Мария Галина
И все деревья в садах
— Что, — спросила она, — никого не осталось?
Он покачал головой.
— Ну ты же знаешь, как оно бывает…
Над поселком стояло сизое марево — процессы распада и синтеза шли стремительно, нагревая и мертвую органику, и вьюнок. Вьюнок уже перевесился через глинобитные стены, один усик, трепеща, обвил Яну щиколотку и тот брезгливо отдернул ногу.
— Понятия не имею, как оно бывает, — пробормотала Фей.
Она охватила ладонями плечи и вздрагивала будто от озноба — на таком-то солнце.
— Ну как же, — пробормотал он, — просто приходят, и все…
Водонапорная башня уже обрушилась под весом оплетшего ее вьюнка. Усики жадно пили воду.
— Они же недавно отделились, — не сдавалась Фей.
— Значит, поздно отделились. Или скудно. Мало кому хочется — на новом месте.
— Раньше так не было, — упорствовала Фей.
— Ну да, ну да, — устало согласился он. Спорить не было сил.
С другой стороны, Фей-то права. Сначала — города. Потом крупные поселки. Чем больше людей, тем больше шансов, думал он, это как бабочки летят на свет… Чем ярче свет…
Огораживающая поселок стена была цела, понятное дело. Он сплюнул в пыль.
— Пойдем отсюда, — Фей расплакалась, — скорее пойдем!
— Погоди, только воды наберу.
Он выстрелил в зеленую массу, оплетавшую бак — усики отдернулись. В железных обломках еще сохранилось немного воды — она отдавала ржавчиной, но он погрузил в нее флягу и держал, пока последние пузырьки воздуха не лопнули на поверхности, подернутой радужной пленкой. Фей продолжала плакать у него за спиной. Это раздражало, но он на нее даже не прикрикнул — хотя бы ясно, где она и что делает.
Наконец, он обернулся, держа флягу в руке. Она продолжала плакать. Слезы прочертили светлые дорожки по щекам, по пыльной шее, теперь стало видно, что кожа у нее светлее, чем покрывавший ее слой грязи.
Он подошел, отстегнул от пояса ее флягу. Она даже не заметила. Продолжала плакать.
— Ну перестань, — неловко сказал он, цепляя флягу обратно ей на пояс, — ну что поделаешь…
Вода им досталась на обратный путь, вот и все. Остальное — швейные иглы, сменные пластины для солнечных батарей, все, за чем они шли, было погребено под этой зеленой опарой.
— Ладно, — сказал он, — пошли. Цикл у них короткий.
Она опустила голову, рассматривая сбитые башмаки.
— Они же одиночек не трогают.
— Ну, просто противно…
Башмаки ей так и не справили, подумал он огорченно.
— Может, это… Дойдем до Овражков?
Она отчаянно затрясла головой.
— Домой! Домой хочу!
«Почему они открыли? — думал он. — Почему впустили?» Впрочем, в общих чертах понятно — почему. В общих чертах все знали, как это происходит. Точно не знал никто.
Наверное, все дело в запахе.
Оглядываться он не стал. Отлично знал, что там, под этой зеленой, вздымающейся и опадающей опарой.
— Ладно.
Они отошли еще на несколько шагов, когда Фей снова вцепилась ему в руку.
— Ну что там еще? — устало спросил он.
— Давай… Ян, пожалуйста… свяжись с ними… как они там…
— Да никак. Хочешь их совсем напугать?
— Мы не скажем. Просто спросим, как они там — и все… Скажем, что идем домой.
— Может, все-таки… до Овражков? Они вроде поменьше.
— Еще меньше? — она с горечью оглядела глинобитный забор. Отсюда уже было видно, как тот загибается, огораживая поселение, — но, Ян… еще меньше, это ж почти как наш хутор!
Он непроизвольно стиснул зубы, потом бросил на землю вещмешок, вытащил рацию.
Какое-то время в наушнике раздавался лишь треск атмосферных разрядов. Потом, долгое время спустя, ломающийся голос неуверенно спросил:
— Папа?
— Да, командир. У вас там все в порядке?
— Да, папа. Закончили полив.
— Сейчас?
— Да что ты, папа. Еще утром.
— Ладно, — пробурчал он. — Как плакса?
— Плачет, — хихикнул сын.
— Ладно. Скажи ей… мы скоро будем. Воды подкачай еще. Только это…Вручную, ладно?
— Ну, — недовольно пробурчал мальчик.
— Сказано же!
— Да ладно, сделаю. Вы там как? Все успели?
— Ну…
Он помолчал.
— Не открывай ворота, слышишь. Сидите за оградой и ни шагу.
— Да я знаю. А что…
Треск…
Он выключил рацию. Пожалуй, он был рад, что связь прервалась.
— Ну как? — Фей вцепилась загрубелой рукой ему в плечо. Ногти обломаны, с черной каймой.
— Да в порядке все. Я ж говорил.
И чего зря беспокоиться? Хутора они не трогают.
— Ты велел ему накачать воды вручную? — она успокоилась и теперь завела привычную песню.
— Да что с ним станется? Здоровый же малый. Отделяться ему пора, вот что!
— Да ты что, Ян! Он же еще маленький! Совсем ребенок!
— Ему пятнадцать, Фей. Я в четырнадцать отделился.
А то, можно подумать, она не помнит, когда он отделился. Она ж на десять лет старше его. В округе не было девушек на выданье его возраста, а у родителей Фей хутор совсем крохотный. То-се, так получилось, что засиделась она в девках. А другой не нашлось. Сначала ему как-то не по себе было. Потом притерпелся.
— Эта, с хутора у Косой скалы. Младшенькая. Марика вроде. Так надо с ее отцом поговорить…
Фей всхлипнула, утерла нос рукавом, но ничего не сказала.
— Овражки надо бы предупредить, — пробормотал он, крутя колесико.
Разряды.
— Ну? — выдохнула Фей.
— Ионизация. Опять разыгралось, похоже.
— Вспышка?
Он надвинул щиток на глаза, искоса взглянул вверх. Солнце корчилось в раскаленном мареве, выбрасывая в стороны мутноватые щупальца. Одно было совсем уж поганым.
— Не то слово…
Он покачал головой.
— Может, и уцелеют…
Спрятал рацию, закинул вещмешок на плечо. В последний раз обернулся. Скрипнув горячей пылью на зубах.
— Совсем же маленькая деревушка была, — пробормотал он.
Поправил лямку мешка. Перекинул на грудь карабин.
— Пошли…
— Назад? — с робкой надеждой взглянула она на него.
— А то…
Это все излучение, думал он. Раньше они были спокойней. И нападали на города, только на города. Даже крупные поселки обходили стороной…
Впрочем, сам он городов не помнил. А вот поселки числом до полутыщи душ еще застал. В детстве. У него осталось смутное впечатление чего-то огромного…
А все потому, что этой твари просто-напросто жрать хочется, уныло думал он, ощущая как песок обжигает ноги даже через подошвы и несколько слоев намотанной на ступни ткани. Пить хочется. Воду-то хрен добудешь. Органика, опять же. Минеральные соли. Кальций.
