами?
— Французский парк, стела, о которой я уже говорил, две больших лиственницы, а за ними — оранжерея.
— Да, — сказал Шереметьев. — Разве лиственницы могут быть на плане?
— Бывают и подробные планы, — заметил Саша.
— Я не видел таких, — засомневался Сережа. — И панно из ракушек в гроте на схемах не бывает.
— Бывают схемы с описаниями, — сказал Саша.
Никса усмехнулся.
— Я тебе потом объясню, Сереж. Если, конечно, скажешь пароль.
— Хорошо, — кинул Шереметьев. — Что у вас слева, Ваше Высочество?
— Швейцарский домик, — сказал Саша.
— Нет! — воскликнул Сережа. — Нет там никакого швейцарского домика!
