— Я Мадлен Саамс! — губы женщины изогнулись алым бантиком улыбки.
Кажется, по этой дороге мы уже проезжали…
— Нет, кто вы, Мадлен Саамс и зачем лечите меня?
— Я — дочка аптекаря, отец с детства учил меня всем медицинским премудростям. Поэтому я вас и лечу. Вот, выпейте укрепляющего отвара.
Вольф осторожно выпростал руку из-под одеяла и взял протянутую кружку. Действительно, отвар. Травы, мёд — остальное он не опознавал. И отвар и вправду оказался укрепляющим — по крайней мере, Вольф почувствовал, что готов на подвиги.
Если сможет встать с кровати.
Он сел окончательно, наконец-то сумев рассмотреть свою спасительницу-целительницу. Да, женщина, лет тридцати, высокая, округлое лицо, пухлые белые руки, но сама — не толстая, и даже пухлой ее назвать сложно, скорее, из тех женщин, которых называют «сочными».
Кто-то другой мог бы и влюбиться, но все мысли младшего сотника, он же лейтенант егерей, сейчас были только о выполнении задания. К тому же он предпочитал другой тип женщин, таких, которые живут только в горах Айнштайна.
— Где мой пистолет?
— Вот он.
Револьвер лежал на столе, на небольшом круглом подносе, между тарелочек и мисочек, накрытый кружевной салфеткой. В этом окружении он выглядел как пирожок сложной формы. Да он даже блестел так, как будто был смазан сливочным маслом!
— Где моя…
Он замолчал. Снова скрипнула дверь, и комнату из угла в угол пересек все тот же маленький сгорбленный человечек. Все так же не обращая ни на кого внимания он пробрел через комнату и исчез за дверью противоположной стены.
Вольфу начало казаться, что он бредит.
Дочка аптекаря, радостно улыбающаяся так, как будто ждала его всю жизнь, бродящий туда-сюда гном, пистолет под кружевами, запахи выпечки и куриного супа… Что вообще происходит?
— Где моя одежда?
— Так вот же она!
Оранжевая форма драгуна, в которой он сбежал из плена, висела на стене. Чистая, заштопанная и отглаженная. Холера, да она, выйдя из-под иглы полкового портного, выглядела хуже!
— Кто вы?
— Я Мадлен Саамс!
Вольф понял, что ему будет сниться в кошмарах ближайший месяц. Нет, не майор ан Гуллен, с его милой страстью к коллекционированию, не плен, не отрубленный палец, нет. Вот эта вот милая, добрая, улыбающаяся женщина.
Ничто не пугает больше, чем непонятное. А что происходит — Вольф не понимал.
Впрочем, то, что в этой красивой форме на улицу лучше не высовываться, он понимал.
— Скажите, а другой одежды у вас нет?
8
— Обязательно приходите к нам в гости еще! Обещайте!
Вольф вздрогнул. Он стоял на улице, перед дверью аптеки, в которой улыбалась и махала рукой Мадлен Саамс — холера, от одного имени мурашки по коже! — переодетый в чистую одежду из многочисленных запасов аптеки. Он не знал, откуда в аптеке столько разномастной одежды и не хотел знать. В руках Вольф держал сумку, в которую сложил оружие и форму кепулианских драгунов, а в другой руке — бумажный сверток, в который Мадлен сложила ароматные поджаристые пирожки.
Ему казалось, что он попал в сказку. Из тех сказок, что рассказывают на ночь и после которых страшно закрыть глаза в темноте.
Он обернулся. Вольф не удивился бы, если бы обнаружил, что аптека, из которой он только что вышел, исчезла.
Нет, она все так же стояла на своем месте, как будто издеваясь. На двери был вырезан единорог.
Вольф медленно пошел по улице. Настолько медленно, чтобы никто не подумал, что он убегает.
Выбросить из памяти странную аптеку и ее странную хозяйку. Выбросить! Сейчас нужно продолжить выполнение задания!
