И только в этот миг он вдруг представил себе, что будет с ней, когда она узнает правду.
Когда Клара подошла к Яну и просунула руку ему под локоть, ни один мускул в нем не дрогнул. Ей даже почудилось, что у него остановилось сердце, такая странная неподвижность сковала его тело. Встревоженная, она потерлась щекой о его плечо и попыталась заглянуть в глаза, но в лице его тоже ни один мускул не дрогнул, словно он окаменел в приступе внезапного летаргического сна. Его немигающий взгляд был неотрывно прикован к темному окну, за которым не было ничего кроме исчезающих на горизонте последних бликов летнего дня.
– Эй, там, наверху! – шутливо прошептала Клара, стараясь скрыть внезапно охвативший ее страх. – В каких поднебесных высях вас носит? Не пора ли вернуться к нам, на землю?
Ресницы Яна дрогнули. Словно приходя в себя после глубокого обморока, он оторвал взгляд от окна и уставился на нее, не узнавая. Пытаясь и это обратить в шутку, она легонько постучала костяшками пальцев о его твердое плечо:
– Тук-тук-тук, это я, Клара! А ты кто?
Ян то ли вздрогнул, то ли встряхнулся, как собака, выходящая из воды:
– Я тот, которому внимала ты в полуночной тишине.
Клара засмеялась и накрыла его ладонь свободной рукой, – несмотря на то, что вечер был теплый, ладонь под ее пальцами оказалась совсем ледяная.
– Может, пойдем погуляем? – неуверенно предложила она, всем телом ощущая исходящий от него холод.
Не отвечая, он высвободил свою руку и медленно отвернулся от окна. Гостиная почти опустела, только молодой японец все еще пил чай, да супруги де Витри сердито пререкались по-французски. Ян направился к роялю, открыл крышку и начал бродить одним пальцем по клавишам, пытаясь подобрать какую-то мелодию. Клара пошла за ним и, облокотясь о рояль, стала наблюдать, как его палец безрезультатно мечется по клавиатуре.
– Чего ты добиваешься? – спросила она, наконец. – Скажи мне, я тебе помогу.
И качнулась было в его сторону, – обойти рояль и встать рядом. Но он перехватил ее второй рукой и вернул обратно:
– Нет, нет, оставайся там! Ты поможешь мне, если будешь стоять передо мной так, чтобы свет падал на твое лицо. Второй локоть тоже положи на рояль и чуть повернись в профиль.
Покоряясь его нервозному деспотизму, она выполнила его просьбу, оттолкнув в сторону какую-то подвернувшуюся под локоть тетрадь.
– Вот и отлично, как раз то, что нужно! – почти пропел Ян и довольно чисто сыграл куплет из «Лили Марлен».
– Ах, и ты туда же! – вспыхнула Клара, хотя, видит Бог, она вовсе не хотела ссориться с Яном. – Что ж ты не спел хором с этими наглыми мальчишками?
Ян видно тоже не был настроен ссориться. Он засмеялся, захлопнул крышку рояля и притянул Клару к себе:
– Не огорчайся, я просто хотел тебя подразнить.
Клара испуганно огляделась, и хоть в гостиной уже никого, кроме них, не осталось, попыталась вырваться: «Нашел, чем дразнить!»
Но Ян ее не отпустил, а придвинул к роялю еще один стул и усадил рядом с собой.
– Дай сигарету, – сказала она примирительно.
Он протянул ей пачку и, дождавшись, когда она вытянет сигарету, щелкнул зажигалкой и предложил:
– Знаешь, что? Давай пойдем в кабачок Патрика Рэнди, тебе там понравится.
– Это, что ли, тот художник, которого мы встретили вчера, когда везли миссис Муррей?
– Тот самый, хоть не решусь утверждать, что он художник. Впрочем, пошли, ты сможешь судить сама.
Кабачок Патрика Рэнди оказался некой инфантильной имитацией райского сада. Там было людно, дымно и шумно. В воздухе над головами гостей порхали десятки огромных разноцветных бабочек, поблескивая позолотой ажурных крыльев они парили под потолком, свисали со стен, кружили над стойкой бара.
– Любопытно, правда? – сказал Ян, безуспешно отыскивая глазами свободный столик. – Когда кича много, он может стать произведением искусства.
Тут к ним подскочил тот французский офицер, которого они встретили вчера на поле боя, когда везли миссис Муррей вверх по склону холма. Только сегодня вместо отделанного шнурами синего мундира на нем был белый клеенчатый фартук, повязанный поверх черной рубахи с распахнутым воротом. Любезно улыбаясь, он простер к ним руки и произнес хриплым баритоном:
– Патрик Рэнди, человек-бабочка приветствует вас!
– Что толку от вашего приветствия, если у вас тут сесть некуда? – поинтересовался Ян, на что человек-бабочка радостно замахал руками:
– Что вы хотите, сегодня вся Англия слетелась на битву при Ватерлоо! Однако для таких гостей, как вы, местечко всегда найдется.
И повел их в дальний угол, где отделил от стены подвесной столик и два откидных стула. Неизвестно откуда на столе появилась книжечка меню, украшенная изображением изумрудной бабочки с лицом хозяина.
– Откуда у вас столько бабочек? – полюбопытствовала Клара.
Патрик Рэнди торжественным жестом обвел стены кабачка:
– Всех этих бабочек я создал сам, вот этими руками.
И, с гордостью предъявив руки, продекламировал:
«На крыльях бабочек ажурных
Сюда слетаются мечты!»
Ян заказал два ирландских пива из бочки, и человек-бабочка упорхнул к стойке, чтобы собственноручно, как он выразился, обслужить «дорогих гостей».
– Чем мы ему так дороги? – удивилась Клара.
– А где, ты думаешь, я коротал свои печальные одинокие вечера, пока ты с наслаждением копалась в своих древних рукописях?
Почувствовав затылком чей-то пристальный взгляд, Клара обернулась и глаза в глаза столкнулась с сыном, – он стоял в дверях, оживленно переговариваясь с Брайаном, за спиной которого маячила вышитая жилетка отца Георгия. Примчался человек-бабочка с двумя огромными кружками пива, увенчанными белыми хлопьями пены, и посетовал на то, что мест нет, а народ все прибывает и прибывает.
– Вам бы радоваться, а вы жалуетесь, – попрекнул его Ян, но тут какая-то компания за угловым столом начала подниматься, гремя стульями, и Патрик стал громко звать:
– Линда, Линда! Иди скорей, убирай со стола!
Пышногрудая Линда в бархатном корсаже под белым кружевным передником выскочила из кухни с пустым подносом в руках, но прежде, чем отправиться к освободившемуся столу, приблизилась к Патрику и прошептала что-то ему на ухо. Патрик ахнул, всплеснул руками и метнулся к маленькой дверце, скрытой в дубовой панели за стойкой. Наблюдая краем глаза, как Линда, извиняясь, усаживает Ури и Брайана за неубранный стол, Клара пропустила момент, когда отец Георгий со стулом наперевес замаячил перед ней.
Не спрашивая позволения, он приставил стул к их столику и воскликнул, восхищенно пожирая Клару глазами:
– Если уж еврейская женщина хороша собой, она затмевает всех своей красотой.
