Он посмотрел на меня, и в этом взгляде были твёрдость и целеустремлённость.
— Просто люби меня сейчас, Анита. Люби меня, а подкормиться сможешь на ком-нибудь другом. Но ты права: меня достало, что тебя имеет каждый, только не я. — Он встал на колени, коснулся моих рук, но не обнимая меня, не держа. — Люби меня, и у меня не будет причины ревновать.
— Но у меня все равно будет секс с другими, — сказала я. — Почему же ты ревновать не будешь?
— Потому что я буду знать: со мной ты хочешь заниматься любовью, а с ними — иметь секс.
У меня начала болеть голова. Натэниел часто ставил меня в тупик. Я его люблю, я его хочу, но, черт побери, я не знала, что ему сейчас сказать.
— Если бы ты был в постели с другими женщинами, я бы ревновала в любом случае.
Он покраснел:
— Ты и в самом деле меня ревновала бы?
— Мне не особо нравилось, когда в клубе тебя лапали, так что — да, наверное, меня бы это не порадовало.
— Лучше этого ты мне ничего не могла сказать.
— В смысле, что я тебя ревную к другим женщинам?
Он кивнул.
— Тебя уже ревновали твои подружки, — сказала я.
— У меня не было подружек.
Я уставилась на него, не зная, что сказать. Я понимала, что он не стал бы врать, но все равно трудно было поверить.
— Ты же снимался в порнофильмах. Ты был…
— Проституткой, — договорил он за меня, не моргнув глазом.
— Ну да, я прошу прощения…
— Трахаться — не встречаться, Анита. Уж тем более — трахаться за деньги.
— Но…
Он положил пальцы мне на губы.
— Тихо, — сказал он. — Ты у меня первая девушка.
Я уставилась на него с тихим ужасом. Я у него первая девушка? Нет, в голове не укладывалось. Как это можно — сниматься в порно и быть проституткой, и никогда ни с кем романа не иметь? Наверное, недоумение отразилось у меня на лице, потому что он улыбнулся и тронул меня за щеку. Наклейка отвалилась, и он провёл пальцами вдоль заживающих царапин, оставленных Барбарой Браун.
— Я тебе говорил: ты первая, кто хотела именно меня и ради меня. Не потому, что я красавчик или за то, что я умею вытворять со своим телом. Ты меня любишь без секса. Ты позволяешь мне о тебе заботиться. Ты мне позволила кухню тебе обустроить.
— Так ты же готовишь больше, чем я.
Он улыбнулся, и глаза его стали добрыми, будто я — ребёнок, а он намного старше.
— В том-то и дело, Анита. Ты мне позволила купить чайный сервиз, хотя я знаю, что ты считала это типа глупостью.
— Так ты же хотел, чтобы был чайный сервиз.
— Ты делаешь что-то не потому, что тебе этого хочется или нравится, а чтобы я был доволен. Были люди, что покупали мне драгоценности, одежду, отдых в шикарных отелях и на курортах, но никто не позволил мне покупать за его деньги то, что мне нравится — только то, что они сами считали правильным. Не позволяли мне изменить их распорядок жизни. Не давали мне места в ней. — Он взял моё лицо в ладони. — Может быть, подруга или девушка — не те слова, но от любого другого, боюсь, ты просто сбежишь, а этого я не хочу.
У меня внезапно пересохли губы.
— Люби меня сейчас, — прошептал он и потянулся ко мне для поцелуя.
С той стороны кровати послышалось шевеление. Я подавила импульс схватить Джейсона за руку или за что придётся, лишь бы остался с нами. Чтобы не оставлял меня с Натэниелом. Ронни права, это неразумно, но такое у меня было чувство, что если я сделаю сейчас это логическое завершение наших отношений, мне придётся оставить его при себе. Она ошиблась. Дело не в том, что для меня секс был обязательством — это уже не так. Но секс с тем, с кем надо, обязательством остался, а тот, кто сейчас тянулся ко мне с таким нежным поцелуем, он был как раз, кто надо.
Я отвернулась от поцелуя и увидела уходящего в ванну Джейсона.
— Я включу душ, так что ловите кайф, — сказал он.
— Мне жаль, что тебя выгнали из твоей кровати, — сказала я.
Мне действительно было жаль, и по многим причинам.
Он усмехнулся и тут же постарался скрыть усмешку, уверенный, что я ему этого так не спущу.
