Да, и от этого тоже не легче. Может быть, это всего лишь деревья, но они очень похожи на скрюченные пальцы… или это скрюченные пальцы, которые только пытаются быть похожими на деревья. И пока Ральф не поймет, какой из двух вариантов правильный, ему хотелось, чтобы Луиза была подальше от этого города. У него было предчувствие – или знание, замаскированное под предчувствие, – что Док номер три не сможет последовать за ней в Лудлоу, и вполне может статься, что он не сможет последовать за ней даже через мост на восточную сторону в Барренс.
Откуда тебе это знать?
Да, он еще ничего не знает, но ему это кажется правильным, а он по-прежнему был уверен в том, что в мире аур знать и чувствовать – это почти одно и то же. И еще он был уверен в том, что Док номер три еще не срезал веревочку Луизы. Потому что Ральф ее видел – как и ее мерцающую серую ауру. Однако он не исключал возможности – и эта возможность казалась ему все более реальной, – что Док номер три собирается срезать ее веревочку. И тогда… Не важно, какой бодрой выглядела Розали, когда убегала из Строуфорд-парка, все равно это было смертельно.
Допустим, ты прав, Ральф. И допустим, что он не достанет ее сегодня вечером, если она поедет в Лудлоу играть в покер. А как насчет ночи? Или завтрашнего дня? Или следующей недели? Где решение? Что ей теперь делать? Позвонить сыну и невестке и сказать, что она передумала насчет Ривервью-Эстейтс, что она согласна там жить?
Он не знал. Ему нужно было время, чтобы спокойно подумать, и он прекрасно понимал, что, пока он не убедится, что Луиза в безопасности, он не сможет думать ни о чем другом, кроме нее.
– Ральф? Опять у тебя этот взгляд.
– Какой взгляд?
– Вот такой… у мистера Чесса всегда был такой взгляд, когда он делал вид, что слушает меня, а на самом деле думал о чем-то своем. Я это всегда замечаю, Ральф. О чем ты думаешь?
– Хотел спросить, когда ты планируешь вернуться со своих игрищ?
– Не знаю, это много от чего зависит.
– От чего, к примеру?
– К примеру, от того, будем ли мы останавливаться у Табби.
Она сказала это с таким видом, как будто открыла ему страшную тайну.
– Если не будете никуда заезжать.
– Тогда в семь. Может быть, в половине восьмого.
– Позвони мне, как только вернешься домой. Позвонишь?
– Позвоню. Ты хочешь, чтобы я уехала из города, да? Вот о чем ты сейчас думал?
– Ну…
– Ты боишься, что этот лысый урод может на меня напасть?
– Думаю, это не исключено.
– Ну, с тем же успехом он может напасть и на тебя!
– Да, но…
Но, насколько я успел заметить, Луиза, на нем нету моих вещей.
– Но что?
– Со мной все будет в порядке, я дождусь твоего звонка. – Он вспомнил ее язвительное замечание о мужчинах, которые обнимаются друг с другом при встрече и вечно играют в боулинг, и попытался нахмуриться.
– Поезжай, играй в карты и оставь это дело мне, по крайней мере пока. Это приказ.
Каролина бы засмеялась или вообще разозлилась, если бы он начал вот так вот разыгрывать из себя мачо. Луиза, которая принадлежала к совсем другой школе воспитания женщин, только кивнула и посмотрела на него с благодарностью, потому что ей не пришлось принимать решение.
– Хорошо. – Она взяла его под подбородок и наклонила его лицо, так чтобы Ральф посмотрел ей в глаза. – Ты знаешь, что делаешь, Ральф?
– Нет, пока что не знаю.
– Ладно, пока тебе это нравится, наслаждайся. – Она положила руку ему на плечо и поцеловала его в уголок рта. Ральф почувствовал, как у него сладко заныло под ложечкой. – Я поеду в Лудлоу и выиграю пять долларов у этих глупых кошелок, которые всегда пытаются набрать стрэйт. А вечером поговорим. О том, что нам делать дальше. Хорошо?
– Хорошо.
Ее легкая улыбка – скорее озарившая взгляд, чем промелькнувшая на губах – намекнула, что они, может быть, будут не только разговаривать, если Ральфу хватит смелости… а конкретно сейчас у него этой смелости было более чем достаточно. Пусть даже мистер Чесс сурово глядел на него с фотографии на телевизоре.
1Когда Ральф подходил к своему дому, было пятнадцать минут четвертого. На него вновь навалилась усталость; он чувствовал себя так, как будто не спал лет триста по крайней мере. И в то же самое время… в то же самое время, после смерти Каролины ему еще ни разу не было так хорошо, как сейчас. Он себя чувствовал цельным и настоящим. Он себя чувствовал самим собой.
А может быть, ты выдаешь желаемое за действительное? Не может быть постоянно все плохо. Когда-то должно быть и хорошо – в качестве компенсации. Неплохая идея, Ральф, но не слишком-то реалистичная.
Ладно, подумал он, может, сейчас я просто в замешательстве.
Так оно и было. А еще он был напуган, сбит с толку и слегка возбужден. Но одна четкая, ясная мысль все же пробилась через эту смесь самых противоречивых эмоций. Ему нужно кое-что сделать, а потом уже можно задумываться о другом: ему надо скорее помириться с Биллом. И если ему придется извиниться – ладно, он извинится. Может быть, это будет даже справедливо. Все-таки это не Билл подошел к нему со словам: «Господи, старик, ты выглядишь просто ужасно. Давай рассказывай, в чем дело». Нет, это он подошел к Биллу. У него были некие опасения – да, – но это ничего не меняет, и…
Ральф, Боже ты мой, ну что мне с тобой делать?! Это опять был голос Каролины. После смерти жены Ральф всегда разговаривал с ней и особенно – в первые недели, когда он пытался справляться со своим горем и по всякому поводу обращался к ней, к той Каролине, что жила у него в голове… иногда даже вслух, если поблизости никого не было. Билл начал ссору. Не ты. Вижу, тебе по-прежнему сложно быть честным самим с собой – как и тогда, когда я была жива. Есть вещи, которые никогда не меняются.
Ральф улыбнулся. Да, хорошо. Может быть, что-то действительно никогда не меняется, и может быть, в том, что они с Биллом поссорились, виноват именно Билл. Вопрос только в том, хочет ли Ральф лишиться дружбы с Биллом из-за какой-то глупой ссоры с последующим выяснением отношений: кто прав, кто не прав. Ответ однозначный: не хочет. А это значит, что ему следует извиниться перед Биллом, который этого, разумеется, не заслуживал, но что в том такого ужасного? Вроде бы еще никто не умер от того, что произнес два слова: «прошу прощения».
Каролина у него в голове отнеслась к этой мысли с большим недоверием.
«Ладно, не забивай себе голову, – ответил ей Ральф. – Я делаю это ради себя, а не ради него. И уж если на то пошло, то и ради тебя тоже».
Удивительно, но эта последняя мысль заставила его почувствовать себя виноватым – как будто он совершил какое-то кощунство. Но тем не менее это была чистая правда.
