– Послушай-ка, – произнес вдруг Лоуренс, схватив брата за плечо.
Через дорогу, в темноте, окружавшей Старый Централ, послышался свистящий шорох, будто шум голосов, что-то торопливо говоривших.
– Просто где-то там телевизор…, – начал Дейл, но тут раздался звук бьющегося стекла, короткий вскрик.
Они постояли еще минуту, но тут зашумел ветер и, заглушив все другие звуки, зашуршали листья высокого дуба рядом с аллеей.
– Пойдем, – сказал Дейл, все еще сжимая руку брата.
Они пошли к свету.
На летней эстраде парка Дьюан Мак Брайд терпеливо ожидал, пока его Старик, сидевший в пивной Карла, не напьется достаточно сильно, чтобы его оттуда выставили. Когда тот, наконец, шатаясь, вышел, была уже половина девятого. Отец постоял у обочины, покачиваясь и проклиная Дома Стигла, владельца пивной (самого Карла здесь не видали с 1943 года), добравшись до своего пикапа, рухнул на сиденье, выронил ключи зажигания на пол, опять выругался, потом, продолжая ругаться на чем свет стоит, все-таки отыскал их, выжал сцепление и завел двигатель. Дьюан заторопился. Он знал, что его Старик в таком состоянии, что вполне может забыть как о существовании сына, так и о том, что они вместе приехали в город чуть не десять часов назад. Приехали, чтобы «прикупить чего-нибудь в лавке».
– Дьюни, – прищурился Старик, – какого дьявола ты тут делаешь?
Мальчик промолчал, давая отцу время поразмыслить.
– Ах, да, – наконец вспомнил тот. – Ты повидал своих приятелей?
– Да, отец.
С Дейлом и остальными приятелями Дьюан расстался довольно поздним вечером, когда они отправились на стадион погонять мяч. Тогда еще был шанс, что его Старик не напьется до такой степени.
– Прыгай сюда, парень, – эти слова Старик выговорил с особой тщательностью, которая, как и южный бостонский акцент появлялась в его речи лишь, когда он бывал в очень серьезном подпитии.
– Нет, спасибо, отец. Если не возражаешь, я лучше поеду сзади.
Старик пожал плечами, снова выжал сцепление и рванул с места. Дьюан подпрыгивал в кузове рядом с запчастями для трактора, которые они купили в то утро. Он сунул блокнот и ручку в карман рубашки и съежился на металлическом сиденьи, поглядывая за борт и от всей души надеясь, что отец не долбанет этот новенький пикап так же, как он долбанул две их предыдущие машины.
Дьюан увидел Дейла и остальных ребят, когда они в сумерках ехали на велосипедах по Мейн Стрит, но не думал, что они заметили машину. Поэтому он улегся обратно на сиденье, пока отец, сидя за рулем, выписывал кренделя. Когда пикап поравнялся с ребятами, до мальчика донесся крик «Фары!», но старик либо не услышал его, либо не придал ему значения. Грузовичок лихо свернул на Первую Авеню и Дьюан выпрямился как раз вовремя, чтобы успеть заметить старое кирпичное здание на восточной стороне – «Дом раба», как называли его дети всего города, сами не зная толком почему.
Зато это знал Дьюан. Этот дом принадлежал когда-то старому Томпсону и в пятидесятых годах прошлого века здесь был перевалочный пункт «подпольной железной дороги»note 3. Дьюан заинтересовался маршрутом, который использовали негры для побегов еще в третьем классе и с этой целью даже произвел некоторые исследования в городской библиотеке Оук Хилла. Кроме томпсоновского, в округе Крив Кер существовало еще два таких перевалочных пункта «подпольной железной дороги»… Один из них, старый каркасный фермерский дом, принадлежавший когда-то семейству квакеров и расположенный в долине Спун Ривер неподалеку от Пеории, сгорел дотла перед Второй Мировой войной. Другой же принадлежал семье мальчика, с которым Дьюан в том самом третьем классе учился и однажды в субботу приехал туда на велосипеде – восемь с половиной миль в один конец – просто, чтобы посмотреть это место. Дьюану даже удалось обнаружить и показать мальчишке и его родителям, где расположена потайная комната, она оказалась за чуланом под лестницей. Затем он вскочил на велосипед и быстро помчался обратно домой. В тот день отец не напился и порки Дьюану удалось избежать.
Сейчас они с ревом промчались мимо дома Майка О'Рурка, мимо городского парка и свернули на восток к водонапорной башне. Когда машина помчалась по гравийному шоссе, Дьюан отвернулся, присел и зажмурил глаза поплотнее, чтобы защитить их от летящих камешков и пыли, которая набивались в волосы, скрипела на зубах, плотным слоем оседала на шее и под рубахой.
Старик не свернул, хотя они почти проехали поворот на окружную дорогу номер шесть. Тут грузовичок слегка подпрыгнул, замедлил ход, накренился, выровнялся и затем они оказались на запруженной машинами стоянке у бара «Под Черным Деревом».
– Я только на минуту, Дьюни, – потрепал его Старик по руке. – Заскочу поздороваться со старыми друзьями. А потом мы тут же отправимся домой заниматься нашим трактором.
– Хорошо, отец.
Дьюан сполз пониже, оперся головой о перегородку кабины, и достал потрепанный блокнот и карандаш. Было уже совсем темно, в кронах деревьев у бара просвечивали яркие звезды, но желтоватого света, льющегося из окон, было вполне достаточно, чтобы Дьюан смог, прищуривашись, прочесть написанное.
Почти все страницы толстого, пропахшего потом, с донельзя грязной обложкой, блокнота были заполнены убористым почерком Дьюана. Без малого пятьдесят таких блокнотов были надежно припрятаны в его комнатке в подвале.
Дьюан Мак Брайд понял, что хочет быть писателем еще в шесть лет. Чтение – а настоящие толстые книжки он начал читать еще четырехлетним ребенком – всегда было для него другим миром. Нет, это не было бегством, Дьюану редко хотелось сбежать… Писатель должен хорошо знать действительность, чтобы правильно отобразить ее… Но это было другим миром. Миром, наполненным властными голосами, вызывающими еще более властные мысли.
Дьюан всегда любил своего Старика за то, что тот разделял его любовь к книгам. Мама умерла так рано, что он почти не помнил ее, и прошедшие годы были нелегкими для мальчика. Ферма постепенно приходила в упадок, отец пил, изредка поколачивал его, и не так уж изредка оставлял в одиночестве. Но бывали и хорошие времена, времена, когда Старик держал себя в руках и не пил, или летом, когда тяжелой работы было немного, даже если они с ней не справлялись, вечера, когда они подолгу болтали с дядей Артом… Три холостяка, поджаривающих себе на ужин бекон на заднем дворе и болтающих обо всем, что творится под звездами. И о самих звездах.
Старика выставили из Гарварда, но он все-таки получил степень магистра технических наук в Иллинойском университете, после чего отправился хозяйничать на ферму своей матери. Дядя Арт был путешественником и поэтом – один год он плавал моряком на торговом судне, другой – учительствовал в частных школах Панамы, Уругвая или Орландо. Даже когда они крепко напивались, их разговоры были все-таки чертовски интересны для юного Дьюана, третьего члена этого холостяцкого кружка, и он впитывал поступающую информацию с жадностью неизлечимо одаренного ребенка.
