— Ты очень проницательна, — сказала Кеззи. — А теперь вам лучше поторопиться. Вы же не хотите быть здесь, когда станет жарко.
— Пошли, — сказала я остальным. — Давайте не будем спорить, давайте просто сделаем это.
А затем мы все схватили наш первый камень и перетащили его к другой стороне, где мы начали новую груду. В потной одежде? Мы не хотели передвигать камни в потной одежде, когда станет жарко, наверное, часов около одиннадцати…
Когда мы закончили, было четыре долбаных часа пополудни. Вы, наверное, всегда слышали о том, насколько холодно в Массачусетсе зимой, но в августе? Становится чертовски жарко. Кеззи была достаточно мила, чтобы давать нам показания температуры каждый час; к четырём было почти девяносто градусов по Фаренгейту.
Мы чувствовали себя мёртвыми, когда уронили последние камни. Болел каждый мускул в моём теле — чёрт, даже жир. Ханна несколько раз падала, а Мерси, чёрт, она плакала последние два часа. И мы всё время потели. Наша розовая спортивная одежда цвета сахарной ваты чертовски быстро стала тёмно-бордовой от пота, и мы так сильно воняли, что нас преследовали мухи. Хуже всего было просто подумать об этом: старая вонь пота смешивалась с новой вонью пота. Чёрт, я замариновалась. Когда мы закончили, Кеззи позволила нам пройти в беседку, чтобы мы могли передохнуть, и это был первый раз, когда я была счастлива увидеть Зенаса. Он наливал нам каждой по огромному стакану чего-то выпить.
— Сладкий лимонад со льдом, девочки, — сказала Кеззи. — Вы много работали сегодня, и вы все это заслужили.
Мы схватили стаканы одновременно, сделали большой, долгожданный ледяной глоток, но потом…
Мы сразу выплюнули всё это изо рта.
Зенас заливался от смеха, а Кеззи широко улыбалась. Это был не лимонад, это был чистый лимонный сок.
Мы все буквально рухнули от этого.
— Неужели вы не понимаете шуток? — Зенас усмехнулся.
Я делала всё, что могла, чтобы не пнуть его по члену. Он бросил нам каждой по бутылке воды, и, по крайней мере, это была действительно вода.
— Я очень довольна, девочки, — сказала Кеззи. — Нам не нужны слабачки и неумёхи в Альфа-Хаус, нам нужны женщины, которые заканчивают то, что начинают, — но когда мы оглянулись, мы увидели, что она стояла в двадцати футах от нас.
— Мисс Кеззи? — спросила я, промокшая от вонючего пота. — А почему вы стоите вон там?
— Что ж, если ты хочешь знать, Энн, я стою здесь, потому что, честно говоря, от вас, девочки, воняет хуже, чем от мусорного бака.
— Но это вы заставили нас так вонять! — я вскочила и закричала. — Вы не позволяете нам принимать душ, вы заставляете нас таскать камни под палящим солнцем, и вы принуждаете нас носить ЧЁРТОВУ ГРЯЗНУЮ ОДЕЖДУ!
— Да, да, я знаю, бедняжки, но всё это часть суровых условий посвящения. Избавьтесь от этой зловонной одежды сейчас, и Зенас поместит её в пластиковый пакет и повесит в качестве дара до следующего года.
Мы все посмотрели друг на друга, пожали плечами и начали раздеваться. Всё, что угодно, чтобы выбраться из этого дерьма. Забор был десяти футов высотой, так что нас никто не видел. Зенас на самом деле приставил к носу прищепку, когда взял пропитанную вонью от пота одежду и отнёс её обратно в дом, оставив нас сидеть злыми, обнажёнными, покрасневшими и униженными.
— И да, — продолжила Кеззи, — очень жаль, что вы не смогли принять душ; однако теперь, когда вы успешно завершили следующий этап своего посвящения, я разрешаю вам всем принять ванну.
— Но, мисс Кеззи, в нашей комнате нет ванны, — сказала я.
Она скрестила руки на груди и продолжала улыбаться своей улыбкой суперсучки.
— Вам не понадобится ванна для такой процедуры, девочки. Понимаете, вы будете принимать ванну языками.
— Что? — Мерси заскулила, вытаращив глаза. — Что она сказала?
Ханна закрыла лицо руками и начала стонать.
«Опять я?» — я просто впилась в неё взглядом.
— Два на одну, в таком порядке, — сообщила Кеззи. — Мерси, Энн и Ханна. Давайте, девочки. Прямо здесь, посреди двора.
Нам с Ханной пришлось практически вытащить Мерси из беседки.
