Зал кофейни чуть заметно покачнулся.
Неужели это от одной рюмки ликера?
Да нет, конечно. Ей случалось выпивать куда больше без всяких последствий. Все дело в Эйно…
Она бросила на стол бумажку в сто крон, пересекла зал, вышла на улицу. Следом за ней мелькнула какая-то тень.
Мария зябко поежилась, спрятала руки в карманы пальто, огляделась в поисках такси.
Как назло, рядом не оказалось ни одной машины, и она зашагала в сторону гостиницы «Выру» – там в любое время суток людно, и уж машину поймать можно без проблем.
Чтобы срезать дорогу, она свернула в узкий переулок, в конце которого виднелась Ратушная площадь.
Рядом послышались чьи-то неровные шаги.
Мария обернулась и увидела того человека из кофейни, человека в плаще с капюшоном. Он шел следом за ней, слегка прихрамывая, и смешно отмахивал при ходьбе левой рукой.
– Чего тебе надо, козел? – проговорила Мария раздраженно, с закипающей злостью.
Только этого уличного приставалы ей не хватало!
Он ничего не сказал, только прибавил шагу и вскоре нагнал ее.
Из-под капюшона сверкнули белки глаз.
Незнакомец вытянул вперед правую руку. Казалось, он хочет успокоить, утешить ее… но это оказалось последней каплей. Мария торопливо открыла сумочку, вытащила баллончик, который с некоторых пор всегда носила с собой…
А незнакомец заговорил.
Он говорил на незнакомом ей языке, но Мария сразу поняла по четкому ритму, что это – стихи, а затем каким-то непостижимым образом осознала и их смысл.
Шелка и бархат истлеют в прах,
Румяна – какой в них прок?
Возьмешь с собою лишь стыд и страх
В последнюю из дорог…
Мария почувствовала странную слабость, головокружение и тошноту. Рука с баллончиком бессильно опустилась, сердце забилось в груди, как подстреленная птица.
Внезапно на небо выкатилась луна, осветив темную улицу, окутав странного ночного прохожего тусклым голубоватым свечением. Однако лицо его по-прежнему оставалось в тени, только пронзительные глаза еще ярче сверкнули из-под капюшона.
– Отвали… – слабым голосом проговорила Мария, надеясь этой бессильной грубостью защититься от наваливающегося на нее ужаса. Ей казалось, что все это – сон и она вот-вот проснется в уютной и просторной спальне своего дома в престижном районе Рока-аль-Маре…
Однако незнакомец только качнул головой и вдруг взмахнул рукой. Из широкого рукава его плаща выплеснулась полоска серебристого света, оказавшаяся узким лезвием ножа. Это лезвие плавно и незаметно вошло в грудь Марии.
Ее пронзила острая, ледяная игла боли, но в то же время она почувствовала странную легкость.
По крайней мере, она больше не увидит, как Эйно целует пальцы какой-нибудь очередной худосочной шлюхе… И, к счастью, она больше не услышит сочувственной и снисходительной интонации в голосах задушевных подруг… И больше не испытает такого унижения…
Ноги Марии подогнулись, и она беззвучно сползла на булыжники мостовой.
Человек в плаще склонился над ней, пристально вгляделся в побелевшее лицо, омытое голубоватым молоком призрачного лунного света.
Затем он выпрямился, достал из-за пазухи небольшую старинную книгу в потертом кожаном переплете, раскрыл ее в нужном месте, выдернул из книги пожелтевшую страницу с латинским стихотворением и положил на грудь мертвой женщины, осторожно заправив за лацкан дорогого итальянского пальто.
Оглядев еще раз дело своих рук, он спрятал книгу в карман плаща и зашагал прочь.
– Кажется, живой! – проговорил испуганный старческий голос. – Господин, вы меня слышите? Господин, вы живы? Господин, вы можете подняться?
Старыгин застонал и приподнялся.
В первый момент он не мог понять, где находится: кругом была глубокая живая темнота, из которой выступала приземистая фигура в бесформенной накидке, напоминающей похоронный саван, озаренная фантастическим голубоватым светом. Преодолев пульсирующую в затылке боль, он вспомнил, как вошел в собор, как из темноты появился загадочный призрак… вспомнил удар, обрушившийся на его несчастную голову…
– Кто вы? – испуганно воскликнул Старыгин, вглядываясь в склоненную над ним фигуру.
– Вот интересно! – проскрипел старческий голос. – Я-то известно кто, я – ночная дежурная, ответственное лицо, а вот кто вы и как вы здесь оказались?
Дмитрий Алексеевич заново вгляделся в свою странную собеседницу… и облегченно перевел дыхание: это оказалась вполне безобидная пожилая женщина с недовольным и растерянным лицом. То, что он принял за саван, было обычной шерстяной шалью ручной вязки – вещь, совершенно необходимая в сыром холоде собора. В руке дежурной сверкал фонарь, испускающий яркий голубоватый свет, который и придавал обстановке странную и нереальную тональность.
Дмитрий Алексеевич назвал себя и объяснил дежурной, что наведывался минувшим утром, а сейчас хотел еще раз осмотреть картины. Причем входная дверь собора была открыта, потому он и вошел внутрь. Сообщил Старыгин с некоторым смущением и о таинственном незнакомце, который оглушил его ударом по голове, однако дежурная выслушала эту часть его рассказа с заметным недоверием, да, впрочем, и сам Старыгин не был сейчас ни в чем уверен – уж очень подозрительно эта история звучала. Пожалуй, он и сам себе не поверил бы, если бы не вскочившая на затылке здоровенная шишка. Впрочем, она могла появиться от падения на каменный пол.
Дежурная довольно сухо осведомилась о самочувствии Старыгина, спросила, может ли он самостоятельно передвигаться, и вполне удовлетворилась, когда он поднялся на ноги и заверил ее, что вполне здоров и сию же минуту покинет собор.
Проводив незваного гостя до дверей, женщина заперла их на огромный заржавленный засов и включила сигнализацию.
Старыгин же отправился к себе в отель.
Он решил не брать такси (тем более что ни одной машины не нашлось в обозримом пространстве) и дойти пешком, благо до гостиницы было совсем недалеко.
От холодного воздуха в голове у него немного прояснилось, и боль от ушиба прошла. Единственное, что его беспокоило, – он никак не мог вспомнить, зачем шел в собор в такой поздний час, какую мысль он хотел проверить.
Впрочем, решил Старыгин, утро вечера мудренее, утром все вспомнится, все встанет на свои места.
Он свернул в узкий переулок, в конце которого виднелась ярко освещенная Ратушная площадь.
И вдруг едва не споткнулся о распростертое на булыжной мостовой женское тело.
Старыгин ахнул от неожиданности, склонился над незнакомкой…
Это была красивая, ухоженная женщина лет тридцати, в дорогом и стильном пальто. Светлые волосы свободно рассыпались по обледенелым булыжникам мостовой, глаза оставались полуоткрыты, в них тускло отсвечивал лунный свет.
