Ральф уже полез в карман за ключом, как вдруг увидел записку, приколотую к двери. Он начал было искать очки, но потом вспомнил, что оставил их наверху, на кухонном столе. Он отцепил листок и попытался разобрать корявый почерк Билла.
Дорогие Ральф/Луиза/Фэй/кто бы то ни было!
Я поехал в городскую больницу и скорее всего останусь там до вечера. Звонила племянница Боба Полхерста. Сказала, что в этот раз все действительно очень плохо: бедняга больше не борется за свою жизнь. Палата № 313 в городской больнице – это, конечно же, не то место, где мне бы хотелось провести прекрасный октябрьский денек, но, похоже, я должен быть с ним до конца.
Ральф, извини, что я так обошелся с тобой сегодня утром. Ты пришел ко мне за помощью, а я чуть не набил тебе морду. Единственное, что я могу сказать в свое оправдание, – болезнь Боба совсем расшатала мне нервы. Ты не сердись, ладно? Наверное, я теперь должен тебя пригласить на ужин… если тебе не противно кушать в компании с такими, как я.
Фэй, пожалуйста, пожалуйста, ПОЖАЛУЙСТА, перестань меня доставать своим проклятым шахматным турниром. Я же обещал, что буду играть, а я всегда выполняю свои обещания.
Прощай, жестокий мир,
Билл.Ральф выпрямился, чувствуя несказанное облегчение и благодарность. Если бы все, что с ним происходит, разрешалось так просто!
Он поднялся к себе и собрался поставить чайник, но тут зазвонил телефон. Это был Джон Лейдекер.
– Господи, как я рад, что мне наконец удалось вас застать, – сказал он. – А то я уже начал слегка беспокоиться.
– Почему? – спросил Ральф – Что-то случилось?
– Может быть, ничего, а может, действительно что-то. Чарли Пикеринга выпустили под залог.
– Вы же мне говорили, что этого не случится.
– Ну, я ошибся, бывает, – раздраженно сказал Лейдекер. – И кстати, не только в этом. Я говорил, что Пикеринга выпустят под залог в сорок тысяч, но тогда я не знал, что он попадет к судье Стэдмену, про которого говорят, что он даже не верит в безумие. Стэдмен назначил залог в восемьдесят тысяч. Адвокат Пикеринга извивался, как угорь на сковородке, но это не помогло.
Ральф опустил глаза и обнаружил, что все еще держит в руке чайник. Он поставил его на стол.
– И он все-таки вышел под залог?
– Ага. Помните, я говорил, что Эд не станет за него вступаться? Что он его выбросит, словно сломанный перочинный ножик, и даже думать о нем забудет?
– Да.
– И тут я опять ошибся. Сегодня в одиннадцать утра Эд пришел в окружную прокуратуру с чемоданом денег.
– Восемь тысяч долларов? – переспросил Ральф.
– Я же сказал «с чемоданом», а не «с конвертом», – ответил Лейдекер. – И не восемь тысяч, а восемьдесят. Они все еще что-то там обсуждают в суде. И, видимо, обсуждение дотянется до следующего Рождества.
Ральф попытался представить себе Эда Дипно в одном из его растянутых старых свитеров и в поношенных вельветовых брюках – Эда, безумного ученого, как называла его Каролина, – который вытаскивает из чемодана пачки двадцаток и полусотенных. Но у него ничего не вышло.
– А вы разве не говорили, что десяти процентов вполне достаточно, чтобы человека выпустили под залог?
– Да, достаточно, если ты можешь предоставить какой-то гарант – дом или другую солидную собственность, – и стоимость этой собственности будет выше размера залога. Эд не мог предоставить такой гарант, но у него оказалась заначка – под матрасом, судя по всему.
Ральф вдруг вспомнил письмо, которое он получил от Элен через неделю после того, как она выписалась из больницы и отправилась в Хай-Ридж. Она упоминала про чек, который она получила от Эда: семьсот пятьдесят долларов. Кажется, он понимает свою ответственность перед нами и помнит о ней, – написала она тогда. Ральф подумал, что мнение Элен по данному вопросу изменилось бы радикально, если бы она узнала, что Эд пришел в окружной суд Дерри с деньгами, которых вполне хватило бы, чтобы обеспечить жизнь дочке на ближайшие лет пятнадцать… и отдал эти деньги, чтобы освободить психа, который любит играться с ножами и «коктейлями Молотова».
– Но где, Бога ради… откуда у него такие деньги? – спросил он Лейдекера.
– Понятия не имею.
– А его не просили объяснить?
– Нет. У нас свободная страна. Я так понимаю, он что-то наплел про ценные бумаги.
Ральф подумал о старых добрых временах – о тех временах, когда Каролина была жива, а Эд был вполне нормальным. Подумал о тех обедах, которые они устраивали вчетвером – раз в две недели или около того, – пицца на заказ у Дипно, а иногда и жареный цыпленок, который Каролина приносила с собой. Он вспомнил, как Эд однажды сказал, что если он получит какую-то прибыль от своих ценных бумаг, он угостит их лучшими блюдами в ресторане «Красный лев» в Багноре. «Ага», – сказала тогда Элен, улыбнувшись Эду. Тогда она была беременна, и ее живот только-только стал виден, а выглядела она, как школьница лет четырнадцати: конский хвостик на затылке и халат, который был ей велик. Как ты думаешь, Эд, что «созреет» сначала? Две тысячи в «Цементных варениках» или шесть тысяч в «Кислых подметках»? И он на нее зарычал, и было очень смешно, потому что у Эда не получалось изображать из себя сердитого муженька. Любой, кто знал его более или менее близко, понимал, что Эд и мухи не обидит. Только Элен могла знать больше – даже тогда Элен могла знать больше, несмотря на все их влюбленные взгляды.
– Ральф, – спросил Лейдекер, – вы еще здесь?
– У Эда не было никаких ценных бумаг, – сказал Ральф. – Он был химиком-исследователем, Бога ради, а его отец был мастером на разливочной фабрике в какой-то жуткой дыре типа Пласер-Рок, штат Пенсильвания. Откуда бы у него взяться каким-то акциям?
– Ну, откуда-то он их взял, и мне это очень не нравится, надо сказать.
– Может быть, у других «Друзей жизни»?
– Нет, это вряд ли. Во-первых, люди там небогатые. Большинство «Друзей жизни» – это мелкие служащие и рабочие. Они, конечно, дают, что могут, но это очень немного. Они могли бы, наверное, поднапрячься… собственность и все такое… и им бы удалось вытащить Пикеринга, но они тут ни при чем. Большинство из них и не стало бы связываться с этим делом, даже по просьбе Эда. Теперь он у них персона нон грата, и я думаю, больше всего им сейчас хочется вообще никогда даже не слышать о Чарли Пикеринге. Теперь лидером «Друзей жизни» опять стал Дэн Далтон, и большинство из них очень этому рады. Эд, Чарли и еще два человека – мужчина по имени Фрэнк Фелтон и женщина, Сандра МакКей, – теперь, похоже, работают в одиночку. На свой страх и риск. О Фелтоне я ничего не знаю, он по нашему ведомству не проходил, а вот Сандра… у нее были кое-какие прегрешения в прошлом, как и у Чарли. Кстати, и внешность у нее такая же колоритная: массивная комплекция, куча прыщей, такие толстые линзы в очках, что в них можно Нью-Йорк разглядеть в солнечную погоду, и вес около трехсот фунтов.
