ногам. Уже и сама прося, моля «сдаться». Отпустить и… забыть! Убить это… Отключить! И, сама же ещё отключаясь, на последних секундах… вижу в его руках пистолет. И под свой же, как и его, шок и… любовь, слышу выстрел и… чувствую жгучую боль в себе! А после — и в нём… «Связь» же! Но — не вижу крови… «Сереб-ро!».
Говорят, «Если нет крови во сне, значит всё хорошо. Это временные трудности и такая же боль… от пережитой во сне трагедии. Что не случилась, не случится наяву. Все здоровы!». А если перья из сна и… наяву? Причём, и невидимые «там», но и видимые «здесь»! Перо… Заснеженное… Как и моё же имя. Да! Довольно нескромно. Но… Так и есть! Бело-чёрное… Среднего размера… И… С отливом в серебро! Уже седьмое на пятом из девяти кругов… чёрного ниточного ловца сном! И… «Седьмое» из «девяти» же! Что будет, когда соберутся все? Неужто сон превратится в явь и… сказка и впрямь станет: «былью»? Мы умрём ещё? Или… Уже умерли? И сейчас вот — только лишь переродились, возродившись? Ведь и были бы наши перья — были бы чисто белыми… Без чёрного! Мы же — ангелы! А так… Может, какие-то другие «мы»? И из параллельной же вселенной? Или прошлой жизни? Во всяком случае, пока дом — из брёвен… И ничем не завешан! Разве только и тем самым амулетом над нашей кроватью… Артур разрешил! Сразу после: «Снежана, сдавайся! Мы не оставим эти брёвна — просто так… Пусть пока повисит, хорошо! Пока — не подберём покрытие и утеплитель с обоями, во всяком случае… А там, может, и не понадобятся! Время покажет». Как и песочные часы… Осталось только понять: «Наполовину полны или пусты их чаши? И песок — поднимается или опадает?». Как и: «Чёрный цвет — отходит или нарастает? И кого он захватит? Кого подчинит? И с кого всё-таки начнёт-пойдёт и… на другого? Или, может, уже и на другую с… другого?!
Половина
(Cover — Клава Кока; «AM-A-S» — «Треугольник», 2009 г., Великобритания, Австралия, Режиссёр — Кристофер Смит)
Половина меня…
Девушка пьёт кофе на кухне, пока в её комнате разворачивается самое действо!
Половина меня просит всё вернуть назад;
Две её «копии», белая и чёрная, разносят её спальную комнату.
Половина меня бьёт по тормозам;
Две её части.
Некуда бежать, нечего сказать —
Чёрная — за неё и против, соответственно, изменившего и разбившего им сердце.
Только как бы с тебя слезть, чтобы завязать?
Белая — за него, но и не против них.
Половина меня просит всё вернуть назад;
Последняя стоит у стены и горько плачет.
Половина меня бьёт по тормозам;
Выслушивая за свою доверчивость, ведомость и малодушие…
Некуда бежать, нечего сказать —
Рвутся его вещи, ежедневники и блокноты с его текстами и их стихами, рассказами о нём, них и все любимые книги и картины, часть из которых написана даже ещё и ими…
Только как бы с тебя слезть, чтобы завязать?
Бьются горшки с цветами и рамы, кружки с фото… И всё же — летит прямиком в белую: в цель, да не по цели — слишком скучно же так быстро!
Теперь мы сами по себе, решили на берегу;
Я из памяти тебя стираю, но берегу.
Девушка выходит из кухни как раз вовремя, когда чёрная налетает на белую и, намотав их волосы на руку, почти и пышет же жаром, если и не огнём ей в лицо, готовая уже и ударить, если и пока ещё не убить, показывая, как детям или зверюшкам ключи, чтобы отвлечь их наконец друг от друга и привлечь к себе. И чёрная тут же отпускает свою недожертву и уходит из комнаты, а там и из квартиры же следом, пока та скатывается по стене с руками у лица.
В квартире пахнет тобой.
Знаешь, самое чужое — это бывшее своё!
Но и только лишь слышит рёв машины сквозь свои всхлипы — выбегает за ними, успевая всё-таки прыгнуть в подаренную им машину с опущенной крышей за секунду до её срыва с места. И теперь лишь смотрит в зеркало заднего вида и как в нём отражаются языки пламени, прямо-таки и пожирающие уже не их, его частный дом: да и глупо было бы думать, что они запаслись бензином на месяц, а то и два заранее и только для машины.
Вдвоём замерзаем, но в разных местах уснём от бессилия.
Между нами всё так же мелькает искра, но неуловимая.
Едут прямо. Девушка открывает окно. Справа от неё и чёрная держит её ногу, не давая опустить её на тормоз. Сзади белая и вновь заливается слезами, ударяясь уже почти и в истерику, пытаясь уговорить их всё-таки вернуться и если не обратно, то к нему.
Флешбеки меня разрывают опять, накрыло лавиною.
Поговорить нормально. И простить на первый раз — с кем не бывает…
Ты изменяешь себе, а не мне, когда их называешь своими любимыми.
Чёрная затыкает её, а потом и вовсе бьёт наотмашь, когда та пытается помешать движению и закрывает глаза их водителю.
Половина меня просит всё вернуть назад;
Половина меня бьёт по тормозам;
Машину заносит.
Некуда бежать, нечего сказать —
Только как бы с тебя слезть, чтобы завязать?
Белая отлетает назад, откидываясь на спинку, и плачет вновь в свои ладони. Чёрная же откидывает голову на свою.
Половина меня просит всё вернуть назад;
Половина меня бьёт по тормозам;
Убранная крыша, открытые окна… Ей нравится это. И она
