Мысли мои завертелись быстро-быстро. Теперь уже я взял его за локоть и сказал доверительно:
– Я ни с кем не могу встречаться. Я приехал сюда всего на пару дней с очень важным заданием и мне строго-настрого запрещено вступать в контакт с кем бы то ни было. Ты понимаешь?
Он сделал умное лицо:
– Это насчет американских военных баз?
Я кивнул, хоть догадка была не Бог весть какая, – всему миру известно, что в наших краях расквартированы главные силы американской армии.
– Так что давай пока расстанемся, я не уверен, что за мной нет слежки.
Он как-то очень легко согласился и, не попрощавшись, зашагал прочь. Я дождался, пока он скроется за углом, потом зашел в аптеку и отправился кружить по городу, все время проверяя, не идет ли он за мной. Убедившись, что никто не сидит у меня на хвосте, я вывел фургон со стоянки и отправился домой. По пути от города до Нойбаха я пару раз сворачивал в боковые аллеи, но ничего подозрительного не заметил. Не останавливаясь, я проехал через Нойбах, пересек мост и начал подниматься к замку по горной дороге.
Я был так напряжен, что мой мозг отмечал разные мелкие детали, на которые при других обстоятельствах я не обратил бы внимания. И вот перед последним поворотом мне послышалось какое-то стрекотание, такой тихое, что его нельзя было бы расслышать на полном машин шоссе. Я завернул за скалу и остановился, не выключая мотор. Через полминуты из-за скалы вылетел Людвиг на мотоцикле, без шлема, с встрепанными от ветра волосами. Увидев мой фургон, он резко затормозил и с виноватым видом подъехал ко мне.
– Мы же договорились, правда? – рявкнул я. Вокруг было пустынно и я мог позволить себе роскошь орать сколько угодно.
– Я понял, что и сейчас вас люблю, – пробормотал Людвиг с несчастным видом, и я как бы некстати вспомнил, что его тогда не арестовали. Впрочем, это могло быть случайностью.
Но все равно, выхода не было, нужно было от него избавляться. Я решил взять его с собой в замок, а там уж придумать на месте, что с ним делать. Но вот куда девать мотоцикл? И я спросил, выявляя крайнее неодобрение:
– Кто позволил тебе ездить на мотоцикле? У тебя что, есть права?
– Да нет, я просто спер его со стоянки.
– Сейчас? Ты с ума сошел! Хочешь, чтобы за тобой сюда явилась полиция?
– Я не мог… я хотел вам сказать… – начал было Людвиг, но я уже понял, что надо делать.
– Живо, езжай вниз, оставишь мотоцикл на площади за мостом, а я тебя там подберу.
– А вы меня не бросите? – взмолился этот болван.
– Конечно, не брошу, раз пообещал. Давай, езжай!
Я подобрал его внизу у моста и вернулся обратно. Но я не мог привезти его в замок на глазах Инге, которая уже наверно беспокоилась, куда я делся. Поэтому я припарковал фургон в боковой аллее и повел Людвига к подземному ходу. Мне пришлось хорошенько с ним повозиться, – он изрядно струхнул, когда мы пробирались ползком в темноте, но потом успокоился и спокойно подождал, пока я ходил на кухню за ключом».
Здесь запись кончилась, но того, что Ури прочел, было, пожалуй, достаточно, чтобы он мог угадать, чей череп замурован в стене сокровищницы Губертусов. Но он все же полистал тетрадь в надежде найти еще что-нибудь, и впервые заметил, что из тетради вырвано несколько страниц. Очевидно то, что Карл там написал, нельзя было доверить даже самой хитроумной шифровке. Что ж, тем вероятней становится предположение, что именно Людвиг закончил свою жизнь в смрадном мраке подземелья. Людвиг, а не Карл. Иными словами – Людвиг умер, а Карл остался жив.
Кто же был этот Людвиг? Ури глянул на часы – оставалось еще семь минут из подаренного ему Джерри часа. Их должно хватить на то, чтобы перечитать страницы дневника, посвященные Людвигу. Что-то там было недосказано, Ури не мог точно припомнить, что именно, но сейчас он это выяснит. Досадуя на разбазаривание драгоценного времени, он с некоторым трудом отыскал нужное место:
«– Ну, чего тебе? – спросил я, начиная раздражаться, но Людвиг продолжал молча смотреть на меня из-под странно темных, может быть подкрашенных, ресниц. Я вспомнил, что именно он выхватил у меня дневник, и приказал:
– Вот что, или говори, или убирайся прочь!
И тут он заплакал. Заплакал беззвучно, я даже не представлял, что мужчина может так плакать. Слезы безостановочно текли по его совсем юным, едва тронутым бритвой щекам и обильным дождем орошали его грязную, некогда розовую рубашку. Я не выдержал и, вскочив из-за стола, с силой тряхнул его за плечо:
– Перестань реветь! Чего ты хочешь?
Людвиг покачнулся и, гибко изогнувшись, прижался мокрым подбородком к моему запястью. Я невольно отдернул руку.
– Я вас люблю! – пытаясь вернуть мою руку на свое плечо, жарко зашептал он. – Я не сплю по ночам и мечтаю о вас. Пустите меня к себе и я добуду у них вашу тетрадь.
Я попятился и постарался ногой вытолкнуть его из кухни, но он уперся кроссовками в холодильник и прочно застрял на пороге. Слава Богу, остальные спали непробудным сном – опять, небось, чего-то накурились, и, слава Богу, ничего не видели и не слышали.
– Я все для вас сделаю, – снова зашептал Людвиг, не сдвигаясь с места, и умудрился обнять мои колени. – Сделаю все, что угодно, только не прогоняйте меня».
Ури сосредоточился, чтобы представить себе знакомый череп Людвига под кожей и мышцами его залитого слезами лица, и тут его осенило. – Он понял, что он должен сделать, чтобы нарушить планы Карла. Решение было простым и однозначным, оно возникло в мозгу, совершенно готовое, как конфета в обертке. Теперь нужно только успеть его выполнить, пока в гостиной никого нет. Ури поспешно сунул тетрадь в сумку и осторожно выскользнул из туалета в темный коридор.
Гостиная была за углом, там тоже было темно, вернее сумрачно, потому что за окном застыл нескончаемый летний вечер, недвижно зависший на грани света и тьмы. Надо было спешить, не только из-за нетерпеливо ожидающего Джерри, но и из-за Карла, который мог в любой миг появиться где-нибудь поблизости.
Расстегивая на ходу молнию сумки, Ури подошел к роялю и небрежно бросил тетрадь на черную лакированную крышку. Красное пятно контрастно выделялось на черном сверкающем поле, не заметить его было невозможно. Теперь оставалось только ждать реакции Карла на этот вызывающе яркий квадрат. Но если совещание не закончится к вечернему чаю, Ури так и не увидит первую реакцию Карла. Жаль, но может, это не так уж и важно. Важно, чтобы Карл заметил тетрадь и понял, что это его дневник.
Сменив Джерри в читальном зале, Ури начал просчитывать возможные варианты поведения Карла после того, как он убедится, что это его дневник. Первой реакцией должен быть шок, – трудно представить, чтобы человек в такой ситуации не испугался. Но такой человек, как Гюнтер фон Корф, несомненно возьмет себя в руки и не выдаст своих чувств. Интересно, конечно, было бы увидеть, как дрогнет его лицо, но оно может и не дрогнуть.
