Annotation
Журналисту, волею судьбы очутившемуся в странной деревеньке посреди леса, выпадает шанс осуществить мечту всей своей жизни — собрать коллекцию самобытных и не причесанных писателями старых сказок. Его ждут мрачноватые истории про русалок, дриад и прочих существ, обитающих в чаще и рядом с людьми — в которые ни в коем случае нельзя верить.
Однако вскоре не только он начинает охоту за сказками, но и сами сказки — за ним.
Наталья Изотова
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Наталья Изотова
Взрослые сказки
Глава 1
Я не знаю точно, когда это произошло. Когда эта дурацкая идея (в тот момент она казалась мне очень удачной) полностью захватила мои мысли. Понимаете, дело в том, что каждый более-менее состоявшийся журналист должен в своей жизни написать книгу. Не какую-нибудь биографию или комнатное исследование, а собрать материал, беря интервью у живых людей. Поездить поспрашивать, пособирать сплетни и попробовать подсунуть под них факты. И опа — интрига готова, Кеннеди инсценировал свою смерть! Ну, как пример.
Я не замахивался на политику, меня прельщало совсем другое — сказки. Друзья постоянно подшучивали над этим, повторяя, что нам с женой стоит завести детей и рассказывать сказки им, а не платежеспособным гражданам, но я всегда находил в себе терпение объяснить, что это будет особая, полная версия сказок. То, что не стоит слушать детям.
И какое-то время я действительно искал материал. Но успехи мои были сомнительны: все источники, претендовавшие на роль первого варианта повествования, кишели тем, что так любит чистенькое современное общество: насилием и извращением. Жена, просмотрев мои выборки, презрительно скривилась и отметила, что, если я захочу когда-нибудь сделать карьеру в качестве сценариста фильмов для взрослых, то эти наработки вполне подойдут. Выставлять же их на всеобщее обозрение крайне неразумно. Я с ней полностью согласился.
Сложно объяснить критерии, по которым я пытался вычислить настоящую сказку. Это было подобно интуиции. И все же мои старания оказались тщетны. Я не знал, куда ехать, что искать, с кем говорить. Со временем мой запал подостыл, но мысль все еще продолжала настойчиво преследовать.
А потом случилось одно маленькое событие, вроде бы незначительное, но изменившее всю мою жизнь. Мой хороший приятель Фабрис давно уже женился и завел детей. Их старшая девочка, замечательная смышленая малышка, в этом году перешла уже в средние классы. И вот однажды вечером он позвонил мне и подавленным голосом спросил, не знаю ли я хорошего детского психолога, так как он помнит, что я собирал материал на эту тему, в том числе по отзывам родителей. Та статья уже была напечатана, но он, видимо, не интересовался этим изданием. Конечно, я тут же отыскал несколько визиток и продиктовал ему телефоны, поинтересовавшись, что же произошло.
— Малышке Люси совсем плохо, — был ответ. — Она никак не может успокоиться, сидит на диване, поджав ноги, и вся дрожит. Она уже давно спит без ночника, но сегодня не разрешает нам выключать верхний свет. Марго не отходит от нее, но они обе уже измотаны….
— А что случилось? — удивился я, вспоминая всегда бойкую и жизнерадостную Люси. — Ее кто-то обидел?
— Все, что мы смогли выудить из нее — девочка из той деревни, Эстер, рассказала ей какую-то страшную сказку. Я говорил, что дружба с этой дикаркой добром не кончится! Я уже звонил ей домой, но никто не берет трубку.
— Сказку? — удивленно повторил я.
— Господи, Ланс, как ты можешь думать сейчас…
— Нет-нет! — вовремя спохватился я. — Просто я хотел сказать, что это звучит абсурдно! Послушай, везите ее в больницу, пусть ей и жене дадут успокоительное. А психолог уже завтра. И, как все закончится, заходи ко мне на рюмку коньяка.
— Хорошо.
— Держись, приятель. Удачи.
Я повесил трубку и еще долго в задумчивости стоял у письменного стола.
