Они зашагали по чавкающей, жирной грязи к машине — сине-желтому «бобику».
— Работа как работа, — ответил Журавель. — Что ни делается, все к лучшему.
— Угу. Поделитесь этой великой мыслью с пострадавшим, — усмехнулся лейтенант.
— Он же мертвый? — кажется, искренне удивился Журавель, открывая дверцу патрульного «козлика» и забираясь в салон.
Лейтенант посмотрел на собеседника не без любопытства. Округлый, скорее даже толстый, седой, с добродушным лицом тюхи, уже не деревенского, но еще не городского. Щеточка «моржиных» усов над верхней губой. Брови кустистые, но не злые. Скорее даже они наполняют карие глаза теплом. Сержант. В таком-то возрасте? Наверняка потому, что ведет себя тихо, согласно. Отправили — пошел. Ни слова, ни полслова. На таких-то как раз и ездят. Кого посылать в Высшую школу? Любого вспомнят, кроме него. Почему? Да потому, что всегда в тени. Был бы стервецом, скандалистом, сволочью — услали бы учиться и вздохнули с облегчением. Чем дольше учится, тем дольше его нет в отделении, соответственно, тем легче живется. Или наоборот. Ж…лиз. Таких тоже не любят. Звания они получают с периодичностью раз в год и в результате уходят на повышение, лизать задницы начальству повыше. Этот же до полтинника в сержантах. Делаем выводы.
В машине было тепло. Охватывала приятная истома. Лейтенант оперся о дверцу со стороны водителя, посмотрел на пустырь.
— Ну чего там? — полюбопытствовал без особого интереса шофер.
— А-а-а… — лейтенант безнадежно махнул рукой. — Болото.
— Ясно, — ответствовал равнодушно сержант, снимая машину с ручника. — Ты едешь?
— Нет, — лейтенант качнул головой. — Волкова ноги кормят.
«Фамилия лейтенанта — Волков, — вспомнил Журавель. — А зовут его… Как же его зовут? Не то Андрей… Не то Алексей…»
Лейтенант отсалютовал и зашагал к соседнему дому — болотно-зеленой одноподъездной башне.
Шофер вздохнул, спросил у Журавеля:
— Ну, куда ехать?
— В отделение.
— А та-рищ майор?
— Тут работы не меньше чем на час. Успеешь вернуться.
Шофер уложил порядок действий в голове, кивнул глубокомысленно и нажал на педаль газа.
Рыкнув движком и выбросив из-под колес фонтан глинистой жижи, «бобик» резво рванул с места.
* * *
Стоя у окна, Александр Демьянович Осокин чуть подался вперед и коснулся лбом прохладного стекла. Серое марево дождя размыло силуэты домов. Блеклая листва тополей рабски подрагивала под резкими ударами тонких водяных струй. Небо, страдальчески-тусклое, навевало тоску. Осокин прикрыл глаза, отстранившись на секунду от монотонного голоса, звучащего за спиной.
Холод дождя, переданный стеклом, принес некоторое облегчение. Осокин открыл глаза и, подчиняясь внезапно возникшему ощущению дежа-вю, с удивлением подумал: «Я это видел». И матово-мокрые крыши домов, и дождь, и проносящиеся по улице глянцевые от воды машины. Вообще, весь этот день однажды уже был им прожит. Только вот когда? В прошлой жизни? Впечатление повторения слишком походило на правду, чтобы быть ложным. И монотонный голос гостя он слышал. Даже внешность визитера, невзрачная, тонущая в солидности банковского кабинета, была ему знакома. Или же это не более чем иллюзия? А если все-таки нет? Чем закончилась его история… в прошлый раз?
Гость, абсолютно непримечательный человек, пухленький, чрезвычайно низкий, с круглым, лоснящимся от пота лицом, некрасивость которого подчеркивалась элегантными очками в тонкой золотой оправе, сидел на краешке громадного кожаного кресла. Заметив взгляд Осокина, он прервал чтение, спросил без нажима:
— С какого эпизода повторить?
Тот натянуто улыбнулся.
— Я действительно задумался. Прошу извинить меня.
Гость спокойно пожал плечами:
— Ничего страшного.
Осокин прошел к своему креслу, присел, взял со стола пачку сигарет, закурил. Помассировал пальцами висок. Ощущение дежа-вю не отступало. Фразы срывались с губ сами собой. Осокин словно слушал их со стороны. «А может быть, это эффект опережения», — подумал он, выпуская серый сигаретный дым сквозь напряженные губы. Ему ведь заранее известно, чем закончится доклад. Да, наверное, именно эффект опережения.
Хитроглазый гость был частным детективом. Обычно Осокин пользовался услугами собственной службы безопасности, но только не сейчас. В этот раз он решил прибегнуть к помощи частного сыщика.
— …двадцать девять лет, — продолжал тем временем читать гость. — До несчастного случая работала стюардессой Аэрофлота. Проживает одна. Адрес указан в отчете. Квартира однокомнатная. Фотографии прилагаются.
— Вы что, были у нее дома? — встрепенулся Осокин.
— Нет. Мы не взломщики. — Гость улыбнулся тонко. Кто знает, что у каждого из них за душой. У банкиров свои маленькие тайны, у детективов свои. — Фотографировали с крыши соседнего дома. Родных нет. Работает на дому. — Детектив поднял взгляд на заказчика. — Знаете, все эти поделки общества слепых. Розетки, выключатели и тому подобная дребедень.
Осокин кивнул, давая понять, что принял информацию к сведению. Розетки и выключатели? Не самая приятная и разнообразная работа. Особенно после аэрофлотовских поездок. Жизнь — цепочка дурацких случайностей. Захотелось стюардессе Аэрофлота выпить кофе, кофе закончился, она выходит в магазин. В это время опаздывающий на пустяковую, в сущности, встречу начинающий делец гонит на своей новенькой «семерке» по Бескудниковскому бульвару. Девушка глядит на часы. Магазин скоро закроется, а с утра в рейс. Как тут без кофе? Она может опоздать, если не поторопится. Девушка смотрит по сторонам. Вечер, машин нет. Начинает переходить улицу, хотя горит красный свет. Тут-то и появляется непонятно откуда новенькая «семерка» цвета «коррида». Девушка в растерянности останавливается. Несчастья можно было бы избежать, останься девушка неподвижна. Объехать ее — нет проблем. Бульвар достаточно широк. Но стюардесса начинает метаться. Все происходит слишком быстро, чтобы успеть осознать. Водитель выворачивает руль влево — девушка тоже кидается влево. Вправо — и она в ту же сторону. Удар! Тело подлетает в воздух. Еще один удар и сухой, отвратительный треск. Лобовое стекло покрывается сеткой мелких трещин и прогибается в салон.
Свет фонарей дробится в этой слюдяной паутине на сотни отдельных лучиков. Девушка скатывается на асфальт. На капоте машины и на разбитом «лобовике» остается несколько капелек крови. Водитель резко жмет на газ.
Чуть позже бесчувственное тело стюардессы заберет «Скорая». К тому времени над изуродованной новенькой «семеркой» уже будет колдовать знакомый механик. Хороший парень, умеющий держать язык за зубами. А бледный, трясущийся водитель, смоля одну сигарету за другой, станет проклинать невезуху и дрожать от страха за свое «светлое» будущее.