Антон и сам не заметил, как пошел к ней. Медленно, словно загипнотизированный. Лишь на мгновение мелькнула мысль, что что-то тут не так, но потом он подумал: «Не могут же одни исчадья ада и порождения сатаны населять этот мир! Должно же в нем быть хоть что-то прекрасное, в противовес всему! И вот, я нашел это прекрасное! С ней я буду в безопасности! С ней я буду счастлив! Счастлив!.. Счастлив…»
Она тянула к нему руки, а он тянул руки к ней. Они оба улыбались. Оба были счастливы. Нимфа уже не пела, но песня продолжала звучать. Она лилась отовсюду, в нее вплетались голоса многих прекрасных нимф и слышался перезвон серебряных колокольцев.
Вдруг что-то изменилось. Что-то щелкнуло у Антона внутри, возникло ощущение, что он теряет контроль над собственным телом, что разум его заменяется чьим-то чужим, холодным, злым.
Последнее, что он отчетливо видел — это испуганный взгляд нимфы.
Дальнейшие события разворачивались стремительно.
Антон так и не понял, как такое могло произойти, и наблюдал за всем как будто со стороны.
Он отвел руку в сторону и резко, наотмашь, ударил нимфу по лицу. Удар был такой силы, что ее подбросило в воздух, она отлетела назад на несколько метров и ударилась головой о гранитный бордюр. Замерла. Похоже, потеряла сознание.
Так же неожиданно пелена спала с сознания, и Антон вновь обрел контроль над собой.
Он бросился к ней в полном смятении, но тут же остановился и замер на месте.
Перед ним, на гранитном бордюре, обрамляющем Лебяжью канавку, лежала не нимфа. Перед ним лежала жуткая тварь. Химера, сбежавшая из картины Босха. Дряблое, морщинистое женское тело серо-синего цвета венчала рыбья голова с огромным ртом, оснащенным множеством иглообразных зубов и мерзкими жабрами. Круглые белесые рыбьи глаза медленно вращались. Вместо ног — хвост, как у русалки, только не золотистый, как в кино, а такой же, синевато-серый, перепачканный в тине. Запах тины и гнили ударил в нос.
Тварь заерзала и злобно зашипела:
— Чтоб тебе в аду гореть, фантом проклятущий!
Затем она покатилась и плюхнулась в воду, подняв столб брызг. Там, где она лежала, осталось сине-зеленое пятно: не то — кровь, не то — слизь какая-то.
Антон застыл в оцепенении и, скованный ужасом, смотрел на это отвратительное пятно. Потом перевел взгляд на воду. Там плавало еще несколько таких же тварей.
— Чертовы твари! — крикнул он и бросился наутек.
Остановился перевести дух, лишь добежав до главных ворот Летнего сада. Сердце бешено колотилось. Ноги подкашивались от усталости. Надо было немного передохнуть. Мало ли что еще ждет его в этой злополучной квартире — в том, что ничего хорошего, Антон уже не сомневался.
Летний сад, как и все прочее здесь, тоже выглядел несколько по-другому, не так, как раньше. На гранитных столбах ограды сидели зловещего вида бронзовые твари, с большим клювом и красными глазами. Казалось, что глаза их слегка мерцают, можно было предположить, что в темноте они светятся. Орнамент самой ограды тоже неуловимо изменился, став каким-то пугающим.
Ворота открыты, в саду никого не было видно, и, поколебавшись немного, Антон вошел.
Первое, что бросилось в глаза — это скульптуры. Они не были такими белоснежными, как раньше, а потемнели и местами покрылись мхом, но это были совсем не те скульптуры. Не было тут привычных «нимф», «Аполлонов» и «Афин». Все они изображали каких-то монстров. Вернее, сами статуи выглядели весьма художественно и привлекательно, но при ближайшем рассмотрении оказывалось, что у них непременно присутствуют рожки, копыта, перепончатые крылья, аккуратно сложенные за спиной, острые клыки или когтистые лапы. Позы их были агрессивны, почувствовав себя жутковато в окружении этих изваяний, Антон свернул с центральной аллеи, тем более что скамеек тут все равно не было.
Домик Петра не изменился, даже не показался мрачным и пугающим, что уже радовало. Антон заметил, что деревья тут совсем другие. Вместо лип — огромные раскидистые дубы, с корявыми и замшелыми стволами в несколько обхватов и толстыми узловатыми ветками, местами опускавшимися почти до земли.
Он вышел на Фонтанку и встал, облокотившись о гранитную тумбу ограды.
На том берегу ничего особенного не наблюдалось. Знакомый дом стоял на своем месте и, вроде, никак не изменился. Потихоньку успокаиваясь, Антон взглянул на воду. Маленькие волны отражали хмурое небо, дробя его на тысячи кусочков и, играя, лизали гранитные берега. На секунду показалось, что на некоторых из них красными всполохами отразились языки пламени. Откуда? Он глянул на дом. Окна той злополучной квартиры были охвачены огнем. Безумный крик какой-то женщины слышался оттуда все громче и громче. «Черт возьми! Ленка! Она тоже могла оказаться в этом проклятом мире!»
Не веря в происходящее, он закрыл глаза. Потом открыл. Снова посмотрел на дом. Ничего. Окна на месте, никакого пожара.
Медленно и осторожно, он снова пригляделся к воде. Волны гипнотизировали, лениво перекатываясь, не отпускали его взгляд. И вот опять появились багровые всполохи…
Чертовщина! Антон отвернулся. Надо идти, но он уже так устал. Но и это не главное. Идти туда было страшно. Антон сел на землю и прислонился спиной к гранитной тумбе. Голова немного кружилась, видимо уже от голода. Заметив вокруг себя желуди, он принялся их собирать, предположив, что магазина с продуктами может уже никогда не встретить. Вера в то, что он придет в свою комнату, а там все по-прежнему — телевизор, холодильник, теплая батарея — стремительно таяла.
Ползая на четвереньках и собирая желуди, он не переставал оглядываться и, как оказалось — не зря.
Сперва ему померещилось какое-то неуловимое движение под деревьями. Антон вскочил и стал напряженно всматриваться туда, где мелькали едва различимые тени. Так и есть — под некоторыми дубами, на небольшом расстоянии от земли медленно шевелились пятна. Чуть заметные, похожие на сгустки воздуха, более плотные и темные, как кусочки ночи среди дня. И что самое отвратительное — все они медленно ползли к нему.
Антон бросился к воротам. Пробегая мимо домика Петра, заметил, что из окна на него кто-то смотрит. Остановился и пригляделся.
«Боже! Это же Петр!» За окном стоял Петр, в мундире, с маленькой лысой головой, с усиками и страшными выпученными глазами. Похожий на скульптуру Шемякина, что стоит, а вернее — сидит в Петропавловке.
Но это не самое страшное. Самое страшное — что за каждым из множества окон на первом и втором этаже стоял такой же Петр. И все они смотрели на Антона.
Он припустил к воротам, которые, непонятным образом, оказались закрыты.
