Джонни посмотрел на Стива, который лишь пожал плечами, и вновь повернулся к мальчику.
– Зачем нам спускаться туда, Дэвид? – спросил Стив. – Ради твоей матери? Я думаю, будет лучше и для нее, и для нас, если мы…
– Нет, не поэтому… Папа? – Мальчик наклонился и взял отца за руку, словно хотел утешить его. – Мама умерла.
Ральф склонил голову.
– Наверняка мы этого не знаем, Дэвид. Мы не должны терять надежды, но, боюсь, ты прав.
– Я это знаю наверняка, а не гадаю на кофейной гуще, – ответил Дэвид. Лицо его побледнело. Он встретился взглядом с Джонни. – Есть дело, которое мы должны закончить. Вы ведь это знаете, правда? Поэтому и ждали, пока я приду в себя.
– Нет, Дэвид. Отнюдь. Мы просто не хотели трогаться с места, не убедившись, что с тобой все в порядке. – Однако словам Джонни не хватало убедительности. Он чувствовал нарастающую нервозность. Такое случалось с ним, когда предстояло засесть за новую книгу, когда Джонни понимал, что никуда ему от этого не деться, неизбежное свершится, скоро он вновь шагнет на натянутую проволоку и пойдет по ней, пытаясь сохранить равновесие.
Только сейчас чувство это усилилось многократно. Джонни хотелось взять ружье и прикладом огреть мальчишку по голове, вышибить из него дух, лишь бы он замолчал и больше ничего не говорил.
Не порть нам жизнь, парень, подумал Джонни. Не мути воду, мы только увидели свет в конце тоннеля.
Дэвид смотрел на отца, не выпуская его руки.
– Она мертва, но не знает покоя. И не обретет его, пока Тэк пребывает в ее теле.
– Кто такой Тэк, Дэвид? – спросила Синтия.
– Тэк – бог. Или демон. А может, никто, просто имя, один слог, но опасный никто, как голос в ветре. Но это не важно. Важно другое. Моя мать должна обрести покой. Тогда она вместе с моей сестрой будет… ну, попадет туда, куда отправляемся мы все после смерти.
– Сынок, для нас-то важно выбраться отсюда. – В голосе Ральфа уже слышались нетерпимость и страх. – Добравшись до Эли, мы сразу свяжемся с полицией штата и с ФБР. К завтрашнему дню здесь будет сотня полицейских и дюжина вертолетов, это я тебе обещаю. Но сейчас…
– Моя мама мертва, но Мэри – нет, – ответил Дэвид. – Она еще жива. И она в шахте.
Синтия ахнула:
– Как ты узнал, что ее выкрали?
Дэвид улыбнулся:
– Во-первых, я ее не вижу. А про остальное, как и про то, что Одри меня душила, мне рассказали.
– Кто, Дэвид? – спросил Ральф.
– Не знаю. Я даже не знаю, имеет ли это хоть какое-то значение. Главное, что он сказал мне правду. Тут у меня никаких сомнений нет.
– Хватит рассказывать нам сказки, приятель. Отведенное для них время истекло, – бросил Джонни. Голос звучал резко, но Джонни и не хотел смягчать его. Это не дискуссия о роли божественного в реальной жизни. Время сказок действительно кончилось, пришло время сматываться. И он не желал слушать этого наводящего на него страх Иисуса Скаута.
И тут в его голове зазвучал голос Терри.
Этот Иисус Скаут как-то выскользнул из камеры, убил койота, оставленного Энтрегьяном охранять вас, и спас твою паршивую жизнь. Может, тебе следует послушать его, Джонни?
Потому-то я и развелся с Терри, подумал Джонни. Из-за ее назойливости. Трахалась она преотлично, но не умела вовремя заткнуться и послушать своего умного муженька.
Но Терри своего добилась: изменила ход его мыслей. Он вспомнил, что сказал Биллингсли, когда мальчик выбрался из камеры. Даже Гудини такое не под силу. Из-за головы. А еще телефон. И как он прогнал койотов. И сардины с крекерами. Речь-то идет о чудесах, не правда ли?
Нельзя думать об этом, одернул себя Джонни. Потому что такие вот иисусы скауты ведут людей к гибели. Достаточно вспомнить Иоанна Крестителя, или тех монахинь в Южной Америке, или…
Даже Гудини такое не под силу.
Из-за головы.
Джонни понял, что он боится не только копа или тех темных сил, что хозяйничали в Безнадеге.
Он боится и Дэвида Карвера.
– Мою маму, сестру, мужа Мэри убил не коп. – Дэвид посмотрел на Джонни, и взгляд этот живо напомнил ему Терри. Именно такими взглядами она сводила его с ума. Ты знаешь, о чем я говорю, читалось в этом взгляде. Ты это точно знаешь, так что не отнимай у меня время, прикидываясь круглым дураком. – Когда я был без сознания, я говорил с настоящим Богом. Только Бог не приходит к людям сам. Они до смерти пугаются Его и не могут сделать то, что Он от них хочет. Он появляется в другом образе. Птицей, столбом огня, горящим кустом, вихрем…
– Или человеком, – вставила Синтия. – Уж загримироваться-то Бог может под кого угодно.
Вот тут терпение Джонни лопнуло.
– Это же бред! – взревел он. – Нам надо выметаться отсюда, разве вы этого не понимаете? Грузовик стоит на гребаной Главной улице, мы сидим в этом ящике без единого окна, коп может быть где угодно, даже за рулем этого гребаного грузовика! И… ну, я не знаю… койоты… стервятники…
– Он ушел, – спокойно ответил Дэвид, наклонился и взял еще одну бутылку джолт-колы.
– Кто? – переспросил Джонни. – Энтрегьян?
– Кан так. Не важно, в чьем он теле: Энтрегьяна, моей мамы или того человека, с которого это и началось. Всегда все одинаково. Всегда кан так, большой бог, хранитель. Он ушел. Разве вы этого не чувствуете?
– Я ничего не чувствую.
Не придуривайся, упрекнула его Терри.
– Не придуривайтесь. – Дэвид пристально смотрел на него, держа в руках бутылку.
Джонни наклонился к мальчику:
– Ты читаешь мои мысли? Если да, то я буду тебе крайне признателен, если ты уберешься из моей головы, сынок.
– Я лишь стараюсь убедить вас выслушать меня, – ответил Дэвид. – Если будете слушать вы, послушают и остальные. Ему не потребуется посылать кан тахов и даже кан така против нас, если мы не достигнем согласия между собой. Если он увидит, что окно разбито, то ворвется и растерзает нас!
– Ладно, ладно, не надо играть на чувстве вины. Я, во всяком случае, ни в чем не провинился.
– Я этого и не говорил. Просто выслушайте, хорошо? – В голосе Дэвида слышалась мольба. – Вы можете себе это позволить, время есть, потому что он ушел. И трейлеры с дороги убраны. Не понимаете почему? Он хочет, чтобы мы покинули город.
– Вот и прекрасно. Так дадим ему то, что он хочет!
– Давайте послушаем, что хочет сказать нам Дэвид, – вмешался Стив.
Джонни резко развернулся.