Новая опасность настолько ошеломила Силантия, что он лишь чудом не схватился за поводья. Конец казался неминуемым, и встреча с ведьмой неизбежной. Неожиданно в этот критический момент силы Ночи как бы удвоились, и лошадь развила такую скорость, что через мгновение преследователи остались далеко позади; к тому же под копыта ведьминой свиты попала стая мерзких псов, и силы зла слились в экстазе взаимного истребления.
Силантий почувствовал, что спасение близко, шум погони стремительно уносился назад, когда успокоенный всадник заметил, что они движутся в сторону «Ослепших» болот".
Болота эти заслуженно пользовались дурной славой. Еще во времена. Пугачевского восстания здесь потонул славный сотник Салавата Юлаева и преследовавший его взвод улан. А после того, как Александр II, прозванный в народе освободителем, оставил этот грешный мир, здесь сгинуло семнадцать слепых старцев, шедших поклониться иконе Казанской Богоматери. С тех пор болота обрели свое название, и люди не рисковали более соваться сюда, потому как если кто и забредал на болота, то уж назад никогда не возвращался; правда, время от времени люди встречали беспомощных, похожих на сгинувших в болотах несчастных, но от них не было никакого прока — они не могли пролить свет на события, которые совершались на болотах, так как возвращались оттуда слепыми и сумасшедшими. Вот к этим болотам и несла Ночь своих ездоков. Силантий, поняв, что им грозит если не погибнуть от нечистой силы, то, по крайней мере, сгинуть в болоте, вознамерился схватиться за поводья. Но, как на грех, оказалось, что в бешеной скачке поводья перекинулись через голову лошади и свободно болтались спереди, грозя опутать ноги кобылы, но Ночь не обращала внимания и летела вперед, туда, куда вел её безошибочный инстинкт и какая-то неведомая сила. На пути оказался старый замшелый пень, раскинувший свои корявые, длинные, толстые корни во все стороны и похожий на осьминога. Когда всадники поравнялись с этим пнем, тот неожиданно ожил и, приподняв свои корни, исторгнул из глубины настоящую человеческую руку, невероятно длинную и сильную. Рука проворно схватила поводья, волочившиеся по земле, и Ночь оказалась в плену. От испуга и неожиданности лошадь дико заржала и встала на дыбы, вытащив из-под пня вместе с поводьями до омерзительности противного карлика, совершенно голого и покрытого седыми волосами. Силантий чудом удержался в седле, а ужасное создание через секунду было затоптано конскими копытами, превратившись в орущую, шевелящуюся в агонии смерти массу. Ночь продолжала стремительный бег. А позади уже вновь слышались звуки дикой охоты.
Лес кончился, и на несколько верст перед людьми расстилалось болото, над которым, словно лампа в больничной палате, засияла луна, отражаясь в бездонных масляных окнах трясины.
Ночь сбавила бег и затрусила, не решаясь шагнуть вперед, где так обманчиво колебалась земля. За тучами скрылась Луна, и стало темно, как в закрытом погребе. Через мгновение в темноте Силантий увидел погоню; толпа этих фосфоресцирующих существ приближалась. Силантий забыл обо всех советах схимника, решившись схватиться за поводья, но их не было совсем. Вероятно, узду оставил себе на память мерзопакостный карлик. Погоня приближалась. Силантий почувствовал, как волосы на его голове поднялись дыбом и зашевелились от ужаса; весь он покрылся холодным и липким потом. Но всё случилось невероятно быстро. Где-то в глубинах вод как будто кто-то зажег таинственные огни, и тысячи маленьких фонариков, танцующие, как пузырьки воздуха, поднимались к поверхности воды, всплывали наружу и образовывали золотистую тропинку, вьющуюся между трясин и указывающую безопасный путь. Ночь словно ждала этого. Разбрызгивая грязь, она бросилась в воду и устремилась вперед, ни на сантиметр не отклоняясь от спасительной тропы. Ведьма, опередившая свою свиту, направила коня следом; её свирепое, с присвистом дыхание уже достигало Силантия. Свита же, промедлив лишь мгновение, с разбега увязла в тонкой трясине, так как золотые огоньки, выполнив свою спасительную роль для Силантия и к несчастью для колдуньи, успели погаснуть. Скоро весь демонический отряд сгинул в безднах Ослепших болот.
Ведьма продолжала преследовать Силантия, она выглядела еще ужаснее, чем прежде. Ночь была уже у самого берега, когда черный ведьмин конь оступился и потерял под ногами твердую почву. Его хозяйка с визгом отчаяния и злобы успела, подобно змее, кидающейся на добычу, прыгнуть на белый круп Ночи в надежде добраться до людей, однако её встретил страшный удар задних ног белой кобылицы, откинувший её обратно в болото. С шипением пресмыкающегося она упала туда же, где за секунду до этого пропал её собственный конь: на месте лица её ярким огнем горел отпечаток правого копыта Ночи. Ведьма испустила последний крик смертельно раненной гиены, и черная вода сомкнулась над её головой. Через секунду на этом месте из-под воды вырвался гигантский огненный столб, разорвавшийся в небесах белой вспышкой огня. Стая воронья покружила в ночном небе, оглушая карканьем окрестности, и улетела на запад. Может быть, с этого дня ворон в этой стае стало на одну больше, но это лишь досужие домыслы авторов.
…В свете наступившего утра шел счастливый Силантий по осенней дороге, и рядом с ним ехала на белом скакуне веселая и прекрасная Оксана.
После счастливого выздоровления девушки из соседнего села жители Лужков стали всерьез готовиться к свадьбе. Однако то ли невеста охладела к своему жениху, то ли была какая другая причина, но свадьба Оксаны состоялась в её родном селе, и женихом оказался не Силантий, а совсем незнакомый заезжий молодец. Силантий же с того самого дня распродал всё свое хозяйство и навсегда покинул эти края. Больше о нем никто не вспоминал, лишь через десять лет подвыпивший отец Кондратий поведал всю эту историю своему другу, учителю русской словесности, которому она так понравилась, что он записал её в свою записную книжку, хранившуюся у него сорок лет, но потом все-таки потерянную. И лишь год назад по настоятельной просьбе он рассказал нам сию трогательную историю. Мы не нашли достаточно серьезных поводов, чтобы усомниться в его словах, а теперь, после его смерти, и сами записали этот рассказ, дабы не канул он в Лету, как и многие подобные правдивые истории, не записанные лишь потому, что не нашлось, кому это сделать.