Даринда Джонс
Ибо я согрешила
— Падение. Я помню, как упала.
Я смотрела на женщину, к которой обращалась. Она лежала в постели, свернувшись калачиком и так натянув на себя одеяло с кроликами Багз Банни, что было видно только несколько каштановых прядей. И, кажется, все еще спала, раз уж ничего мне не ответила.
— Угу, продолжай. — Приглушенный одеялом голос звучал грубовато.
— Но это все. Больше я ничего не помню.
Она промолчала, а я глянула на ночную сорочку, которая была на мне, и попыталась собрать по крупицам хоть какие-то воспоминания. Что произошло? Как я здесь оказалась? И где это — «здесь»?
Отвернувшись, я посмотрела в окно квартиры. Там, на улице, царила холодная городская ночь. Я разглядела огни уличных фонарей и темные очертания возвышающихся рядом зданий, но теперь все было иначе. Бетонные строения казались далекими и какими-то размытыми. Льющийся с фонарных столбов свет был призрачным, словно ненастоящим. Вообще так было с любым светом, кроме того, что исходил от женщины. Это я осознала, когда снова посмотрела на нее.
Она сияла, как жидкое золото, искрясь и ослепляя даже сквозь одеяло. И она была единственным объектом, на котором я могла сосредоточиться и который по-настоящему видела.
Гибкие пальцы стянули одеяло пониже, появилась темная голова, но глаза по-прежнему были закрыты. Лицо светилось и блестело. Брови женщины сошлись в одну линию, выдавая ее раздражение. Она положила на лоб руку, как будто хотела закрыться от всего мира. Вскоре ее дыхание снова стало равномерным, и я уже решила, что женщина снова заснула, однако внезапно она заговорила:
— Значит, это все, что ты помнишь? Падение?
Немало удивившись, я расправила плечи. Сидела я на комоде, потому что единственный в комнате стул был завален одеждой.
— Да.
— Учитывая, что ты здесь, — проговорила женщина, потирая лоб тыльной стороной ладони, — я бы сказала, что остановочка у тебя вышла очень даже неожиданная.
Сглотнув подступивший к горлу комок, я облизала губы, но у них не было ни вкуса, ни чувствительности. Как будто я только что побывала у дантиста. Я наклонила голову и задала вопрос, ответ на который уже знала:
— Я мертва?
— Мертвее некуда. Который час?
Не поддаваясь подступающей печали, я взглянула на часы, которые стояли на тумбочке. Цифры показались знакомыми, но больше ничего не значили. И это было не важно. Приподнявшись на локте, женщина уставилась на часы из-под копны непослушных волос, потом повернулась и снова посмотрела на меня. Я перестала дышать. У нее были прекрасные глаза — глубокие и ярко-золотистые. Смотреть в них через упавшие на лицо длинные пряди темных волос было все равно, что всматриваться в глаза пантеры сквозь тяжелые острые листья растущих в джунглях растений. Ее образ казался неземным.
— А не могла бы ты умереть попозже? — спросила она тяжелым от усталости голосом. — Скажем, в двенадцать минут десятого?
Я уже собиралась ответить, но поняла, что ей это не нужно. Она отбросила одеяло, на ней оказалась футболка с надписью «Культ Голубой Устрицы». Женщина потянулась с самым громким зевком, который мне когда-либо доводилось слышать. Но даже это не смогло разрушить очарования, в котором я сейчас находилась, и невольно я задалась вопросом, кто она такая. Когда она сползла с кровати и двинулась к двери, мне пришло в голову, что, быть может, она ангел, застрявший на земле с миссией помогать тем, кто переходит в мир иной. Какое благородное создание!
— Щас будет стриптиз, — предупредила она перед тем, как натянуть на себя похожие на мужские боксеры трусы.
Моргнув, я попыталась отвернуться, но она справилась так быстро, что у меня просто не было времени. Мне стало неудобно, но ей, по-моему, было все равно.
— Раз уж придется выяснять, что произошло, — сказала собеседница, подняв вверх указательный палец, — нам нужен кофе. Много кофе.
Я проследовала за ней в такую крохотную кухоньку, что моя по сравнению с ней казалась Карнеги-Холлом.[1]
Секундочку. Моя кухня. Широко улыбаясь, я повернулась к женщине.
— Я помню, что у меня есть кухня.
— Чудесно, — отозвалась она, насыпая кофе в фильтр — К сожалению, кухни имеются еще у пяти миллиардов человек. Но это уже кое-что.
— Да, — сказала я, обходя небольшую барную стойку и осматриваясь. — Но моя намного больше. С керамической плиткой и гранитными столешницами.
Собеседница замерла и наградила меня тяжелым взглядом:
— Хочешь оскорбить мою кухню?
— Нет! — Ну вот, я ее обидела. — Просто я пыталась…
— Да шучу я, шучу. — Она усмехнулась самой себе. — Как-то я подумывала расширить ее, но мне не хватит терпения это пережить. Плюс я снимаю квартиру. Так о чем мы?
— Ну да. — Я смотрела на нее так же неуверенно, как тот, кто поставил на лошадь, а потом обнаружил, что у нее три ноги. — Так кто же вы?
Поставив кофейник на подставку для нагревания, она полностью сосредоточилась на мне.
— Должна предупредить, ответ тебе может не понравиться.
Трехногая лошадь, похоже, была еще и подслеповатой.
— Ладно.
— Меня зовут Шарлотта Дэвидсон, можешь звать меня Чарли. Я ангел смерти.
Из легких как будто выбили весь кислород, пока я стояла, оглядывая ее с головы до ног и пытаясь осознать, что она только что сказала.
Она понимающе улыбнулась:
— Не переживай. Дышать тебе необязательно. Любишь фундук?
Несколько секунд я молчала, а потом спросила:
— Что?
— Фундук в кофе любишь?
Я моргнула и взглянула на кофейник.
— А я могу пить кофе?
— Нет, конечно. Прости. Просто хотела узнать, любишь ли ты кофе с орехами. То есть любила ли. Ну, когда пила.
— Какое это имеет значение? — спросила я, утопая в море замешательства.
— Как ни печально, никакого. Фундук уже молотый, кстати. — Она потянулась к шкафчику за чашкой. — Однако такие детали могут подстегнуть твою память. Ты любишь шоколад? Может быть, желейные конфеты? Или метамфетамин?
У меня отвисла челюсть. Я поискала глазами зеркало.
— О боже, неужели я похожа на наркоманку?
— Нет, — покачала головой собеседница. — Вовсе нет. — Потом бросила на меня украдкой взгляд и добавила: — В общем, не совсем.
Посмотрев на свои руки, я поняла, что они чересчур худые. И цвет кожи какой-то нехороший. Но разве так не должно быть, когда умираешь? Если бы только я могла вспомнить, кто я такая и как умерла! Однако я помнила только, как упала. А до этого за чем-то тянулась. Но за чем?
— Это нормально, что люди забывают, кто они такие, когда… ну… когда переходят?
