— Это для обрядов? — спросил я, кивнув на ближайший пучок.
— Нет, это от комаров да моли, — отмахнулся незнакомец, — здесь их полно. Да, и меня зовут Дамиан. Есть будете?
— Ланс, — представился я, но с ответом на вопрос замялся — мне было неудобно.
Хозяин понял это по-своему.
— Я местный врач, так что не бойтесь отравиться. Кстати, там во дворе колонка, мыло, помойте-ка руки с дороги.
Смутившись еще больше, я отправился на улицу, где действительно увидел колонку, которую раньше принял за высокий пень тонкого дерева. Пришлось потрудиться, чтобы накачать воды, но она была такая ледяная и бодрящая, что, умывшись, я почувствовал, как вся моя усталость уходит. К моему возвращению Дамиан уже снял крышку со стоявшего на огне котелка и разливал по глиняным глубоким тарелкам ароматный суп.
— У нас тут натуральный обмен, — пояснил он, протягивая мне тарелку и ложку. — На неделе я принимал роды у жены соседа, вот он мне сегодня цыпленка и принес, — размотав белоснежную тканевую салфетку, он протянул мне ломоть хлеба. — А это у пекаря нашего боль в спине снимал, он упорно таскает все в одной руке… Ну, приятного. Разговоры после.
И действительно, говорить за едой не хотелось. Суп был очень вкусным, хлеб мягким и ароматным, врач принял меня хорошо, и я боялся неловким вопросом вызвать его гнев. Чисто по-человечески, а не как журналист, опасающийся потерять источник информации. Мне даже подумалось, что жить тут не так уж и плохо…
— Спасибо, — поблагодарил я, отставляя пустую тарелку. — Позвольте теперь задать вам вопрос?
— Конечно, теперь можно перейти к делу, — ответил он, убрав посуду и неспеша набивая трубку.
— При встрече вы сказали, что я приехал задавать вопросы. Почему?
— А разве нет? — пожал он мощными плечами. — В наши края никто не едет просто так, только если у него появились вопросы. Обычно это полиция или родственники.
— Полиция? — удивился я.
— Ну да, — спокойно пояснил врач. — Очень редко, но люди уезжают отсюда, начинают новую жизнь, заводят семью. После из смерти родственники или полиция иногда разыскивают остальную родню…
— Ах да, я понял! — Как же мне не пришло это в голову сразу…
— Но что привело вас, я пока не знаю, — ответил Дамиан. — Вы не похожи на сына кого-то из уехавших, мужем тоже быть не можете — ваша жена в здравии. Так что же вас заставило прийти в такую глушь?
— Эстер, — ответил я и увидел, что врачу это имя знакомо. — Девочка с родителями переехала от вас в город, она учится с дочкой моего друга.
— С ней все в порядке? — спросил Дамиан. — Городские не обижают ее?
— Н-нет, они ее немного… сторонятся, — я не ожидал вопроса. — С ней все в порядке, только вот теперь дочка друзей очень напугана.
— Не верю, что малышка Эстер могла кого-то напугать. Она и муху не обидит.
— Нет, они не ссорились и не дрались, просто она рассказала ей… — я подумал, что вот сейчас меня примут за идиота и выгонят, — сказку.
Я смотрел на врача, ожидая его вердикта, но его лицо оказалось непроницаемым.
— Дети любят страшные истории, у них хорошая фантазия, — наконец ответил Дамиан. — А детские страхи, думаю, были у всех. Но все же — кто вы и зачем приехали?
Вот на этом вопросе мне почему-то показалось, что ему сейчас ничего не помешает свернуть мне шею. Не было никаких предпосылок, но чувство было очень явственное.
— Дело в том, что я в каком-то роде писатель-исследователь, и я всегда мечтал написать труд по настоящему, не адаптированному фольклору. Проще говоря — услышать народные сказки.
И тут даже спокойное лицо Дамиана неуловимо изменилось. Кажется, именно слово сказки вызвало такую реакцию.
— Вы понимаете, что в каждой деревушке, удаленной от города, где народа так мало, что все друг друга знают, есть свои традиции? — начал он, и я кивнул, радуясь, что меня еще не выгнали.
— И что не все из них должны быть раскрыты чужаку?
— Но почему…
— Потому что это опасно.
