Иван Сербин - Собачий Рай

Чуть позже бесчувственное тело стюардессы заберет «Скорая». К тому времени над изуродованной новенькой «семеркой» уже будет колдовать знакомый механик. Хороший парень, умеющий держать язык за зубами. А бледный, трясущийся водитель, смоля одну сигарету за другой, станет проклинать невезуху и дрожать от страха за свое «светлое» будущее.

Осокин очнулся от собственных мыслей, когда огонек ожег пальцы.

— Черт!

Он инстинктивно отдернул руку, и сигарета, выпав, покатилась по отполированной до зеркального блеска крышке стола. Прервав чтение, детектив внимательно наблюдал за траекторией движения окурка. Осокин подхватил сигарету, бросил в пепельницу, придавил огонек фильтром.

— Когда произошел несчастный случай? — стараясь казаться спокойным, спросил он.

— Шесть лет назад, — не заглядывая в отчет, ответил детектив.

Разве Осокин этого не знал? Конечно, знал. Именно шесть лет назад он сидел за рулем новенькой «семерки» цвета «коррида».

— Ее сбила машина?

— Вы на редкость проницательны, — усмехнулся детектив. — Именно так все и случилось. Ее сбила машина. Рядовое дорожное происшествие. Водителя, разумеется, не нашли.

— Почему «разумеется»?

— Ну, если бы его нашли, разве вы стали бы интересоваться девушкой?

Гость аккуратно сложил бумаги стопкой.

— Это намек? — Осокин вперил взгляд в детектива.

— Намек? — Тот покачал головой, однако на его губах по-прежнему играла загадочная улыбка. — Боже упаси. Никаких намеков. Просто подумалось: девушка — жертва несправедливости. Вы решили ей помочь — а иначе зачем вам эти сведения? — похвальный жест добросердечного человека.

— Оставьте отчет на столе. — Осокин сунул руку в карман щеголеватого пиджака. — Хорошая работа.

— Рад, что вы оценили это по достоинству, — детектив перехватил взглядом движение руки заказчика, чуть закусил нижнюю губу.

Осокин достал из кармана пухлый кожаный бумажник, спокойно раскрыл его. Заметил попутно, что ему, несмотря на старание, не удалось сохранить свою «фирменную» стопроцентную выдержку, пальцы все-таки слегка дрожат. Вопросительно посмотрел на визитера.

Тот неопределенно шевельнул бровями.

— Как договаривались. Сто пятьдесят за каждый день работы. Итого тысяча пятьсот. Плюс накладные расходы. Мне пришлось заплатить кое-кому из бывших коллег в МВД. Сейчас ведь никто за так пальцем о палец не ударит. Это еще триста. Итого тысяча восемьсот. Ну, и если вы действительно оценили работу по достоинству, то премиальные на ваше усмотрение.

Осокин отсчитал двадцать пять стодолларовых купюр, положил на стол и придвинул детективу. Тот взял банкноты, не пересчитывая, переломил пополам и сунул в карман куртки.

— Премного благодарен.

Осокин серьезно наблюдал за ним, не без интереса подмечая каждое движение. Детектив почувствовал себя неуютно, повел плечами:

— Что-то не так?

— Да нет, все так. Все так, — Осокин опустил взгляд на тонкую стопочку бумаг, накрыл их ладонью. Спросил, глядя в стол, с некоторым равнодушием: — Надеюсь, я и впредь могу обращаться к вам за помощью?

— Конечно, — на губах детектива заиграла улыбка. — Наша фирма всегда к вашим услугам. Можно сказать, в любых ситуациях.

Улыбался он странно. Радушно, но с некоторой нотой неприятного покорного подобострастия. Одним словом, фальшиво. Стремление продаться и в то же время сохранить хотя бы внешнее достоинство было отчетливым и породило у Осокина подспудное чувство неприязни. Ему захотелось, чтобы гость поскорее ушел. Он демонстративно взглянул на часы. Детектив понял жест. Клиент занят. Клиенту не надо мешать. Клиент платит. Не раздражай того, кто платит и готов платить впредь. Это безработных детективов полно, а хороший, денежный клиент — редкость, особый товар. Хорошим клиентом не разбрасываются.

Детектив поднялся, но замешкался у стола. После секундного колебания все же протянул руку для пожатия. Жест, исполненный немого вопроса. Детектив словно просил подтверждения их добрых отношений в будущем.

Осокин колебался. Он не хотел отвечать на пожатие и мог бы себе это позволить, но… Это странное «но» вызревало в его душе как болезненный нарыв. Детектив уже проник в тайну, касающуюся только его, Осокина, и слепой стюардессы. Теперь он, сам того не подозревая, стал оруженосцем, принимающим на себя половину испытаний и грехов хозяина. Осознанно ли? Вряд ли. Все дело в деньгах. Только в деньгах и ни в чем больше.

Осокин пожал крепкую ладонь, бормотнул:

— Всего доброго. Возможно, мне понадобятся ваши услуги уже в самое ближайшее время.

— Всегда рад помочь. Буду с нетерпением ждать вашего звонка. До свидания.

Вот теперь детектив улыбнулся широко и открыто, поверив наконец, что его купили взаправду. Надолго.

Он вышел Из кабинета, аккуратно и плотно прикрыв за собой дверь. Осокин достал из кармана пиджака платок, тщательно вытер руку и бросил платок в корзину для бумаг. И только после этого он придвинул к себе отчет.

Этот разговор состоялся ровно месяц назад. Почему сегодня Осокин вспомнил о нем? Наверное, потому, что за окном снова шел дождь. Не такой же, как в тот летний день, более пронзительный и злой, предвещающий вселенский холод и тоску, но такой же серый и неприкаянный. Осокин открыл глаза и посмотрел на лежащее перед ним досье. Он каждый день доставал из стола папку и рассматривал фотографии.

И каждый день, ровно в девять утра, в квартире слепой стюардессы раздавался звонок. Она отпирала дверь. И каждое утро на пороге стоял один и тот же посыльный с корзиной белых пионов. Осокин посылал бы розы, но стюардесса их не любила. Предпочитала тюльпаны, сирень и пионы. Вспомнив про цветы, Осокин улыбнулся. Осторожно, словно боясь повредить, он раскрыл досье и вытащил несколько цветных снимков.

Первый снимок запечатлел девушку идущей по улице. Пшеничного цвета волосы раздувает ветер, голова поднята. Пожалуй, слишком высоко для зрячего. Слепые глаза смотрят прямо перед собой. Фотографировали с малого расстояния. Оно и понятно. Зачем прятаться, если «объект» все равно ничего не видит. Осокин внимательно рассматривал тонкую фигурку девушки. Странно. Почему она ходит без тросточки? Осокин взял следующую карточку. Девушка у подъезда, говорит что-то сидящей на лавочке старухе. Улыбается. Хорошая у нее улыбка.

Осокин улыбнулся, будто бы в ответ, покатал на языке ее имя. «Наташа… Наташа… Наташа…» Словно шампанское. Острое, покалывающее язык, приятное на вкус.

Он разложил карточки по столу, принялся вглядываться в лицо. О чем она думает? Что чувствует? Какова ее первая мысль, когда она просыпается утром и понимает, что день так и остался ночью? Что для нее жизнь?