Через день я уже ехал в ту самую деревню, откуда прибыла эта Эстер. Жена, обычно во всем поддерживавшая меня, оказалась против этого путешествия, но так и не смогла объяснить причину, поэтому вынуждена была меня отпустить, дав честное слово не рассказывать никому о месте и цели моей поездки. А путь оказался неблизкий. Шаткий автобус бежал по горной дороге, на поворотах почти свешиваясь над обрывом, и я все время ловил себя на том, как представляю, будто мы кубарем катимся вниз. Люди, в начале путешествия занимавшие все места в салоне, постепенно выходили на неприметных остановках — просто на каком-то отрезке дороги, даже кармана или лавочки там не было, и наконец я остался совсем один. Водитель пару раз оглянулся назад и скорчил недовольную мину, когда понял, что ему придется ехать до конечной.
Дорога стала хуже, но теперь по обеим сторонам тянулся лес, и от этого мне было чуть спокойнее. Автобус, рассерженно подпрыгивая на выбоинах, наконец затормозил в тупике — небольшой круглой площадке, где стоял деревянный стол и лавки под резным навесом — когда-то, скорее всего, красивые, но сейчас рассохшиеся и грязные. Водитель молча открыл двери, и я вышел, ощущая затылком его пристальный взгляд. Как только обе мои ноги коснулись земли, двери за моей спиной захлопнулись и автобус, развернувшись, помчался назад.
Возможно, прибудь я сюда грозовой ночью, я бы ощутил некий испуг. Но день стоял теплый и ясный, сквозь плотные кроны деревьев пробивались солнечные лучи. Здесь было очень тихо, а может, это мне лишь казалось после долгой жизни в городе и поездки в дребезжащем автобусе. Никаких указателей поблизости не было. Только подойдя чуть ближе к деревянному навесу, я заметил за ним такие же старые ворота, установленные здесь безо всякого забора. Открыв их с некоторым трудом, я шагнул на начало петлявшей по лесу дороги и остановился, прислушиваясь к своим чувствам. Возможно, я надеялся, что, миновав ворота, я окажусь в каком-то другом мире, но не заметил никаких изменений в себе или окружавшем меня лесу. Тот же отзвук ветра в кронах наверху, те же редкие пятна солнца и запах коры и немного — сырости. Дорога, на которую я ступил, была довольно широкой, чтобы по ней могла проехать повозка — да-да, именно на мысли о повозке наводили глубокие и узкие колеи, тянущиеся по всей длине. Я удивился, как они сохранились так долго, но потом решил, что жители могут еще пользоваться гужевым транспортом.
Не боясь заблудиться, я бодро зашагал вперед, надеясь, что путь мой будет недолгим. Эстер, конечно, не ходила тут каждый день — она переехала в город вместе с родителями. Но на лето, насколько я знал, они возвращались сюда. Дорога все же заняла чуть больше времени, чем я думал, и, пытаясь скрыть нетерпение, я стал оглядываться по сторонам. Колеи, как оказалось, не использовались давно — в них уже выросла трава и мох, просто у дороги было слишком сухо, и их было очень мало, чтоб я это заметил. Иногда мне приходилось переступать через ветки или камни, прямо посреди дороги — их бы убрали, если б кто-то ехал в город. Неужели жители деревни такие домоседы? Была только середина сентября, и я не удивился, заметив между корней ближайших ко мне деревьев яркие шляпки грибов. Удивился я, подойдя ближе и обнаружив, что все они подавлены. Может, тут шел шалопай, от скуки сбивавший шляпки палкой?
Дорога пошла под уклон, шагать стало немного легче, но ноги с непривычки уже начинали ныть. Запах сырости стал более явным, а мох на деревьях — насыщенного изумрудного цвета. В одном из пней, заполненных дождевой водой, что-то блеснуло, я заметил это краем глаза и через пару шагов остановился. Любопытство взяло верх. Подойдя чуть ближе, я заглянул внутрь и, к своему изумлению, увидел там серебряную монету. Не металлический сплав, что носил в кармане, а, несомненно, старый, хоть и чистый серебряный кружок с тиснением. Мне захотелось достать ее и унести с собой, но совать руки в пень почему-то стало неприятно, и я пообещал себе, что найду какой-нибудь инструмент и заберу ее на обратном пути. Спустившись по дороге еще ниже, я оказался в логе. Здесь явно слышался плеск воды, а путь продолжался по дощатому мосту, рядом с которым густо росли камыши. Вспомнилась наша с женой поездка на озеро в прошлом году и впечатление, что она оставила у меня — даже в столь заповедном месте я нашел пару втоптанных в грязь окурков и одну обертку от шоколадки. Здесь же не было никаких следов человека.