Игорь Кром - Мемориал

Естественно, первым телефонной трубкой завладел Гоблин. Вцепившись в неё правой рукой, он отчаянно размахивал левой, пытаясь жестами что-то объяснить невидимому собеседнику. Ему одному понятные слова тонули в слуховом отверстии неправильно взятой трубки, поэтому и понадобились дополнительные средства убеждения — он чувствовал, что его не понимают. Полюбовавшись немного, я стащил его с табуретки, невзирая на возмущённый вопль. Тотчас Гоблин побежал ябедничать маме.

— Привет, — сказал я в трубку. Она была липкая от варенья, которым Гоблин самоугощался за несколько минут до звонка.

— Привет, Игорёк. У тебя есть какие-нибудь планы на завтра?

Серёга всегда был дипломатичен. Сразу ясно, что намечается не вечеринка и даже не совместная экспедиция в Институт. Я вздохнул и распрощался с надеждой выспаться.

— Допустим, нет. А у тебя есть предложения?

— Вчера звонил Шамиль. Новая вводная — будем валить деревья на Пискарёвском. Завтра мы с Пашей из бригады Фёдора едем покупать пилу. Купим, привезём на место, прокрутим, Паша мне покажет, как с ней обращаться. А поскольку на Смоленском остаются двое…

Дальнейшие его слова потонули в невообразимом гвалте. По-партизански ко мне подкралась Татка и, ухватившись за штанину, испустила победный клич. Папа был пойман. В это же время в коридоре Гоблин напал на спящую Собаку, которая спросонья не поняла, визжать ей или рычать. Она издала нечто среднее и несуразное, бросилась в комнату и чуть не сбила с ног Бабушку. Бабушка принялась протяжно охать и ругаться. Гоблин залился скрипучим смехом. Я зажал свободное ухо пальцем.

— Шамиль сказал, что кто-то из нас должен на один день подменить Пашу на Смоленском, — терпеливо повторил Серый. — Я подумал, что тебе всё равно надо забирать спецодежду из склепа.

Спецодежда здесь была решительно ни причём. Кроме меня кандидатов на подмену не было, и быть не могло. Серёга создавал передо мной иллюзию выбора и добровольного принятия решения. Но мне совершенно не улыбалась перспектива работать в компании незнакомых мне мужиков. «Учись, студент…»

— Может, хрен с ним? — спросил я, ни на что уже не надеясь. — Обойдутся без меня, а? Что я там буду делать? За водкой для них бегать? Я там никого не знаю…

— Ну, Фёдора-то ты знаешь! А кроме него там будет ещё только один. Так что это не аргумент.

Я и сам знал, что не аргумент. Но уже обрадовался, поскольку придумал более веский. Увы, он тут же вылетел у меня из головы. Убедившись, что попавший в плен папа ну никак не хочет этого обстоятельства заметить, Татка скукожила рожицу, сделав вид, что плачет, а не просто вопит, и пустила лужу прямо на мои ноги в носках. Пришлось взваливать Татку на колени и пытаться одной рукой стащить с неё штанишки, придерживая барахтающегося ребёнка локтем другой.

Думаю, что в подобных обстоятельствах телефонный разговор стал бы любому в тягость.

— Сдаюсь! — сказал я им обоим — Серёге и Татке.

— Тогда подъезжай завтра к одиннадцати к их вагончику.

— Хорошо-хорошо. Пока. Позвони завтра.

— Пока.

Я повесил трубку. Наконец-то можно перехватить вредную девчонку половчее. Страшная месть за невнимание — пописать на ноги обидчику — оборачивается дополнительными неудобствами. Придётся ещё раз испытать процедуру одевания. Татка была догадливой. Она уже знала, что её ждёт, и извивалась у меня подмышкой. Одеваться она не любила больше всего на свете. Почти также сильно, как и спать по ночам.

Мумия жены сидела на кровати, поджав под себя ноги.

— Завтра последний раз выхожу на Смоленское, — сказал я ей. — Ты не знаешь, где сухие Настины штаны?

Наивно было надеяться, что она мне ответит. Если бы это произошло, я мог бы испугаться от неожиданности. «Он шарахнулся в сторону от ожившего монстра, роняя ребёнка на мраморный пол…» Какой к чёрту мраморный пол? Впрочем, уронить Татку на паркет тоже немногим лучше. Я посмотрел на номер страницы раскрытой книги, лежащей перед Светкой. За полчаса она продвинулась на 45 страниц. Значит, живая. Хотя… Ещё надо подумать, может ли это являться объективным критерием.

В гостиной меня подкарауливал улыбающийся Гоблин с пистолетом в руках.

— Папа, пу! — заорал он, едва я переступил порог. — Пу! Папа, пу!

По сценарию мне полагалось грохнуться на пол и умереть в мучениях и судорогах.

— Минуточку, — сказал я, метнулся в свою комнату, подкинул орущую девочку Светке, вернулся на порог гостиной и театрально упал, раскинув руки. Несчастная Собака именно в это время возвращалась на своё место в коридоре. Правда, она успела увернуться, но зрелище падающего замертво хозяина наполнило её душонку неподдельным ужасом и непониманием происходящего, отчего ей пришлось разразиться хриплым лаем с подвыванием. Немедленно отозвалась Бабушка, и ругательства возобновились с новой силой. Естественно, Гоблин оглушительно смеялся и показывал Бабушке пальцем на труп отца. В общей суматохе я не сразу различил крик о помощи. Кричала мумия — Татка каким-то образом сползла с кровати и похитила одну из её книжек с нижней полки. Пришлось оживать. Услужливый Гоблин сунул мне сухие штаны для Татки и застеснялся своего хорошего поступка.

— Сумасшедший дом, прости Господи, — закончила ругаться Бабушка. Собака тявкала, как заведённая механическая игрушка. Я дождался, пока Татка сосредоточенно продефилирует в коридор, и закрыл дверь, отгородившись от ноющей, ругающейся, стреляющей из пистолетов и нападающей из-за угла тесноты нашей убогой хрущёвской квартирки. Облегчённо вздохнув, включил магнитофон и надел наушники, поставив ещё один барьер между собой и царящим здесь Вечным Шухером. Как же мы живём, если тяжёлый рок — успокаивает? Жена что-то беззвучно проговорила, хлопая губами, почесала спину и вновь превратилась в мумию.

Усталость навалилась неожиданно, неумолимым врагом, долго ждавшим своего часа, следившим за каждым моим шагом, чтобы вернее выбрать момент для нанесения удара — оглушить, свалить и растерзать. И нанесла, и совесть свалилась, оглушённая, и я с удивлением услышал её гаснущий голос, говорящий, что в гостиной Бабушка осталась одна против Гоблина, Татки и Собаки, что ей тяжело, что она старенькая, что я должен ей помочь.