— Ума не приложу, что это может быть, — пробормотала она.
Когда юноша достал из коробки сюрприз, она в первые секунды не могла понять, что у него в руках.
— Вот, — с улыбкой сказал юноша. — Я хочу, чтобы вы надели вот это.
Женщины обменялись настороженными, испуганными, недоуменными взглядами.
Юноша держал в руках две театральные маски. Одна — трагическая, скорбно скривила рот, глядя на мать кричащими от ужаса глазницами. Другая — маска гротескного веселья, с поднятыми уголками рта.
— Боже, что это? — Диана в жесте театрального изумления приложила ладонь к левой груди.
— Это то, что нам поможет.
— Поможет в чем?
— Отдаться чувствам. Разве можно позволить себе все, оставаясь собой? Мы должны сбросить старую кожу, и обрасти новой плотью — плотью вечной юности. Мы должны забыть о том, что у нас есть лица. Мы должны стать призраками. Должны стать кем-то другим, чтобы оставаться собой, и в полной мере отдаться страсти, забыв о приличиях и обязательствах.
Мать нервно захихикала, хлопнула юношу по плечу.
— Ой, да ты извращенец!
Юноша, глядя ей в глаза пронзительными голубыми глазами, проникновенно сказал:
— Что с того, если ваша красота заставляет меня быть таковым? Прошу вас, наденьте их. Эти маски волшебные. Клянусь вам, вы не пожалеете.
— Ну, если ты хочешь, — Диана взяла у него трагическую маску, с сомнением повертела в руках. — По-моему, это полный отстой.
Мать, заметив, как похолодел взгляд юноши, поспешно сказала:
— Диана, не упрямься. В конце концов, это просто забавная игра. Верно?
Юноша снова таинственно улыбнулся.
— Да, — сказал он. — Очень забавная игра. Вы даже не представляете, насколько. Когда она закончится, мы все будем очень долго смеяться.
Его руки с тонкими бледными пальцами снова нырнули в коробку, и спустя секунду вынырнули оттуда с увесистым свертком, упакованным в желтую бумагу. Сверток был перевязан простой тесьмой.
— А это что? — спросила Диана, болтая свесившейся с кровати ногой. Ее ногти были покрыты ярко-красным лаком.
— Это мой маскарадный костюм, — сказал юноша. Положив сверток на кровать, закрыл коробку.
— Не все вытащил, — сказала Диана, вертя на пальце маску. — Там на дне еще что-то есть. Что-то большое и тяжелое.
— Еще один сюрприз, — сказал юноша. — Его мы оставим на потом.
— Еще один? — подала голос мать. Она у зеркала снимала с пальцев кольца, и складывала их в инкрустированную золотом шкатулку на трюмо. — Вы полны сюрпризов, молодой человек!
Юноша наклонился, чтобы взять с кровати сверток. Диана, просунув пальцы в прорези глазниц, поднесла маску к лицу юноши.
— Гав! Гав! — хихикая, крикнула она.
Юноша, прижимая к груди сверток, направился к выходу.
— Ванная… — начала мать.
— Я знаю, где ванная, — оборвал юноша.
После его ухода Диана, с отвращением взглянув на маску, бросила ее на кровать. Подошла к матери.
— Странный он какой-то, — сказала она усталым голосом.
— Они все странные, — сказала мать, разглаживая мешки под глазами. — На одну ночь вполне сгодится. Не имеет никакого значения, что у него в голове.
— А что, если завтра утром он не уйдет?
— Позвоним Диме, и он его выгонит.
— Давай, помогу, — Диана расстегнула на платье молнию, помогла матери освободить от бремени гипюрового платья жирное тело с обвисшей, покрытой желтоватыми пятнами кожей.
Потом легко скинула покрытое золотыми пайетками легкое вечернее платье. В одном нижнем белье и чулках продефилировала к кровати. Взяла маску. В последний раз с сомнением взглянув на нее, надела. Из-за скорбно опущенных уголков губ ее обычно лукавые глаза в прорезях маски сразу стали серьезными, как перед смертью.
Диана подошла к стоявшему в нише встроенного шкафа музыкальному центру, поставила диск. Зазвучала тягучая лирическая мелодия. Хулио Иглесиас невыносимо тоскливым голосом запел: «Натали-и…»
Мать с трудом втиснула в маску одутловатое лицо. Ее туповатые глазки в прорезях маски, растянувшей рот в мине застывшего веселья, выглядели странно и неуместно. Из-под маски слышалось ее шумное сопение.
— Как я выгляжу? — спросила она.
— Ты бесподобна, — ответила Диана. — Он сойдет с ума.
Юноша запер дверь ванной. Положил сверток на край ванны. Опершись руками на края раковины, посмотрел в забрызганное каплями зубной пасты зеркало.
Лицо его стало усталым, жестким и угрюмым. Глаза обрели холодный, жестокий блеск.
Он развязал тесемки. Разорвал бумагу. Развернул черный плащ.
Скинув пиджак, облачился в плащ, накинул на лицо капюшон.
Мать в Комической маске, сидя на кровати, снимала чулок. Диана в центре комнаты плавно, будто в трансе, изгибалась в медленном ритме музыки.
Когда вошел Андрей, ее глаза в прорезях округлились. Послышался ее приглушенный, несовместимый с трагичностью маски насмешливый голос:
— Боже, что ты на себя нацепил?
Мать поднялась, подошла к нему, положила руки ему на плечи.
Андрей отстранил ее.
— Подожди еще немного. Сейчас все начнется, — повернулся к Диане. — Включи музыку погромче.
Диана прибавила громкость. Заунывный плач альтов стал просто оглушительным.
— Последний сюрприз! — объявил Андрей. Взял коробку, подошел с ней к матери. — Достань его.
— А у тебя там тоже маска? — спросила мать, вглядываясь в тень под капюшоном.
— У меня там вообще ничего нет, — сказал Он.
Мать хихикнула.
— Шутник! — сунула руку в коробку. Несколько секунда шарила там.
— Что там, мам? — крикнула Диана. Она стояла у шкафа, притоптывая босой ногой в такт мелодии.
Лицо матери изменилось. Глаза наполнились недоумением и ужасом.
— Господи, что это?
Она достала из коробки то, что лежало на дне.
На нее вытаращила мертвые, полные застывшего ужаса глаза отрезанная от шеи голова ее мужа. С шеи капала кровь.
Диана, увидев, что мать держит за волосы отрезанную голову (чью, она не разглядела), пронзительно взвизгнула.
Вслед за ней, отшвырнув голову, закричала и мать.
Маски заглушили их крики, и из-за грохота музыки в соседних квартирах их не услышали.
Судья достал из складок плаща молоток.
— А-а-а, — дрожащим голосом протянула Диана. Мать и дочь прижались друг к другу. — Господи… господи, помоги…
Судья черной тенью двинулся на них, оттесняя женщин в угол.
Он протянул руку, чтобы тонкими бледными пальцами сжать шею Дианы.
— Нет! — приглушенно взвизгнула из-под маски девушка. — Только не меня! Ее! Возьми ее!