— Что она сказала? — заорала она.
— Мы должны лизать друг друга! — огрызнулась я.
— Но, но… мы грязные!
— Вот почему она и заставляет нас это делать.
Только Кеззи могла придумать что-то настолько отвратительное; затем сучка добавила:
— Сначала подмышки, потом «киски», потом ягодицы.
Блять. Мерси не могла плакать сильнее, когда мы с Ханной начали с неё. Я сосала подмышку одной руки, Ханна — другую, потом мы положили Мерси, затаили дыхание и нанесли ей двойной удар. Попробуйте лизать девичью «киску» после того, как она много часов тяжело работала на солнце — в поту — и не мылась больше дня. Но это была прогулка по парку по сравнению с задницей Мерси.
Я не стану описывать фиаско, скажу лишь, что это было САМОЕ ХУДШЕЕ, ЧТО КОГДА-ЛИБО ПРОИСХОДИЛО СО МНОЙ. Я ела кисло-сладкие креветки, но кисло-сладкая задница? А, неважно. И вы не можете кричать на двух других за то, что они пахнут хуже, чем навозная яма, потому что вы знаете, что пахнете так же плохо. И я не знаю, что ела Ханна, кроме йогурта, накануне. Наверное, это была какая-то жирная рыба со спаржей. Облизывание задницы Кеззи накануне вечером, даже с мазком дерьма, было чертовски ангельским пирогом по сравнению с этим. О, и я забыла упомянуть, что у Ханны начались месячные тем утром.
Пока мы это делали, Кеззи и Зенас так громко смеялись, что запрокидывали головы. Когда мы закончили, Мерси выглядела так, будто была в шоке, а мы с Ханной просто стояли с грязными ртами, пахнущими потом. Вы вытираете губы о руку, но, поверьте, это не работает. Моё лицо стало таким сморщенным от ужаса всего этого, что я подумала, что оно пытается вывернуться наизнанку. В конце концов, Кеззи отпустила нас, и, хотя мы смертельно устали от перетаскивания камней, мы все бежали быстрее, чем когда-либо, и взлетели по лестнице.
Я думаю, что мы все были частично сумасшедшими, когда погрузились в душ; у меня уже было в голове, что, если эта психопатка Кеззи ещё не включила воду, я убью её, съем всё в холодильнике, затем угоню Rolls-Royce и направлюсь в холмы. Не утверждаю, но я думаю, что я действительно могла бы это сделать — вот как дела обстоят, когда вас заставляют лизать грязные «киски» и задницы. Но вода всё же пошла, и я уверена, что каждая из нас использовала тысячу галлонов воды, натирая себя до дыр. Мы чуть не поссорились из-за ополаскивателя Listerine, и когда он закончился, я просто сказала: «Ебать его!», и полоскала горло медицинским спиртом.
Мы лежали на койках, избавляясь от болей в животе и мускулах. Мерси билась в припадках плача, и иногда я слышала, как она молится себе под нос. Если и был Бог, Он мало что делал для своей слуги Мерси. Ханна просто лежала и стонала, и в конце концов выпалила:
— Почему она так с нами поступает?
— Она пытается сломать нас, Ханна, — сказала я ей.
— О, нет! — Мерси завизжала. — Она уже сделала это!
— Нет, она не сделала, и мы не можем ей позволить! — я застонала, когда села на койке. — Мы должны показать ей, что она не сможет. Потому что, если она сможет, тогда мы вернёмся домой теми же тремя неудачницами, какими были, когда пришли сюда. Она как сержант-инструктор в морской пехоте. Она хочет убедиться, что мы стойкие. Достаточно.
— Нет, нет, нет, — продолжала рыдать Мерси. — Это намного больше! Это зло…
Мы с Ханной уставились на неё.
— Она… злая.
— Чушь собачья, Мерси, — сказала я. — Не существует такого понятия, как зло. Вещи либо испорчены, либо нет, и эта вещь… испорчена. В жизни есть свои испытания, вот и всё. Мы собираемся пройти через это, и мы справимся, сплотившись как одна команда.
Но она просто лежала и качала головой в изумлении.
— Нет, нет, это зло. Она злая, Зенас злой, весь дом злой, — она вздрогнула. — Я чувствую это.
Как бы там ни было… Может, она достигла дна; облизывание грязных задниц может сделать и не такое с человеком. Но позже Кеззи позвала нас вниз на «ужин», который состоял из обёрнутого в бекон филе для Кеззи и Зенаса и пары кренделей без соли для нас. Я бы предпочла засунуть им обоим это в задницы, но всё равно их съела. После ужина нам велели сесть в Rolls-Royce.
