— Господи. — Стивен отшатнулся от ухмыляющегося призрака. — Господи Иисусе!
— Как скажешь, — проговорила закопченная голова.
Лицо мальчишки больше не скрывал капюшон. Казалось, он был вырван из куртки с мясом. Так же как и один рукав, заодно с рукой. В дыре поблескивало что-то черное. Остатки парки потемнели и были покрыты уродливыми вытянутыми пятнами, как будто кто-то вытирал о куртку мокрые ладони, пытаясь пробраться под ткань. Однако самой жуткой деталью его внешности — из-за чего Стивен даже громко вскрикнул и выронил бутылку с виски — была голова, из недр которой выходил голос.
Белки глаз и мелкие зубы, мерцающие в болезненном оскале, были такими яркими, что закопченные ошметки сохранившейся плоти на контрасте казались еще более жуткими.
— А я принес вам новости.
— Мы ничего не хотим знать. Хватит. Нам ничего от тебя не нужно. — Стивен снова сглотнул, отчаянно желая отвести взгляд от куска жженого мяса в дверях. — Все кончилось, осталось в прошлом! Я сделал все, о чем меня просили.
— He-а. Кое-что изменилось.
— Только не для меня! Я выполнил все условия договора.
— Так ведь ничего же не получилось. Разве что, если ты сумеешь вернуть девку и затащишь ее в комнату к тем тварям, иначе никак. Правда, сомневаюсь, что она захочет вернуться в дом. А сам-то ты как думаешь?
Стивен медленно покачал головой, когда до него постепенно дошли слова покойного сына.
— Но у тебя лично все будет хорошо. Никто не знает, что ты здесь замешан. К тому же все равно кто-то должен оберегать знаки на стенах. И под половицами. Если не ты, то кто же?
— Нет, с меня хватит. У вас есть Сет. Мы же договорились!
Жуткий черный череп ухмыльнулся.
— Сет вышел за пределы полотна. У нас остался только ты.
Стивен упал на колени, стиснув руки в горячей мольбе:
— Скажи ему. Скажи этой твари… Я больше не хочу!
— Пойди и скажи ему сам. В темноту, где я только что побывал.
Ребенок взглянул на культю, оглядел грязную куртку и захихикал.
— Никуда ты не пойдешь, папочка. Останешься здесь и будешь заботиться о маме. Счастливая семейка!
— Господи! Да твою ж мать! — выпалил Арчи, окинув взглядом стены. — Никак не могу привыкнуть.
Куин стоял рядом молча. Он только моргнул пару раз, словно на ярком солнце.
— Как думаешь, что это за хрень? — спросил Арчи, упираясь руками в бока в изножье неприбранной кровати.
Куин не захотел или не смог ответить. Прошло четыре недели с тех пор, как за комнату было уплачено в последний раз, и примерно столько же с момента, когда Сета видели в последний раз. Полиции, когда за постояльцем явились стражи порядка, они сказали то же самое.
Хозяину следовало проявлять побольше интереса к Сету, просто не хотелось лишний раз любопытствовать. У каждого имеются свои причины, чтобы жить в «Зеленом человечке». Причины, о которых не говорят. Поселиться здесь можно тогда, когда не остается иного выбора. А Сет был очень хорошим постояльцем — всегда вовремя платил и никого не беспокоил. Поэтому Куин не заволновался, когда тот немного опоздал с оплатой. Но четыре недели это уже слишком, кроме того, хозяину не хотелось, чтобы легавые снова совались в паб.
Когда месяц назад Арчи показывал комнату полиции, в ней было пусто, точно так же, как во все остальные разы, когда Куин пытался постучать или заглянуть в замочную скважину. Такое уже случалось раньше: человек живет здесь, иногда даже не один год, а потом вдруг исчезает, не сказав ни слова. Подвал забит вещами прежних жильцов. В «Зеленом человечке» не вели учетных книг и не задавали вопросов. В этом и заключалась прелесть меблированных комнат. Можешь проводить время за пределами гостиницы как угодно. Пока платишь семьдесят фунтов в неделю и никому не причиняешь неудобств, никто не станет задавать вопросов.
Но теперь Куин вроде бы припоминал, что Сет рассказывал о своих занятиях живописью. Обмолвился разок, давным-давно. Вроде бы. Хозяин толком не помнил. Но то, что Сет рисовал здесь, было очевидным фактом. Доказательства остались на стенах и на полке.
— А что делать с этим дерьмом?
Арчи указал на кучу одежды в углу, тюбики из-под красок, засохшие кисти, листы с набросками, раскиданные по пыльным простыням на полу, белое блюдце с горой изломанных сигаретных окурков и рюкзак у холодильника.
— Куин?
— Что?
— Я говорю, что с этим делать?
Куин оторвал взгляд от красных пятен на камине. Все равно что наблюдать вскрытие трупа.
— Оттащи в подвал. На случай, если он явится за вещами.
Арчи кивнул, затем взглянул на стену напротив двери.
— Бедняга совсем рехнулся. Сомневаюсь, что мы когда-нибудь увидим его.
Куин посмотрел на профиль Арчи, желая, чтобы тот развил свою мысль или же просто обменялся с ним понимающим взглядом. Но в следующий миг хозяин уже не знал, чего хочет на самом деле. Не понимал, что видит на этих стенах, что творится у него в голове, когда он глядит на них. Картины вселяли в него неуверенность и какое-то болезненное чувство, словно его что-то тревожит до тошноты. А потом Куин вовсе перестал понимать, на что вообще смотрит.
Арчи помотал головой.
— Это что, лицо или морда? Собака какая-то. Похоже, там сплошные зубы.
Старик говорит, чтобы как-то заглушить потрясение, какое они оба испытали, когда зажгли свет и отдернули жидкие занавески. Они должны были бы разозлиться, увидев испорченные стены, или развеселиться и поиздеваться над тем, что натворил Сет. Даже преисполниться восхищения при виде мастерства, с каким художник сумел воплотить свои персонажи, поражающие зрителя с первого же взгляда. От которых захватывает дух. Но Куин не ощущал ничего, кроме тревожной неуверенности, которую не выразить словами, и желания крепко зажмуриться. Он больше не хотел на это смотреть.
— Простыни оставь на полу и сегодня же все закрась. Принеси белую эмульсию, оставшуюся от кухни, и покрой стены в два слоя.
— Возьму тогда валик.
— Да мне плевать, что ты возьмешь, только избавься от этого! Хочу, чтобы к пятнице комната была сдана. Кузен Кенни расстался со своей бабой, он ищет жилье. Пусть перекантуется здесь.
Арчи кивнул, не сводя со стен глаз. Куин вышел.
— Господи! — воскликнул Арчи.
Он покачал головой и снял очки.
Комнату надо красить вслепую, тогда он, по крайней мере, не сможет в подробностях рассмотреть тварей, которые карабкаются по стенам и ползут по потолку.
Но эти картины, даже замазанные, он вряд ли когда-нибудь забудет.
Особенности интерьера шестнадцатой квартиры и жизни Феликса Хессена были во многом навеяны следующими произведениями: «Уиндхем Льюис» Ричарда Хамфриса; «Кость под мясом. Рисунки Уиндхема Льюиса», под редакцией Джеки Клейн; «Фрэнсис Бэкон и потеря себя» Эрнста ван Альфена; «Фрэнсис Бэкон. Захват реальности врасплох» Кристофа Домино; «Интервью с Фрэнсисом Бэконом» Дэвида Сильвестра; «Гросс» Иво Кранцфельдера; «Диана Мосли» Энн де Курси; «Оккультные корни нацизма» Николаса Гудрик-Кларка.
