Все части тел были от женщин, потому что его коллекция была важна для него, а сама мысль о сохранении мужских частей тела отвращала его также, как и секс гомосексуалистов. Он испытывал отвращение к гомосексуалистам. О них он думал, как о больных педиках и содомитах, а мужское тело находил тошнотворным: отмершие болтающиеся члены и волосатые индюшачьи потроха: мохнатые руки, ноги и жопы: пивные животики и усы, в которых скапливались бактерии. Он даже не мог понять, как мужчины привлекают женщин, либо других мужчин. Сами размышления на эту тему не просто поражали его, a вгоняли в ярость.
Он услышал пульсирующий шум, доносившийся с улицы наверху, и понял, что это басы, доносящиеся из сабвуферов.
И по-прежнему, очередной негрилa заводит свой этот дерьмо-рэп. Когда они не стреляют друг в друга на баскетбольных площадках, они заставляют нас слушать свою дерьмовую музыку.
Звук нарастал, но затем стал удаляться, машина проехала быстро.
Как будто сам Бог им запретил иногда наслаждаться тишиной летней ночи, либо простым моментом тихого уединения. Нет. Они лучше забьют свои пустые головы шумом, который создали другие пустые головы.
Должен быть закон. А если бы я работал, и моя рука соскользнула?
* * *
В холодные месяцы Гарольд забирал заказы после наступления темноты, что ему было предпочтительнее. Но сейчас за окном было светло, и так должно было продлиться почти до девяти вечера, а он должен был забрать цветы из цветочного магазина до того, как он закроется в семь. Венки, которые заказала Мод, были готовы и требовались уже к завтрашнему утру.
Так же, как он испытывал отвращение к нахождению на улице, он испытывал радость от встреч с Тиффани.
Она была главным флористом в магазине и очень дружелюбна к нему, не смотря на всю его странность. Она излучала солнечную ауру, которая убаюкивала его, как ребенка в объятьях матери. У нее были идеальные зубы, темно карие глаза и длинные ноги, о которых он часто мечтал, чтобы они сжимали его. Ей было ближе к тридцати, и ее кожа была гладкой и загорелой от того, что она много времени проводила на солнце. Она транслировала вибрации ликования и беззаботного счастья, того типа счастья, которого Гарольд так и не познал, и он завидовал ее молодости и торжествующей способности просто расслабиться и получать удовольствие.
Он зашел, повернув голову к плечу, как обычно ведет себя школьник, который пересекается с учительницей, в которую влюблен.
- Здравствуй, Тиффани.
- Эй, привет, - тут же ответила она. – Пойду принесу их. Сейчас вернусь.
Он постарался улыбнуться и искренне надеялся, что в итоге не получилась гримаса мертвеца, с ротовой полостью трупа в окоченении смерти. Она прошла в холодильник и вернулась с обернутыми пластиком венками. Она рассчитала его, взяла деньги и вернула сдачу.
- Бизнес идет хорошо? – спросила она.
- Да. Даже oчень.
Выглядело так неловко, говорить так. Прибыль его бизнеса зависела от смерти и скорби. По крайней мере, ее бизнес в своей прибыли комбинировал и любовь и смерть, смесь, которую он больше предпочитал.
- А как у тебя дела? – cпросил он.
- Да неплохо, думаю. Не слежу за поступлениями, но я делаю много букетов. Думаю, сейчас, когда солнце снова выглянуло, любовь повсюду.
Он начал поддевать своим указательным пальцем большой; это была его привычка, когда он нервничал.
Будь он молодым, он сейчас пригласил бы ее на свидание. Он не понимал, куда делась уверенность, но был уверен, что потерял ее где-то в темном чреве своего подвала. Чувство жизни он потерял, проводя жизнь среди мертвых. Стоило ему взглянуть на себя в зеркало - он более не видел человека, он видел там упыря. Конечно, он был на десять лет старше ее, но это не самое основное, что его сдерживало. Основным были его ужасные сомнения насчет своей человечности.
- На этом все? – спросила она.
Боюсь, что да, - подумал он.
