Джеймс Герберт - Святыня

Фенн подбежал к упавшему священнику и установился в проходе, положив руки на спинку и глядя на окровавленную фигуру. Лицо Делгарда было ободрано, белый воротник стал малиновым Фенн позвал священника по имени, хотя знал, что тот не услышит — больше никогда ничего не услышит.

Со слезами ярости в глазах репортер обернулся к маленькой фигурке в черном. Но церковь была пуста В ней никого не было. Кроме него самого и мертвого священника.

Он запер шкатулку, для надежности проверил крышку, удовлетворенный, взял ее со стола и прошел через комнатушку к шкафу — для этого потребовалось всего три шага. Затем, вытянувшись и встав на цыпочки, положил шкатулку на шкаф и толкнул ее так, что она отъехала к дальнему краю. Наверное, вечно сующая свой нос куда не следует хозяйка уже обнаружила шкатулку, но ни к чему вновь возбуждать ее любопытство, привлекая взгляд во время проверки комнаты. Он улыбнулся, представив реакцию хозяйки, если бы она узнала о содержимом шкатулки. Но это был его секрет. Он был уверен, что даже мать не догадывается, что это пропало — а если она и узнала, то не заявила о пропаже в полицию, поскольку, в конце концов, владела этим незаконно.

Он сел на узенькую односпальную кровать и убрал с глаз белокурые волосы. На полу у ног лежала развернутая газета, и он еще раз быстро пробежал глазами статью. Провинциальный суссекский репортер пытался дискредитировать маленькую святую, утверждая, что священника убила не бомба, подложенная какими-то антирелигиозными фанатиками, и выставил себя на посмешище, заявив, что все происходящее в Бенфилде — следствие проклятая, наложенного какой-то сумасшедшей ведьмой!

Уилкс задумчиво кивал головой, перечитывая статью. Епископ, в свою очередь, назвал репортера торговцем сенсациями и заявил, что тот пытается выжать из истории максимум финансовой пользы для себя. Хотя Католическая церковь еще не признала исцеления в церкви Св. Иосифа чудесными, но, несомненно, возражала против идеи, что все это происки какой-то смехотворной «сказочной ведьмы».

Он улыбнулся.

Кроме того, маленькая святая попросила, чтобы по убитому монсеньеру и умершему ранее приходскому священнику был отслужен специальный молебен. Она сказала церковным иерархам, что Госпожа в видении просила устроить через деревню процессию со свечами в память о добром священнике, и что потом последует Откровение. Церковь намеревалась исполнить это желание, поскольку все ощущали, даже не ожидая никакого Откровения, что священники, один из которых стал жертвой тех, кто отрицал путь Христа на земле, заслуживали такой доли.

Уилкс больше не улыбался.

Он лег на кровать, прислонив голову и плечи к стене, и стал грызть ноготь, уже и так обкусанный до мяса. На него смотрели три лица, вырезанные из старых газет и прилепленные к дверце шкафа. Каждая фотография была подписана. Вскоре Уилкс отодрал их и положил в папку вместе с остальными посвященными им газетными статьями.

Но теперь он беззвучно повторил три имени, и на лицо его вернулась рассеянная улыбка:

«ЧЕПМЕН[36]

АГДЖА[37]

ХИНКЛИ[38]».

Это сумасшествие. Явное чертово сумасшествие.

Фенн остановил свою малолитражку и опустил окно.

— Что за пробка? — крикнул он, махнув рукой в сторону рычащих машин впереди.

Полисмен, пытавшийся привести хаос в некоторое подобие порядка, медленно подошел, скрывая свое раздражение.

— Вы не проедете через поселок, — угрюмо сказал он. — Во всяком случае, в ближайшее время.

— А в чем дело?

— Главная улица перекрыта. Отсюда начинается процессия.

— Всего семь часов. Я думал, она начнется не раньше восьми.

— Люди собираются с шести утра и прибывают весь день. Бог знает, сколько уже набралось, но несколько тысяч — это наверняка.

— Послушайте, я из «Курьера». Мне нужно попасть в церковь.

— Да, у всех свои проблемы, правда? — Полисмен бросил сердитый взгляд на машину, остановившуюся за малолитражкой Фенна, и еще несколько, гудящих позади нее. Его рука поднялась к ним, как дирижерская палочка, требуя тишины. — Можете попытаться проехать по объездным дорогам. Попробуйте через Флекстоун — по крайней мере, подъедете ближе.

Фенн тут же дал задний ход и подъехал, насколько смог, к стоящему позади автомобилю. Почувствовав легкий толчок бампера, он включил первую скорость и выкрутил руль. Чтобы выехать, потребовалось четыре раза маневрировать туда-сюда, заезжая на обочину, но в конце концов удалось развернуться от Бенфилда к слепящему свету фар встречных машин.

Подобного следовало ожидать — в последние несколько дней пресса только и говорила об этой истории. Почему болван епископ не прислушался к нему? Кипя злобой, Фенн хлопнул ладонью по баранке.

Вскоре он доехал до указателя на Флекстоун и свернул на темную проселочную дорогу. Она была извилистой, и по пути встречалось мало домов, пока впереди не показался сам хутор — да и он представлял собою всего два коттеджа и несколько каменных домиков, образующих тупик. Слева виделось странное сияние в небе, и Фенн понял, что это Бенфилд, — поселок освещался, как никогда раньше. Репортер выругался про себя. А потом вслух.

Вскоре Фенн доехал до пересечения с другой главной дорогой и застонал, увидев вереницу машин, едущих в том же направлении. Он быстро принял решение, вырулил на обочину, запер машину и пошел пешком, зная, что еле движущиеся рядом машины скоро совсем остановятся. До церкви оставалась добрая миля, но добраться туда можно было только пешком, пока не образовалась толпа.

«Сумасшествие, — повторял про себя репортер под ритм шагов. — Все спятили».

В ночи вспыхнул яркий белый свет, луч выделился из рассеянного сияния поселка. Это был главный прожектор самой церкви, и он, как пение сирен, словно манил путников, чтобы потом уничтожить. От жуткого света Фенн поежился. В небе плыли густые тучи, их края ловили серебристый отсвет луны, подчеркивая изорванные, изменяющиеся очертания.