Малоприятное ощущение! Но еще меньше Сене нравилось, что эта бесконечная белизна совсем не похожа на его родной мир. То есть надежда на чудесное спасение не оправдалась… или оправдалась, но отчасти. В том смысле, что столь вовремя появившийся туман, конечно, спас Сеню от смерти на морозе, в пасти Масдулаги или на копьях оказавшихся неблагодарными скотами хелема. Но те, кто прислал ему на помощь чудодейственный туман, явно сделали это небескорыстно. Рассчитывая не просто помочь жалкому смертному, засыпаемому снегом, но найти ему полезное для себя применение. В противном случае просто вернули бы Сеню домой, в родной мир, а не забросили… сюда. Неведомо куда!
Невзначай Сене вспомнились выражения, услышанные им еще в школе, на уроках физики. «Энтропия» и «тепловая смерть вселенной». Насколько он тогда успел понять, энтропия, как мера хаоса, даже в кажущейся бесконечной вселенной должна была когда-нибудь достичь предельного уровня, когда всякое полезное действие оказывалось невозможным — КПД любого процесса делался равным нулю.
Представить, как должна выглядеть вселенная, достигшая такого состояния — «тепловой смерти» — Сеня, разумеется, не мог. Но теперь, то ли стоя, то ли вися, то ли двигаясь по течению посреди белого безмолвия, подумал: этот мир к «тепловой смерти» по меньшей мере, близок. Неизмеримо ближе его собственного мира.
От отчаяния и непонимания происходящего («Куда ж вы меня засунули… зачем?») Сеня нецензурно ругнулся — коротко, но громко. Звук улетел в белеющую даль, затерявшись в безмолвной пустоте. И в ответ… тишина. Даже эхом Сенин крик не отразился. Видимо, неоткуда.
И все же нельзя было сказать, чтобы этот отчаянный возглас совсем уж не возымел эффекта. Миг спустя Сеня понял, что сюрпризы для него на сегодня не закончились. Вдалеке посреди белизны вырос темный прямоугольник. Который мог быть, если не дверным проемом, так хотя бы окном. Окном в нормальный мир!
Со всех, оставшихся у него, сил Сеня бросился в направлении прямоугольника — движимый как надеждой, так и каким-то иррациональным опасением. Что, если он промедлит, если не уложится в некий гипотетический временной отрезок, прямоугольник снова закроется, оставив Сеню в этой жуткой белизне. Угнетавшей пуще всякого кошмара.
Сеня бежал и бежал, ни ног не щадя, ни сердца. А уж как панически оно забилось в груди, когда показалось, что прямоугольник не приближается, а наоборот, отдаляется от бегуна. Впрочем, к чести Сени, в панику он не ударился. Сумел вовремя сообразить, что просто бежит не совсем в нужном направлении. Но куда-то немного в сторону от спасительного проема. Пришлось немного подкорректировать курс.
Когда до заветного прямоугольника осталось по Сениным прикидкам менее сотни метров, беглец из мира белого безмолвия смог разглядеть его достаточно отчетливо, чтобы понять: перед ним и впрямь дверной проем. За которым к тому же темнеют стены и пол… серые. Не то каменные, не то из бетона.
«Да пусть хоть дерьмом будут измазаны, — подумал Сеня, поднажав и на последних десятках шагов от спасения решив выложиться до предела, — всяко лучше, чем эту белую жуть безжизненную вокруг себя видеть!»
Задыхаясь, на подкашивающихся ногах, Сеня буквально влетел в проем, постукивая подошвами по каменному полу. И мгновение спустя проем закрылся за его спиной — лениво погрохатывая, сама собой встала на место, заслоняя это отверстие в стене, каменная плита. Оглянувшись, Сеня видел перед собой только стену, из таких тяжелых, аккуратно обтесанных, плит сложенную. И никаких дверей; тем более — в другие миры.
Сразу стало заметно темнее. И лишь слабые лучи света, случайно проникавшие сюда, не иначе, из других помещений, позволяли Сене худо-бедно различать детали обстановки.
Проем, теперь закрытый каменной плитой, привел Сеню в большой, темный и прохладный зал — что-то вроде нефа в католическом соборе или помещения во дворце какого-нибудь древнего царя. Высокий сводчатый потолок, ряды колонн. Подойдя к одной из них поближе, Сеня заметил, что основание у колонн квадратное, а, как минимум, одна эта колонна успела покрыться щербинами… и даже трещинами кое-где.
