Но Анна смолчала и неуверенно села на весьма ненадёжный с виду табурет.
— Что-то стряслось? — с любопытством спросила няня.
— Да… — Анна сглотнула. — Ребёнок… — Она снова запнулась. Впервые в жизни ей нужно было высказать свои потаённые мысли и чувства. Она просто не умела… не умела говорить открыто.
И вообще, зачем она здесь? Зачем, во имя всего святого, пришла к этой старухе, от которой разит, как из винного погреба?
Но к кому же ещё ей было прийти?!
— Вы были правы, няня, насчёт ребёнка… Это ведь не мой ребёнок, понимаете. Мы подобрали её совсем ещё крошкой. Вы говорили, что это дурной ребёнок, нечеловеческий… И я теперь думаю, что это правда.
— Известно, правда. — Няня набила трубку табаком и закурила. В их доме она, конечно, такого себе не позволяла. — Я-то их, нелюдей, сразу чую…
Анна подумала, что почти два года спустя — вряд ли это можно назвать «сразу».
— Значит, не ваш ребёнок, — продолжала няня. — Это-то было ясно. Мне, понятно, не говорили. Но по вам за версту ведь видно, что вы не мать. Вот госпожа Джиневра… Я-то грешным делом решила, что это её ребёнок. Она прижила, а вы с господином Эдгаром решили выдать за своего. Значит, ошиблась. Подобрали, говорите? И где ж это вы её подобрали?
— Я уже не помню, где это было… — Анна задумалась. — По дороге в город, у какой-то деревни. Возле леса, на перекрёстке.
— На перекрёстке? — Няня мрачно покачала головой. — Тут и думать нечего. Человеческий ребёнок в таком месте лежать не будет. А дорог было сколько? Не три ли?
— Кажется, три…
— Ну, госпожа… — Няня демонстративно передернулась. — На таком-то поганом месте только нечисть подобрать и можно. Да если б я знала, близко бы не подошла к этому отродью.
— Я… я недавно хотела… ударить её, — выдавила Анна. — Но… но меня как будто заморозило.
— Колдовские штучки, — со знанием дела заявила няня.
— И ещё… — Анна хотела рассказать про появление Белинды, но тут же умолкла. Интуиция ей подсказала, что в этом нет смысла. С Белиндой старой пропойце явно не справиться. Но вот ребёнок…
— Наверное, вы знаете… какой-нибудь способ…
— Крест, святая вода и молитва — вот главный способ против всякой нечисти! — изрекла торжественно старуха. Она отрыла за пазухой собственный крест и продемонстрировала Анне.
— Помилуйте, няня, она же крещёная.
— Ну, тогда… — няня явно смутилась и громко рыгнула, — Ну, что ж. Тогда вот что попробуйте. Нечисть, она серебра боится. Это я точно знаю. Если она твою руку держит, попробуй что-нибудь серебряное взять. Авось поможет.
Анна, ступая пугливо, словно неопытный вор, подошла к двери детской и заглянула внутрь.
Джиневра с хохотом ползала по полу за девочкой. Настигнув её, она сжала ребёнка в объятиях, и обе забарахтались на ковре, издавая нечленораздельные восторженные звуки.
— Джиневра! — хрипло окликнула Анна.
Та перекатилась на спину и удивлённо взглянула на Анну снизу вверх. Её волосы огненным веером разметались по полу.
— Что?
— Джиневра, ты не хочешь поехать с Эдгаром и… нашей гостьей покататься? — Анна не узнала свой собственный голос — так скрипуче он прозвучал.
— Но…
— Они приглашали меня, но… ты ведь знаешь… я не люблю лошадей. А ты поезжай.
— Но девочка…
— Я с ней посижу.
— Ты?!
— А почему бы нет? — Анна попыталась улыбнуться. — Ведь она… в некотором роде… моя дочь.
Искушение верховой прогулкой было слишком велико. Джиневра встала и отряхнулась.
— Ну ладно… Ты, правда, за ней присмотришь?.. Будь умницей, детка…
И она удалилась.
Несколько минут Анна стояла, сжав до хруста помертвевшие ладони и стараясь не смотреть в сторону ребёнка.
Наконец, до неё донёсся мягкий топот копыт. Всё дальше… и дальше… и — тишина.
Пора!
Сердце шершавым комом забилось где-то в горле, наполнив голову гулом и звоном. По всему телу растеклась тошнотворная щекочущая слабость. Казалось, Анна вот-вот потеряет сознание.
Её рука скользнула под корсаж.
«Что я делаю?» — мелькнуло в её голове. Что происходит? Зачем?
Но она ощущала, что сделает это. Какая-то сила, истерично возбуждавшая, вселилась в неё и бежала по жилам, сворачивая кровь и отравляя разум.
Она достала из-за корсажа серебряную вилку.
Затем в первый раз посмотрела в лицо ребёнка.
— Ну, что… кто ты там такая? Видишь, что у меня? — Её голос едва не сорвался на визг. — Смотри… видишь? Ты боишься, да? Не бойся… Я только хочу… проверить.
Девочка смотрела прямо на неё. В её глазах не было страха. Она лишь слегка напряглась — точно котёнок, впервые увидевший рычащую собаку.
Анна осторожно замахнулась. На этот раз оцепенения не возникло. Её рука была абсолютно свободна. Вилка не коснулась плеча ребёнка. Но девочка вздрогнула, словно её укололи.
— Значит, старуха была права… — прошептала Анна. — Это действует!
Ярость поднялась в ней потревоженной гадюкой. Ощущение силы, доселе незнакомое, вскружило голову. Всё тело задёргалось, как в лихорадке.
— Так получай!
Она замахнулась снова. Она хотела… хотела чтобы острые зубья вонзились в упругую мякоть детского тела. Хотела увидеть кровь… или что там у них, у этой поганой нечисти.
Вилка вырвалась из занесённой руки. Пролетела через всю комнату и, дребезжа, воткнулась в стену.
Анна оглянулась.
Это сон, это кошмарный сон.
Только бы не закричать — не надо кричать — я не буду кричать.
За спиной у неё стояла Белинда.
— Это могла бы быть твоя нога… или рука… или твоё сердце, — произнесла она своим обворожительным голосом. — Скажи спасибо, что это не в моих правилах. Я не мщу, — она окинула Анну презрительным взглядом, — тем, кто слабее меня.
— Но вы… вы же уехали… кататься… — Анне казалось, что пол уходит у неё из-под ног, и её затягивает в серую воронку. Я не хочу. Я не хочу. Господи, пусть её здесь не будет. Ни её, ни ребёнка.
— О, это несложно. Я вполне могу быть в двух местах одновременно, — Белинда улыбнулась, обнажая острые белые зубы.
— Ведьма! — прошептала Анна.
— Верно, — Белинда звонко рассмеялась. — Угадала, я — ведьма. Мы неплохо знаем друг друга, Анна. Ты знаешь, кто я. А я знаю тебя. Ты — ничто, Анна. Ничтожество. Тебя не существует. Твоя жизнь — пустота. Ты ни на что не способна, только ненавидеть. Но ты даже сказать вслух о своей ненависти не можешь. Ты задыхаешься от собственного яда.
— Но я смогла… смогла…
— Ударить вилкой беззащитного ребёнка, который ничего тебе не сделал? Фи, Анна! — Белинда брезгливо поморщилась. — Жалкий жест жалкого создания, не более того. А теперь убирайся отсюда. Вон!