Он сбежал из плена. Перед этим под страхом пыток раскрыв замысел фельдмаршала. Если бы он просто сбежал, например, выскочив из перевозящей его кареты и скрывшись в переулках, то сейчас он мог бы забиться в какой-то темный угол и выжидать. Потому что именно такое поведение было бы ПРАВИЛЬНЫМ. Трус — убегает и прячется. Но он, Вольф, вместо того, чтобы чуть-чуть подумать и побыть таким трусом, вырвался из плена, оставив за собой кучу трупов. Человек, который способен на ТАКОЕ — прятаться не будет. Он, кляня себя за минутную слабость, позволившую выдать тайну, рванет к своим командирам по прямой, чтобы как можно быстрее рассказать обо всем. И он, раз уж показал себя именно таким человеком — должен повести себя как такой человек.
Как можно быстрее рвануть в Шнееланд. А что может быть быстрее железной дороги?
Вольф взмахнул рукой, останавливая извозчика:
— К вокзалу!
Глава 58
Шнееланд
Штальштадт
5 число месяца Монаха 1855 года
Ксавье
1
На столе лежал маленький сверток из плотной ткани. Неизвестной Ксавье, он, в конце концов, не портной и не ткач, а среди тканей, достойных облекать тела аристократов ему она тоже не встречалась.
Содержимое узелка ему тоже знакомым не было, но только по названию. Химиком он, в конце концов, тоже не был. Как и отравителем. И какой конкретный яд им передали — он не знал. Но что это отрава — никаких сомнений. В конце концов, агент бунтовщиков-«музыкантов» намекнул на это достаточно прозрачно.
— Это отрава, — сказал он, бугай, протиснувшийся к ним в комнату и бросивший сверток на стол, — Послезавтра подсыплете ее в суп солдатам. Приказ Младшего.
— А Старший знает? — с убедительным сомнением в голосе поинтересовался Макграт. Только зная бывшего морского пехотинца достаточно хорошо, можно было понять, что он смеется.
Бугай хмуро посмотрел исподлобья:
— Самый умный здесь, что ли?
— Нее, вон, Кэтсхилл поумнее меня будет, точно, — поскромничал Макграт.
Здоровяк посмотрел на рекомого Кэтсхилла, на его вечно унылое лицо, наморщил лоб…
— Я сказал — ты услышал. Сделаете, как сказал Младший, иначе пожалеете.
И вышел.
Морские пехотинцы, вместе с Ксавье, остались задумчиво смотреть на узелок.
— Что будем делать? — первым нарушил молчание малыш Крис.
— Можно убить кого-нибудь, — не раздумывая, произнес Миллер.
— Кого? — Ксавье не столько удивила готовность к убийству, сколько сразило непонимание того, как это, в принципе, может помочь разрешить диллему.
— Кого-нибудь, — пожал плечами Миллер.
— Как это поможет?
— Я не говорил, что поможет. Просто — почему бы и не убить?
— Никого мы убивать не будем… — хлопнул ладонью по столу Макграт.
— Как не будем?!
— Сначала надо решить, что делать. Будем травить солдат или пусть живут, что делать, если не будем и что делать, если будем. А потом, конечно, кого-нибудь убьем.
— Травить солдат нельзя, — решил все же вмешаться в обсуждение будущих убийств Ксавье.
— Почему? — Макграт удивился так искренне, что, похоже, и не шутил вовсе. Наверное.
Ксавье растерялся:
— Они нам ничего не сделали…
— Я в своей жизни поубивал столько людей, которые мне ничего не сделали, что еще пара десятков ничего особо не изменит.
— И я, — осклабился Миллер.
— И я, — неожиданно произнес Кэтсхилл. А с другой стороны — что в этом неожиданного? Кэтсхилл, несмотря на свое унылое лошадиное лицо и облик школьного учителя — все-таки морской пехотинец. А там те, кто никого не убивал, встречаются реже, чем девственницы в гильдии белошвеек. Такая работа…
Ксавье посмотрел на малыша Криса. Тот, в конце концов, тоже…
— Я… — покраснел тот, — Еще… Ни разу…
После чего залился краской до самой шеи.
Хлопок ладони по столу.
— Хватит хвастаться. Будем думать. У нас два пути: сделать, как сказано, или не делать этого…
2
Оба пути, как пришли к выводу в ходе короткого обсуждения, были потенциально опасными.
Подсыпаешь яд — оказываешься пособником мятежников. Никто не сомневался, для чего понадобилось травить охранников оружейного склада — чтобы бунтовщики могли быстро добраться до винтовок, иначе их просто перестреляют, как…
