Джерт заторопилась обратно, к зоне пикников. Она стала искать Лану или какую-нибудь другую женщину из тех, что болтали с лысым мужиком, но это было все равно что искать полицейского — ни одного не бывает рядом, когда он вам нужен.
А теперь ей как на грех нужно было в туалет — просто позарез. Ну зачем, черт возьми, она выпила столько холодного чая?
Норман медленно катил по центральной дорожке Парка Чудес к зоне пикников. Женщины еще ели, но это продлится недолго, — он видел, как уже пустели чашки с десертом. Ему придется двигаться побыстрее, если он хочет действовать, пока большинство из них находится все еще в одном месте. Однако он не волновался, тревога прошла. Он знал, куда ему идти, чтобы найти женщину, — одну женщину, с которой он сможет поговорить по душам. «Женщины не могут долго оставаться вдали от сортиров, Норми, — как-то говаривал ему его отец. — Они как собачки, которые не могут пройти мимо любого кустика сирени, чтобы не поссать на него».
Норман быстро покатился в своей коляске мимо указателя с надписью: «К туалету».
«Всего одну, — думал он. — Всего одну, без провожатых — одну, которая сможет сказать мне, куда уехала Роза, если ее нет здесь. Если это Сан-Франциско, я отправлюсь за ней туда. Если Токио — полечу туда. И даже если это преисподняя, я все равно отправлюсь следом за ней. Так или иначе, нам все равно придется разобраться в наших отношениях, поговорить по душам».
Он проехал через рощицу украшенных елок и, отпустив колеса, покатил вниз по пологому склону к кирпичному строению без окон, с дверями с каждой стороны: мужчины — направо, женщины — налево. Норман проехал в своей коляске мимо двери с табличкой «Для женщин» и остановился у дальнего конца строения. На его взгляд, здесь была очень хорошая позиция — узкая полоска голой земли, выстроившиеся в ряд пластиковые мусорные баки и забор со столбами. Он слез с кресла и заглянул за угол строения, высовывая голову все дальше и дальше, пока не стала видна дорожка. Он вновь почувствовал себя нормально — спокойным и уравновешенным. Голова у него все еще болела, но боль уменьшилась, осталось только слабое покалывание.
Две женщины вышли из декоративной еловой рощицы — не пойдет. Уязвимым местом в его нынешнем плане было, конечно, то, что женщины часто ходят в туалет парочками. Чем они там, мать их, занимаются на пару?
Те две вошли внутрь. Сквозь ближайшее вентиляционное отверстие Норман слышал, как они смеются и болтают про кого-то по имени Фред: Фред сделал то, Фред сделал это. Фред явно был тем еще парнишкой. Каждый раз, когда та, что трещала без умолку, переводила дух, другая начинала хихикать, издавая столь резкие, корявые звуки, что Норману казалось, будто кто-то катает его мозг по битому стеклу или пекарь обкатывает пончик в сахаре. Однако он не сходил со своего места, откуда мог наблюдать за дорожкой, и стоял не шевелясь; только руки его сжимались и разжимались… Сжимались и разжимались.
Наконец они вышли, по-прежнему болтая про Фреда и все еще хихикая, и пошли по дорожке так близко одна к другой, что их плечи и бедра терлись друг о друга. Норман с трудом подавил желание ринуться за ними и схватить в каждую руку по головке этих шлюх и так ударить их одну о другую, чтобы они раскололись и слиплись, как пара гнилых тыкв.
— Не надо, — прошептал он себе. Пот выступил на всем его недавно обритом черепе и струился по лицу большими прозрачными каплями. — Ох, не надо сейчас, ради Бога, держись. — Он весь дрожал, и головная боль вернулась с полной силой, словно кто-то врезал ему кулаком по темени. Яркие зигзаги заплясали и завертелись в уголках глаз, а из правой ноздри потекло.
Следующая появившаяся в поле его зрения женщина была одна, и Норман узнал ее — седые волосы на макушке, отвратительные варикозные вены на ногах. Та, что приносила ему порцию йогурта.
«Я приготовил порцию для тебя, — подумал он, напрягшись, когда она стала спускаться по бетонной дорожке. — Я приготовил хорошую порцию, и если ты не ответишь мне на все вопросы, то не сомневайся, что сожрешь все, до последней крошки».
Потом кто-то еще вышел из маленькой рощи. Норман видел и ее раньше — жирная разнюхивающая сука в красном сарафане, та, что оглядела его с ног до головы, когда его окликнул парень из будки. Снова он ощутил то сводящее с ума ощущение почти разгаданной загадки, как имя, вертящееся на языке, но ускользающее каждый раз, когда пытаешься ухватить его. Он действительно знал ее? Если б у него не трещала голова…
У нее по-прежнему была в руках громадная сумка, больше похожая на чемодан, и сейчас она рылась в ней. «Что там ищет Толстуха? — подумал Норман. — Парочку салфеток-промокашек? Розовый крем? Может быть…»
И вдруг он вспомнил. Он читал про нее в библиотеке, в газетной статье о «Дочерях и Сестрах». Там еще была ее фотография, где она скрючилась в какой-то идиотской стойке карате, больше смахивающая на трейлер, чем на Брюса Ли. Она была той самой стервой, заявившей репортеру, что мужчины не являются их врагами, но «…если нас бьют, мы даем сдачи». Джерт. Он не помнил фамилии, но звали ее Джерт.
Убирайся отсюда, Джерт, мысленно приказал Норман здоровенной чернокожей бабе в красном сарафане. Его руки были крепко стиснуты, ногти впивались в ладони.
Но она не убралась. Вместо этого она крикнула:
— Лана! Эй, Лана!
Седая женщина обернулась и пошла по направлению к Толстухе, похожей на огромную свинью в одежде. Он следил за тем, как седая женщина по имени Лана повела Толстуху Джерт обратно в рощу. Джерт держала что-то в руках и показывала ей это по дороге, похоже, листок бумаги.
Норман вытер локтем пот, заливавший глаза, и стал поджидать, когда Лана закончит дружескую беседу с Джерт и все же спустится к туалету. С другой стороны рощи, на площадке пикника, уже доедали десерт, и когда с ним будет покончено, пересохший ручеек женщин, спускающихся сюда, чтобы воспользоваться туалетом, превратится в сплошной поток. Если удача не улыбнется ему, и не улыбнется быстро, это место может превратиться в настоящий бардак.
— Давай же, давай, — пробормотал про себя Норман. И словно в ответ кто-то вышел из-за деревьев и начал спускаться вниз по дорожке. Это была не Джерт, не Лана-Порция-Йогурта, а кто-то еще, кого Норман тем не менее тоже узнал, — одна из двух шлюх, которых он видел в саду, когда ходил на разведку к «Дочерям и Сестрам». Та, у которой была двухцветная прическа, как у рок-звезды. Эта сучка даже помахала ему тогда ручкой.
«Нагнала ты тогда на меня страху, — подумал он, — так что я заколебался, не сделать ли обратный ход? Ну давай же, иди к своему папочке».