Лицо Буча Дугана изменилось.
— Я думаю, — сказал он, — что должен попросить объяснить все это, мистер Хиллман.
— Я не стану этого делать. Я не могу. Я знаю только то, что знаю, и верю только в то, во что верю, но у меня нет ни крупинки доказательств. Я знаю, какой чушью должны выглядеть мои слова, но если вы посмотрите мне в глаза, то поймете, по крайней мере, одно: я уверен в том, что говорю.
Дуган вздохнул.
— Мистер Хиллман, если бы вы занимались тем, чем я, то вы бы знали, насколько искренними выглядят подчас самые завзятые лгуны.
Ив начал что-то говорить, и Дуган покачал головой.
— Забудьте об этом. Дешевый ход. Мне удалось поспать только шесть часов с воскресной ночи. Я становлюсь слишком стар для этих марафонов. Факт остается фактом, я верю, что вы не врете. Но вы лишь намекаете, все время ходите вокруг да около. Иногда люди делают так, когда они напуганы, но в основном они так поступают, когда им нечего сказать. Кроме того, у меня нет времени, чтобы вас уговаривать. Я ответил на ваши вопросы. Может быть, следовало бы лучше изложить свое дело.
— С удовольствием. Я пришел сюда по двум причинам, полицейский Дуган. Первая — удостовериться в том, что завтра в Хэвене собирается множество полицейских. Вероятность того, что случатся какие-то события, становится гораздо меньшей, когда вокруг куча полицейских, вы согласны со мной?
Дуган ничего не сказал, лишь посмотрел на Ива без всякого выражения.
— Вторая причина — рассказать вам, что я завтра также буду в Хэвене. Хотя я и не буду на похоронах Рут. Я собираюсь захватить с собой ракетницу. И если во время похорон вы или кто-то из ваших людей увидите ракету в небе, вы будете знать, что я свихнулся от этого безумия, в которое никто не верит. Вы пойдете за мной?
— Вы сказали, что возвращение в Хэвен может быть для вас, э… не совсем безболезненным, — Лицо Дугана было все еще бесстрастным, но это не имело значения. Ив понял, что он вернулся к своей первоначальной мысли, что Ив безумец.
— Я сказал, при давлении обстоятельств. При этих же обстоятельствах, я думаю, что смогу выйти сухим из воды. Рут любили в Хэвене — вот то, что, как мне кажется, я не должен был вам говорить. Большинство горожан придут, чтобы проститься с ней. Я не знаю, любят ли они ее все еще после того, как она умерла, но это не имеет значения. Как бы то ни было, они придут.
— Почему вы так выражаетесь? — спросил Дуган. — Или это еще одна из вещей, о которых вы не хотите говорить?
— Нет, я не имею этого в виду. Будет не правильно смотреться, если они не придут.
— Не правильно для кого?
— Для вас. Для других полицейских, которые были друзьями ее и ее мужа. Для политиков из Комитета Демократической партии. Меня не удивит, если Конгрессмен Бреннан пришлет кого-нибудь из Огасты, она очень много сделала для него, когда он выставлял свою кандидатуру в Вашингтоне. Ведь ее знали не только в округе, и с этим им тоже приходится считаться. Я надеюсь, что они, устраивая хорошее шоу, будут так заняты тем, чтобы все выглядело должным образом, что даже и не узнают, что я в Хэвене.
Буч Дуган скрестил руки на груди. Вначале Дуган тешил себя фантазиями о том, что Дэвид Брайт, который обычно аккуратно интерпретировал человеческое поведение, на этот раз ошибся. Хиллман был настолько в здравом рассудке, насколько и он сам. Теперь он был обеспокоен не потому, что Хиллман был слегка не в своем уме, но потому что оказался сумасшедшим в самом деле. И все же было что-то странно убедительное в спокойном, уверенном голосе старика и его постоянном пристальном взгляде.
— Вы говорите так, как будто все в Хэвене в чем-то замешаны, — сказал Дуган, — а я считаю, что это невозможно. И хочу, чтобы вы знали это.
— Да, так бы сказал любой нормальный человек. Вот так они умудрялись так долго выходить сухими из воды. Пятьдесят лет назад людям казалось, что атомная бомба невозможна, и они бы здорово позабавились над идеей телевизора, не говоря уж о видеомагнитофоне. Не многое изменилось, полицейский Дуган. Большинство людей видят не дальше горизонта, и все. Если кто-нибудь скажет, что и за горизонтом что-то есть, его просто не станут слушать.
Ив встал и протянул свою руку Дугану, ожидая что Дуган пожмет ее. Его удивило, что Буч не сделал этого.
— Ну вот, я так и знал, едва посмотрев на вас, что вы считаете меня психом, — сказал Ив со слабой и печальной улыбкой, — и я догадываюсь, что сказал достаточно для того, чтобы удвоить впечатление. Но я узнал то, что хотел узнать и сказал то, что хотел сказать. Сделайте старику одолжение, посматривайте иногда на небо. Если вы увидите пурпурную ракету…
— Леса этим летом сухие, — сказал Дуган, и даже слова, едва выходя из его уст, казались беспомощными и странно не имеющими значения, почти фривольными. Он осознал, что его неудержимо тянет поверить.
Дуган откашлялся и встал из-за стола.
— Если у вас и вправду есть ракетница, то, используя ее, вы можете вызвать адский лесной пожар. Если у вас нет разрешения использовать такую штуку — а мне, черт побери, известно, что у вас его нет, — вас можно бросить за решетку.
Улыбка Ива чуть расширилась, но в ней все так же не было юмора.
— Если вы увидите ракету, — сказал он, — то мне кажется, кутузка в Бангоре была бы самой незначительной из всех моих неприятностей. До свидания, полицейский Дуган.
Ив вышел и аккуратно закрыл дверь. Дуган мгновение стоял, ошеломленный и встревоженный, как еще никогда в жизни. Пусть катится, — подумал он и затем начал двигаться по комнате.
Что-то обеспокоило Буча Дугана. Исчезновение двух полицейских, которых он знал и любил, временно заставило его выкинуть это из головы. Визит Хиллмана снова напомнил ему об этом, и это заставило его пойти вслед за стариком.
Это было воспоминание о его последнем разговоре с Рут. Ее участие в поисках Дэвида Брауна совсем не напоминало прежнюю Рут Маккосланд, которую он знал. Только единственный раз, как он мог вспомнить, она была непрофессиональна.
Затем, за ночь до того, как она умерла, он спрашивал ее о расследовании, чтобы получить информацию и дать ее, вмешивался, словом, не в свое дело. Он знал, что у обоих не было ничего, но иногда можно превратить во что-либо ценное чистую гипотезу, как солому в золото. Во время того разговора он упомянул этого типа, деда мальчика. К тому времени Буч поговорил с Дэвидом Брайтом из «Ньюз» — то есть они пили пиво с ним — и тот подкинул мысль Ива о том, что весь город непостижимым образом свихнулся.
Рут не смеялась над этой историей и не болтала о помрачении рассудка Ива Хиллмана, как он ожидал. Он не совсем понял, что именно она сказала, потому что как раз перед этим связь стала портиться. В этом не было ничего очень необычного: большинство линий, проходящих в таких маленьких городишках, как Хэвен, все еще крепились на столбах, и регулярно связь летела ко всем чертям. Вы и ваш собеседник чувствовали себя детьми, играющими в телефон, сделанный из пустых жестянок, связанных проволочкой.