— Это же не значит, что я в неё не вернусь, — сказал он.
Я удержала Натэниела от дальнейшего приближения, упёршись рукой ему в плечо, и воззрилась на Джейсона.
— Это что ещё значит?
Он попытался совладать с лицом, не смог, и видно было, что он очень собой доволен.
— От Натэниела ты не можешь кормиться — слишком рано. Жан-Клод ещё тоже пока не проснётся. А если Жан-Клод не проснётся, то и Ашер отпадает.
Я прищурилась:
— И?
— Если найдёшь здесь другого оборотня, кроме меня, чтобы подкормиться, я ему уступлю место. Грэхем там, в холле.
Выражение его лица не оставляло сомнений, что он знает: Грэхема я не выберу.
— Ах ты наглый…
— Ну-ну-ну! Разве так следует говорить с тем, кто готов кормить тебя самой сутью своего тела?
Я поглядела на него мрачно и повернулась к Натэниелу. Лицо его было абсолютно спокойно.
— Как ты на эту тему?
— Честно?
— Да, честно.
— Пока я первый, остальное меня не волнует.
— Я могу остаться и помочь в любовной игре, — предложил Джейсон.
Я не успела ответить.
— Не в первый раз, Джейсон, — ответил Натэниел. — Я хочу, чтобы сейчас были только мы двое.
Джейсон осклабился — скорее в мой адрес, нежели Натэниела, потому что видел, как я вытаращила глаза в ответ на небрежное согласие Натэниела в дальнейшем выступать втроём.
— Тогда я скрываюсь в ванной.
Он закрыл дверь, и мы остались наедине с торшером.
Я посмотрела на Натэниела в некотором возмущении:
— Спасибо, что записал меня на секс втроём.
Он посмотрел недоуменно:
— Я почти каждую ночь спал с тобой и с Микой.
— Но мы не занимались сексом все одновременно.
Он посмотрел на меня, и по его взгляду я поняла, что слишком энергично возражаю.
— Этого не будет, — сказала я.
— Анита, ты просыпаешься, тебе нужно питаться, и ты поворачиваешься к тому, от кого не кормилась накануне, но другой-то из постели не всегда вылезает. Я не раз смотрел, как ты занималась с Микой сексом, а он смотрел, как ты от меня кормишься.
Головная боль уже пульсировала под веками. Мне трудно было глотать, и у боли был знакомый привкус паники.
— Я знаю, что вы с Жан-Клодом были вместе с Ашером. И это было по-настоящему втроём.
— Не всегда, — сказала я, и даже для меня это прозвучало неубедительно.
Он посмотрел на меня серьёзно:
— Анита, ничего плохого нет в том, чтобы наслаждаться близостью двух мужчин сразу.
Ещё немного — и пульс меня задушит.
— Нет, есть, — возразила я, тяжело дыша.
— Но что, что в этом плохого?
Он наклонился, будто для поцелуя, но я отклонилась, и это было глупо, потому что тогда я оказалась на кровати, глядя на Натэниела снизу вверх. Никакой логики — уходить от поцелуя, растягиваясь на кровати. Конечно, не было логики и в охватившей меня панике.
Он опёрся на руки и посмотрел на меня с улыбкой, дающей мне понять, что я веду себя по-дурацки. В этот момент я поняла, что ошибалась, считая его ребёнком. По этому взгляду стало ясно, что по-своему он так же осторожен со мной, как и я с ним. Он считает меня защищённой, неискушённой. Перед лицом его опыта я во многом была ребёнком. Это был один из тех моментов, когда меняются отношения, когда вдруг раскрывается или взрывается перед тобой мир, и он сразу перестаёт быть таким, каким был раньше.
Мы смотрели друг на друга, и не знаю, что было видно у меня на лице, или просто до него тоже дошла эта перемена, но он остановился и улыбнулся мне.
— Что случилось? — спросил он.
Вопрос показался мне таким дурацким, что я заржала.
— А ничего плохого! Я два раза чуть не убила Дамиана. Я думала, что контролировать ardeur — это облегчает жизнь, так нет же. Я переспала с Байроном — с Байроном, можешь себе представить? Чуть не подняла ночью все кладбище. Целая армия мертвецов ждала моего призыва. Я ощущала её, Натэниел, ощущала её силу. — Я плакала, хотя и не собиралась. — А так — ничего плохого не случилось.