– Да. Моя фамилия Робертс, мисс Полхерст. Вы передайте, пожалуйста, Биллу, что звонил Ральф Робертс и чтобы он перезво…
– И мы ее выключили, и я приготовилась… я была вся на нервах… а потом он вдруг взял и не умер. У меня в голове не укладывается. Он готов, я готова, он сделал все на этой земле, что должен был сделать… почему же он не умирает?
– Я не знаю.
– Смерть – она глупая, – сказала она сердитым и неприятным голосом, которым может говорить только очень усталый человек, которому очень больно. – Акушерка, которая перерезала бы пуповину так медленно, была бы тут же уволена за преступную халатность при выполнении служебных обязанностей.
В эти дни мысли Ральфа постоянно витали где-то в облаках, но тут он насторожился.
– Что вы сказали?
– Прошу прощения? – Ее голос звучал так, как будто бы ее мысли были тоже где-то далеко.
– Вы что-то сказали насчет перерезать?
– Я не имела в виду ничего такого. – Ее сердитый голос стал еще более раздраженным, но Ральф вдруг понял, что он был не сердитым. Он был жалобным и испуганным. Что-то было не так. У него участился пульс. – Я ничего не имела в виду, – настойчиво повторила она, и вдруг телефонная трубка в руке у Ральфа стала окрашиваться с глубокий оттенок синего цвета.
Она думала о том, чтобы убить его… она думала о том, чтобы положить подушку ему на лицо и задушить его. «Это не займет много времени», – думает она. «Это будет милосердно», – думает она. «Наконец-то все кончится», – так она думает.
Ральф отодвинул трубку от уха. Синий свет – холодный, как февральское небо – пробивался длинными лучами из дырочек в трубке.
Убийство – синего цвета, подумал Ральф, держа телефон в вытянутой руке и с недоверием глядя на то, как синие лучи загибаются вниз и стекают на пол. Это отнюдь не та вещь, которую мне бы хотелось, но, кажется, я все равно это знаю: убийство – синего цвета.
Он снова поднес трубку к уху, стараясь держать ее подальше, чтобы эта льдистая аура до него не достала. Он боялся, что, если держать трубку слишком близко, она дотянется до него своим холодным, яростным отчаянием.
– Скажите Биллу, что звонил Ральф. Робертс, а не Роббинс. – Он повесил трубку, не дождавшись ответа. Синие лучи отвалились от трубки и обрушились на пол. Ральф почему-то вспомнил о сосульках – о том, как они падают, если провести рукой по карнизу в теплый зимний день. Лучи исчезли еще до того, как упали на линолеум. Он оглянулся. В комнате ничего не светилось, не блестело и не дрожало. Ауры снова исчезли. Он уже было вздохнул с облегчением, но тут на Харрис-авеню оглушительно выстрелил автомобильный выхлоп.
В пустой квартире на втором этаже закричал Ральф Робертс.
4Он уже не хотел чая – ему просто хотелось пить. В недрах холодильника нашлась наполовину пустая банка диетической пепси – мерзко, но выпить можно. Ральф перелил пепси в пластиковую кружку с выцветшим логотипом «Красного яблока» и вышел на крыльцо. Он больше не мог оставаться в квартире, где все пропиталось отчаянием и беспокойством. Особенно после того, что произошло с телефоном.
Погода стала еще более приятнее, если такое вообще возможно: дул сильный, но мягкий ветерок, с деревьев листья облетали, и ветер гнал их по тротуарам в бешеной пляске желтого, оранжевого и красного.
Ральф повернул налево совсем не потому, что у него возникло осознанное желание еще раз сходить на площадку для пикников возле аэропорта; он просто хотел, чтобы ветер дул ему в спину. Тем не менее через десять минут он обнаружил, что снова входит на маленькую расчищенную площадку. На этот раз тут не было никого, и почему-то это его не удивило. Здесь не было сильного ветра, который мог бы разогнать стариков по домам; но, с другой стороны, не очень приятно играть в шахматы или в карты, когда ветер пытается сбросить их со стола. Когда Ральф дошел до маленького столика, за которым обычно сидел Фэй Чапин, он вовсе не удивился, увидев записку, прижатую камнем к столу, и он уже знал, о чем пойдет речь в этой записке – еще до того, как поставил кружку на стол и взял листок.
Две прогулки; два видения лысого доктора со скальпелем; два старика, страдающих от бессонницы, видят яркие цветные галлюцинации; две записки. Как будто Ной ведет своих животных в ковчег. Каждой твари по паре… и будет ливень? Ну и что ты думаешь по этому поводу, старина?
Ральф не знал, что он думает по этому поводу… но записка Билла была похожа на некролог, и тут, без сомнения, будет что-то похожее. Чувство, что его толкает какая-то невидимая рука, было слишком сильным и настойчивым, чтобы не обращать на него внимания. Как будто ты вдруг просыпаешься на какой-то незнакомой сцене, где играют спектакль, и произносишь слова, которые ты никогда не знал и уж точно не репетировал, как будто ты видишь неясный силуэт чего-то, чего не мог разглядеть раньше, или исследуешь…
Что исследуешь?
– Еще один потайной город, – пробормотал Ральф. – Дерри светящихся аур. – Он поднес записку Фэя к глазам и начал читать, а ветер играл его тонкими седыми волосами.
5Тем, кто хочет попрощаться с Джимми Вандермайером, советую сделать это завтра, это – крайний срок. Сегодня днем приходил отец Коглин и сказал, что Джимми совсем плох. Но он В СОСТОЯНИИ принимать посетителей. Он в городской больнице, палата № 315.
Фэй.P.S. Помните – время не ждет.
Ральф дважды прочел записку, положил ее на место и придавил камнем для следующего старпера, а потом просто встал и долго стоял, засунув руки в карманы и опустив голову. Он смотрел на шоссе № 3. Одинокий лист – оранжевый, как хэллоуинская тыква, которые скоро украсят улицу – упал с синего неба и запутался у Ральфа в волосах. Ральф машинально стряхнул его и задумался о двух больничных палатах, которые находились буквально через стенку. Боб Полхерст – в одной, Джимми Ви – в другой. А какая следующая палата? Следующая – № 317. Палата, в которой умерла его жена.
– Это не совпадение, – сказал он вслух.
А что тогда? Силуэты в тумане? Потайной город? С обеими фразами были связаны вполне определенные воспоминания и ассоциации, но они не давали ответов на его вопросы.
Ральф присел за столик для пикников, рядом с тем, на котором Фэй оставил свою записку, снял туфли и уселся по-турецки. Ветер усиливался и трепал его волосы. Он сидел посреди вихря из падающих листьев, слегка наклонив голову и наморщив лоб. Сейчас он был похож на Будду в версии Винслоу Гомера, медитирующего с руками на коленях. Он думал и сравнивал свои впечатления от Доктора номер раз и Доктора номер два… и противопоставлял их своим впечатлениям от Доктора номер три.
