— Отпустите его, — сказала она.
Как только Янош отпустил Ларри, тот попытался броситься ко мне. Янош небрежно отмахнул его тыльной стороной ладони по лицу, и Ларри полетел на пол и проехал чуть ли не до стены.
Я застыла. На какой-то страшный миг мне показалось, что Ларри убит, но он застонал и попытался вернуться.
Я подняла глаза и увидела взгляд Жан-Клода. Он преследовал меня много лет, и теперь на его глазах я позволю другому вампиру запустить в меня клыки.
Серефина рывком поставила меня на колени, так сжав кости моей руки, что я испугалась, как бы не было перелома. От боли я поглядела ей в глаза. Они были глубокими, карими, почти черными. И ласково улыбались мне.
Я услышала запах маминых духов, ее лака для волос, ее кожи. Я затрясла головой. Это была неправда. Неправда. У меня перехватило дыхание. Она наклонилась надо мной, и когда ее лицо приблизилось, мне на щеку упали густые и черные мамины волосы.
— Нет! Это не настоящее!
— Настолько настоящее, насколько тебе захочется, нинья.
Я взглянула в эти глаза и провалилась в длинный черный туннель. Я падала туда, к этому огоньку. Я тянулась к нему. Он согреет мою плоть, утешит сердце. Он станет для меня всеми и всем.
Далеко, как во сне, донесся голос Жан-Клода:
— Анита!
Но было поздно. Ее огонь согрел меня, создал чувство целостности. А боль — такая малая цена за такое счастье.
Черный туннель сомкнулся у меня за спиной, и осталась только тьма и огонек глаз Серефины.
Мне снился сон. Я снова стала маленькой. Такой маленькой, что лежала у мамы на коленях, и только ножки чуть свисали. Она обняла меня, и мне было так хорошо и покойно, и никто и ничто не могло меня обидеть, пока мамочка меня держит. Я прижалась головой к ее груди. У меня под ухом билось мамино сердце. Сильный, ровный ритм, и он звучал все громче и громче.
Этот звук меня и разбудил, но я не проснулась. Темнота была настолько полной, что я была как слепая. Я лежала в темноте в объятиях мамы — я заснула, лежа в кровати с ней и с папой. Сердце мамы стучало у меня в ухе, но ритм был не тот. У мамы был шумок в сердце. У нее сердце билось так: сначала медленно, потом пауза, два быстрых догоняющих удара. А сердце, которое я слышала, билось ровнее часов.
Я попыталась подняться и стукнулась головой обо что-то твердое и неподатливое. Руки ощупали тело, к которому я прижималась, и ощутили атласное платье с пришитыми драгоценностями. Лежа в темноте, я попыталась скатиться с этого тела и попала на сгиб руки. Оголенная кожа скользнула по моим голым плечам, бескостная плоть, как у мертвеца, но сердце стучало, заполняя тьму, хотя я изо всех сил старалась отодвинуться.
Наши тела были прижаты друг к другу — этот гроб не был рассчитан на двоих. Пот побежал по моей коже ручьем. Темнота стала вдруг удушающе тесной, горячей. Я попыталась перевернуться на спину, скатиться с этой женщины, но не могла. Места не было.
Даже от моих слабых усилий ее тело шевельнулось, мягкая плоть поддалась. Запаха маминых духов больше не было. Был запах старой крови и затхлости, от которого волосы на шее вставали дыбом. Знакомый запах вампиров.
Я закричала и попыталась отжаться на руках, чтобы отдалиться от нее, и тогда крышка поддалась. Я уперлась спиной в атлас и дерево. Крышка отвалилась, и вдруг я оказалась сидящей верхом на мертвом теле.
Тусклый свет подчеркивал морщины. Неуместным казался тщательно наложенный макияж, как неудачный грим на трупе. Я выбралась из гроба, чуть не упав на пол.
Гроб Серефины стоял на сцене бара «Кровавые Кости». У подножия сцены свернулась клубком Элли. Я перешагнула через нее, наполовину ожидая, что она схватит меня за ногу, но она не шевелилась. Даже не дышала. Она была новоумершей и с восходом солнца становилась мертвой по-настоящему.
Серефина тоже не дышала, но сердце у нее билось, жило. Зачем? Чтобы мне было приятнее? Или от моего прикосновения? Черт, не знаю. Если выберусь, спрошу Жан-Клода. Если он жив. Если она сдержала слово.
Янош лежал посреди зала на спине, сложив руки на груди. Беттина и Паллас прильнули к нему с двух сторон. На полу стоял гроб. Я понятия не имела, который сейчас час, но готова была поспорить, что Серефина целый день спать не станет. Надо было отсюда выбираться.
— Я ей говорил, что ты не проспишь целый день.
Голос заставил меня резко обернуться. Магнус сидел за стойкой, опираясь локтями на полированное дерево, и резал лимон очень острым с виду ножом. Длинные волосы рассыпались вокруг лица. Вдруг он выпрямился, потягиваясь. На нем была одна из тех рубашек, которые берут напрокат, чтобы надеть под фрак. Она была бледно-зеленой и подчеркивала зелень его глаз.
— Ты меня напугал, — сказала я.
Он легко перескочил через стойку и приземлился на ноги, как кот. Улыбнулся — и эта улыбка не была дружелюбной.
— Я думал, тебя не так легко напугать.
Я отступила на шаг:
— Ты чертовски быстро выздоровел.
— Я пил бессмертную кровь, это помогает. — Он глядел на меня с жаром в глазах, который мне не понравился.
— Что с тобой такое, Магнус?
Он отвел волосы с шеи и рванул ворот рубашки так, что две верхние пуговицы отлетели и закружились на полу. На гладкой шее виднелся новый укус.
Я попятилась еще на шаг к двери.
— Ну и что? — Я провела рукой по шее и нащупала свой укус. — Значит, тебе сделали второй укус для пары. Что из этого?
— Она запретила мне пить. Она сказала, что ты целый день проспишь. Что она продержит тебя целый день спящей, но я знал, что она тебя недооценивает.
Я сделала еще один шаг к двери.
— Не надо, Анита!
— Почему? — Я боялась, что знаю ответ.
— Серефина велела мне посторожить тебя, пока она проснется. — Он поглядел на меня печально и безутешно. — Ты лучше сядь. Я тебе соберу что-нибудь поесть.
— Спасибо, не хочется.
— Не беги, Анита. Не заставляй меня применить силу.
— А кто во втором гробу? — спросила я.
Вопрос был для него неожиданным. Волосы Магнуса упали назад, на шею, рубашка осталась распахнутой на груди. Не помню, чтобы в последний раз я видела его грудь или обращала внимание, как волосы лежат на плечах. Наверное, мазь выдыхается.
— Прекрати, Магнус.
— Что прекратить?
— Гламор на меня не действует.
— Гламор может оказаться приятной альтернативой.
— Кто в том гробу?
— Ксавье с мальчиком.
Я бросилась к двери, и он тут же оказался сзади, неимоверно быстрый, но я видала и побыстрее. Большинство из них оказывались мертвецами.
Не делая попыток открыть дверь, я повернулась к нему, и это было для него неожиданностью. Он попался на переворот через плечо почти по учебнику. Я попыталась бросить его на три фута под пол, вложив в прием все силы.
