– Какого хрена ты тут делаешь?!
– Э-э-э… сэр, я подал вам «мустанга», сэр.
У него зуб на зуб не попадает. Нервная личность. Есть в этом нечто абсурдное – бояться Смерть ПОСЛЕ смерти. Хотя, по справедливости, не он один такой. К теневому миру обычные косари и сотрудники (те, кто не забирает души, но входит в обслуживающий персонал офиса – шоферы, счётчики, секретари) привыкают быстро, а вот Бездна страшит своей неизведанностью. Но мой шофёр весьма нестандартная тень. Я сажусь в «мустанг», он заводит машину, – заметно, как трясутся руки. Постоянно оглядывается, в зеркальных тёмных очках – моё отражение. Автомобиль взмывает в воздух – строго вертикально, – и делает плавный разворот.
Я доволен. Не у каждого в этом мире водитель – Элвис Пресли.
Глава 5
Смерть и Элвис
(полёт между Дамаском и Санкт-Петербургом)
…Я не скажу, что путь долгий, но в то же время не назвал бы его коротким. У «мустанга» конкретно моей загробной модели скорость побольше «конкорда» – обычный самолёт летит из Дамаска в Питер пять часов, я же вполне управляюсь за тридцать минут. Знаете, это выгодно – оставлять в призрачном мире передовых учёных, не отпуская их в Бездну. На меня работают Эйнштейн, Туполев, масса других крупных и мелких специалистов. И, как видите, дела идут отлично. Конечно же, я и сам в состоянии переместиться в любую точку Земли. Раньше я так и делал, но сейчас, увы, понимаешь – иногда необходимо поработать на имидж. Британская королева часто ездит в карете с лошадьми в упряжке и лакеями на запятках. Я действую примерно так же, хотя это и вгоняет меня в грусть. Смерть стала заложником мифов человечества о ней. А потом? Тут всё меньше и меньше людей верят в богов, скоро скажут – никакой Смерти не существует, мы попросту перемещаемся в другую биосферу.
И что тогда делать?
По-вашему, я зря волнуюсь? Напрасно. Вы только посмотрите, что сделал атеизм с миром живых. Стоит человечеству перестать верить в кумиров, как оно автоматически сходит с ума. Рим прекратил чествовать Юпитера – и лёг, как шлюха, перед толпами варваров. Русские пошвыряли истуканов Перуна и Даждьбога в реки, – и монголы паровым катком раскатали мелкие княжества Руси. Ацтеки наплевали на Кетцалькоатля, обратившись в католичество, – где теперь их держава? Нет-нет, и не уговаривайте. Если этим существам так нужно, я ещё поработаю клоуном в чёрном плаще. В конце концов, мне не привыкать.
Я кидаю скучный взгляд на водителя. О, давно хотел ему сказать…
– Меня всегда поражало, почему твоя музыка была популярна.
– Я сам этому удивлялся, – быстро соглашается он. – Но утверждали – мой голос хорош.
Я довольно щёлкаю шейными позвонками. Машина несётся, пронизывая облака. На борту – Смерть и Элвис. Имейся у меня талант, я сочинил бы песню с таким названием.
– Да, сейчас это редкость, – подтверждаю я. – Современные напевы звучат настолько вторично и убого, что самой Смерти хочется сдохнуть после первых аккордов. Когда я заберу души Джастина Бибера или Ваенги, то заставлю обоих три года подряд крутить свои же песни. Вот тогда им легко поверится в существование ада. С сотворения мира я переслушал слишком много хитов. Вот как ты думаешь, что за музыка мне нравится?
– Вам должно быть по душе нечто мрачное, сэр, – отвечает Элвис своим фирменным голосом, обеспечивавшим куче девушек первый оргазм на концертах. – Такое вот… вроде Вагнера или симфоник-метал. Зловещее и завораживающее, с запахом Средневековья…
– Ну, ты и завернул, – хмыкаю я. – Тебе вообще известно, чем пахло Средневековье? Главная вещь, раздражающая меня со времён изобретения Интернета, – претензии на всезнайство. Никто и ни о чём не в курсе, но обязательно выскажет свою точку зрения. Я хорошо помню средневековый Париж, от земли до облаков забитый ароматами кислой блевотины, гниющего мусора и разлагающихся чумных трупов. Этот парфюм ты имел в виду? Тогда бы, дорогой мой, я слушал гриндкор – нечто такое вроде Anal Cunt.
– Как вам угодно, сэр, – пугается Элвис. – Признаю свою ошибку, сэр.
– Да твою мать, не в этом же дело! – завожусь я. – Для меня любая музыка всегда была посторонним шумом, какофонией – мрачная или нет, значения не имеет. Это вы, вы сами себе вбили в голову, что я мрачный. Да с чего? Я знаю наизусть миллион анекдотов – коллекционирую с основания человечества. Мне нравятся хорошие выступления стенд-ап комиков, даже «Камеди клаб» раньше смотрел, пока он не скатился в говно. Наконец, качественные смешные комедии – то, что доктор прописал. У меня хреновая работа, мистер Пресли, и мне надо расслабляться. По твоему мнению, если я за сутки нагляжусь кровищи, оторванных голов, выпущенных кишок, то потом приду домой, включу телик и опять начну любоваться внутренностями? С удовольствием забрал бы души всего персонала НТВ… Если включить их канал – полный эффект посещения мясной лавки.
– Никто не будет плакать по НТВ, сэр, – соглашается Элвис. – Скажу вам, сэр, по секрету – временами мне кажется, что я давным-давно вошёл в Бездну и попал в ад. Серьёзно. С каждым днём мир живых становится всё хуже. Разве могут процветать в реальности такое убогое телевижен, страшно чудовищная мьюзик и столь отвратительные фильмы? Нет. Это морок, королевство кошмаров. Вероятно, местное население состоит в секте абсолютных пофигистов, или все подключены к единому аппарату, закачивающему в мозг ЛСД. Иначе люди давно бы уже разгромили эту фрик-богему и свергли правительство.
Я недовольно морщусь.
– Чем больше революций, тем меньше мест на кладбищах, – размышляю я, не скупясь на осколки льда в голосе. – Я вообще сторонник авторитарных режимов – не таких, как у Мао. Российский подойдёт. Полное болото в смысле политики, зато мало трупов, и в крематориях оппозицию на удобрения не переводят. Существуй Дед Мороз, я попросил бы у него увеличить здесь продолжительность жизни, ввести запрет на продажу водки – и вообще получилось бы Государство Солнца в стиле Томмазо Кампанеллы.
– А Америка вам нравится, сэр? – робко спрашивает Элвис.
– Только продолжительностью жизни и культом здоровья. – Я смотрю в окно на серые облака. – Война в Ираке и Афгане, бомбёжки Ливии, а я у них как мальчик на побегушках – ношусь, души собираю. Когда Буш отбросит коньки, я возьму его в офис уборщицей.
Элвис не возражает. Это при жизни есть смысл быть патриотом, а когда ты умер, твоя национальность уже значения не имеет. Ты – безликая тень, твоя душа принадлежит мне. Мы летим высоко: если никто не видит, я превращаю машину из призрака в настоящую, – дверцы «мустанга» покрыты изморозью. Стараюсь не смотреть вниз. Понимаю, смешно, но… даже себе могу признаться только шёпотом: я… боюсь высоты. На заре появления человечества я и в страшных фантазиях не предполагал: скоро мне придётся носиться в облаках из одного конца Земли в другой.