Это, а также темнота и общая скудность интерьера свидетельствовала о заброшенности, давней запущенности зала… а то и всего здания, в котором Сеня оказался. Укрепила это впечатление и попытка пройтись среди колонн. Пол под ногами, выложенный опять-таки небольшими каменными плитами, оказался неровным. Кое-где плиты отсутствовали или были расколоты, частично искрошены.
Даже того характерного шороха, который издают копошащиеся по углам крысы, Сеня не услышал. И не очень тому удивился. Видимо, питаться грызунам здесь было попросту нечем. Вот и сбежали — подобно всякой другой живности.
— Э-эй! — выкрикнул Сеня, приставив ладони ко рту на манер рупора, — есть тут кто?.. Или здесь всегда так встречают гостей?
Крик разнесся эхом, отражаясь от каменных стен и свода.
Затем в глубине зала, среди колонн, мелькнуло пятно света. Приободренный, Сеня осторожно (так, чтобы никуда в потемках не врезаться), но в то же время решительно двинулся ему навстречу. Пятно приближалось; Сеня еще успел заметить, что свет этот немного странный — бледно-голубоватый. Редкость для ручного фонаря. Вычурная бесполезная редкость.
По мере сближения Сени и источника света, впрочем, стало понятно, что последний вовсе не был фонарем. Во всяком случае, фонарем в том смысле, который вкладывают в это понятие Сенины современники.
По залу плыл прямо в воздухе, не имея никакой видимой опоры… шар. Светящийся тем самым бледно-голубым светом шар размером с баскетбольный мяч. А рядом с неспешным достоинством вышагивал старик в темной хламиде или мантии «а ля европейский университет», только что без квадратной академической шапочки.
Невысокий старик с белой, ухоженной окладистой бородой и живыми, сверкающими любопытством, глазами.
— Приветствую тебя в своей обители, — изрек он важно, будто король, встречавший гостя в собственном тронном зале, — или… предпочитаете обращение на «вы»?
— Как… хотите, — в нерешительности произнес Сеня. А затем протянул старику руку, одновременно назвав свое имя.
Тот ответил на рукопожатие, помешкав, впрочем, долю секунды. Как будто мысленно заглянул в невидимую шпаргалку на тему: «Обычаи и поведение землян». Но вот представляться сам отчего-то не спешил.
— Прошу прощения за некоторые… хм, неудобства, — затем молвил старик, — необходимо было очистить ваш организм от токсинов и вредных микробов, попавших туда… в том месте, откуда потребовалась срочная ваша эвакуация.
Сеня кивнул, вспомнив о ране, полученной от удара хвостом Масдулаги, и теперь ловя себя на том, что рука больше не болела. Исчезли и другие неприятные ощущения, связанные с той раной — вроде помутнения в глазах и шума в голове.
Не возражал Сеня и против вредных микробов, не получить которые он не мог, если учитывать, в сколь антисанитарных условиях ему пришлось существовать последние месяцы. Ни тебе душа с гелем, ни полноценной стирки. Особенно в мороз.
Заодно стало понятно назначение того… хм, места, где царила безупречная белизна. Не какой-то мир отдельный это оказался, но что-то вроде камеры дезинфекции.
Но камеры — где?..
— А где мы? — вслух задал Сеня этот вопрос.
— Бовенгронд, Замок-Над-Миром, — с все той же невозмутимой гордостью изрек старик.
9
Чем-то он напоминал Сене Хубара. Не внешностью, понятно. Шаман хелема не только выглядел моложе. Он, прежде всего, оставался грязным дикарем, разве что поумнее соплеменников — ишь, принцип работы зажигалки освоил! Тогда как в облике хозяина таинственного Замка-Над-Миром ощущалась аккуратность, цивилизованность, даже некоторая аристократичность. Как, впрочем, и подобает хозяину замка. Да и изъяснялся встреченный Сене старик не в пример Хубару с его примитивной первобытной речью. Грамотно, почти по-современному. Приветствует, вот; прощения просит из вежливости, знает такие слова как «микробы» и «токсины».