Странно, до этого он вел себя вполне здраво, а теперь, как мне кажется, начал пороть чушь.
— Если вы о проклятьях, то я в них не верю, извините.
Агрессивной реакции, на удивление, не последовало.
— Это не проклятье. Это то, что не каждая психика может выдержать.
— Но позвольте, я же не ребенок, чтобы плакать от страха. Собирать сказки — мечта всей моей жизни!
Дамиан пристально посмотрел на меня и, кажется, сдался. Последние слова, сказанные от всего сердца, возымели действие.
— Я сам Хранитель Сказок, и я не вправе отказать, раз это действительно ваше желание, — это уже звучало, как строчка из сказки. Хранители. Желания… — но я должен вас предупредить. Каждому человеку полагается одна своя сказка. Не больше, не меньше. И ее нельзя никому рассказывать вслух, таковы правила. Если хотите — напишите. Но только не вслух, как это сделала глупая Эстер.
— А почему?
— Потому, что люди верят своим ушам. Когда много людей верит в одну сказку, она начинает становиться сильнее. Я вижу, что вы не понимаете сейчас, просто поверьте.
— Но я хотел бы услышать все…
— Не думаю, что вы захотите слушать даже вторую. Но давайте договоримся — я расскажу вам одну положенную сказку, а по ее окончании вы сами решите, хотите ли слышать вторую. Хорошо?
Я поспешно кивнул — мне хотелось уже быстрее услышать хоть что-то, и достал блокнот и карандаш.
— Это вам не понадобится, — заметил Дамиан, раскуривая трубку, — вы и так запомните каждое слово.
Когда-то усадьба в конце главной улицы походила на маленький замок. В отдельной пристройке было собственное хозяйство, а само двухэтажное строение с резными ставнями, козырьками и коньком окружал удивительной красоты сад с насыпными дорожками и ухоженными клумбами. Владельцы сменялись, иногда усадьба по нескольку лет пустовала, но грамотный, преданный своему делу смотритель не давал ей обветшать, отсыреть, зарасти бурьяном. Конечно, работы для одного человека здесь было многовато, поэтому ему во всем помогал подрастающий сын.
И вот как-то раз смотритель, Хамон его звали, получил весточку о том, что в усадьбу приезжает новый хозяин. Распоряжения были вполне привычными: привести в порядок сад и дом, закупить животных и продуктов, приготовить ко дню приезда обед и нагреть побольше воды. Прислугой хозяин решил заниматься сам. И только единственное его указание заставило Хамона удивленно поднять бровь — среди прочего он должен был обнести усадьбу высоким частоколом. Однако, смотрителя смутило не само желание хозяина укрыться от посторонних глаз (довольно частое для зажиточных людей), а оставшиеся до приезда сроки. Для такой работы пришлось всем мужчинам деревни бросить свои дела и трудиться несколько дней. Впрочем, все они позже получили щедрое вознаграждение.
В указанный день, ближе к вечеру, смотритель с семьей встречал нового хозяина, стоя в новых, крепко сколоченных воротах усадьбы. Он ожидал увидеть небольшую процессию, повозку, но по главной дороге ехали лишь двое всадников, закутанных в плащи, с полными седельными сумками по бокам. Когда они приблизились, и один из них скинул капюшон, Хамон смог рассмотреть молодого еще мужчину, и первое, что привлекло его внимание — пронзительный взгляд синих глаз, будто смотревших в самую душу. Только потом уже он заметил и длинные глубокие шрамы на одной из скул, еще довольно свежие, будто их обладателю довелось не позже полугода назад вступить в схватку с диким зверем; и раннюю седину на висках, так не вязавшуюся с ощущением силы и энергии, исходящими от этого человека. Его спутник же, наоборот, не стремился показывать своего лица, но, когда мужчина подошел и помог ему спрыгнуть с лошади, капюшон на мгновение слетел с головы, и сердце Хамона екнуло, замерев в груди. По плечам закутанной в плащ незнакомки рассыпались огненные волосы, она лишь на миг подняла глаза на свой новый дом, и их изумрудный взгляд ранил смотрителя так глубоко, что, даже спустя десять лет, в час своей смерти, он видел перед собой лицо не жены или сына, а именно этой прекрасной девушки.