* * *
С прахом Симоны во вместилище, Гарольд помыл руки и надел свежие перчатки, чтобы поработать над пожилой женщиной, которая поступила ранее в тот же день. Он установил кровосток, сам же в это время подготовил формальдегид и инструменты, он слушал Вагнера и иногда отпивал из бокала с дешевым Шардoне.
Когда зазвонил звонок, его скривило от того, что его отвлекли. Он подошел к трансмиттеру и нажал на кнопку.
- В чем дело? Я работаю!
- Тут еще поступления, – cказал Гленн.
- Хорошо.
Лифт спустился и Гленн вытолкал койку. Тело покрывала белая простыня. Гарольд понял, что это женщина - большая грудь под простыней ее выдавала. Гленн прокатил ее по дренажам и поставил напротив старой женщины.
- Что-нибудь еще?
- Мод попросила меня взять урну. Она готова?
- Конечно готова.
Гарольд передал Гленну урну, тот развернулся и направился к лифту, не проронив ни слова, к благодарности Гарольда. Он послушал, как лифт поднимается, затем хлопают двери, затем звук шагов Гленна, раздающихся наверху, чтобы окончательно убедиться, что он один.
Допив вино он направился к новому телу. Сначала он убрал нижнюю часть простыни, медленно, позволяя ткани оголить загорелые бедра. Вагина была выбрита так, как будто это произошло аккурат перед смертью ее владелицы. Губы влагалища уже были фиолетовыми. Он потянул простыню выше, и увидел туловище, изморщиненное после беременности и огромные искусственные груди. Соски были порезаны, чтобы вводить силикон, оставив на них шрамы, из-за чего они выглядели как восьмиугольники.
Ебучие новички.
Он как следует сжал груди, испытав чувство, которое никогда до этого не испытывал. В них не было ничего, они не возбуждали и ему они абсолютно не понравились. Он почувствовал насколько же глуп человек, который верит в то, что плоть можно сымитировать. Пластик смешанный с человеческими тканями - это довольно жуткое сочетание, неуважительное и неправильное.
Груди должны быть на ощупь как подушки, а не как мячи для баскетбола.
Он полностью сорвал простыню и швырнул ее на стол. Как только он обернулся обратно к телу, он увидел ее лицо и, по началу, даже не узнал. Она увеличила губы с их последней встречи, и у нее была как минимум одна подтяжка лица. Он бы и не узнал ее вовсе, если бы не ее глаза. Эти глаза он никогда не забывал и никогда не забудет. Они были шоколадно-карие, с маленькими линиями лайма, исходящими из центра. Они были широко раскрыты и сияли, прямо так же, как когда они впервые занимались любовью.
Он оступился назад, переворачивая его стол с инструментами. Он упал спиной на стену и ударился затылком. Испытывая страх и параноидальный наплыв, переключаясь с одного состояния на другое, он тут же стал осматривать углы в потолке, чтобы обнаружить скрытые камеры, но все, что он видел - это цемент и трещины с красноватой плесенью.
Это что, какая-то игра?
Он встал и снова подошел к ней, просто, чтобы убедиться. Но сомнений не было. Даже несмотря на всю пластику, он понимал, что это она. Он сглотнул и постарался унять дрожь в руках. На спине выступил пот, и он стал играть желваками.
Кэрри. Бог мой, две за неделю. Это больше, чем совпадение.
Шрамов на ней не было. Это не выглядело, как несчастный случай, так же, как и то, что ее убили или она сама наложила на себя руки. Tолько, если она не передознулась или отравилась ядом. Она по прежнему была молода к своим сорока. Он пробежался пальцами по ее локонам и наклонился к ней.
- Почему вы все возвращаетесь ко мне именно сейчас?
Это была его вторая девушка. Они учились в одном колледже искусств, и на второй год отношений решили съехаться. Она была не лучшим, по его мнению, скульптором, а также она подрабатывала натурщицей. Тогда у нее была убойная фигура - полные груди, длинные ноги и волосы, которые спадали прямо до колен. Они были вместе три года, до того, как она изменила ему с черным гимнастом.
