Я стою как вкопанная, и он не шевелится. Смотрит… Странно как-то смотрит – не ухмыляется с торжеством, как от него следовало бы ожидать в такой ситуации, серьезный такой, тихий, будто даже печальный. Совершенно на себя не похож. Всегда бы он такой был…
– Галочка, – говорит он, не шевелясь. – Прости меня, дурака, ладно? За все, что было. Очень уж ты мне в голову ударила… И ничего я с собой не мог поделать… Мужчина не головой думает… Простишь?
Негромко так говорит, рассудительно и очень-очень серьезно. На издевку никак не похоже. И спиртным от него что-то не пахнет. И ничего я еще толком не понимаю, чувствую одно: кажется, насиловать меня сегодня не будут… Не похоже.
– Галочка, простишь? – спрашивает он.
– Да прощаю, прощаю, – говорю я, немного осмелев. – Уже простила. Только больше не надо, ладно?
Он улыбнулся – бледно так, словно бы даже жалко. Тут эта тусклая лампочка у меня над головой на миг словно полыхнула, я дернулась, посмотрела туда – но она уже опять еле теплится.
А Цыгана нету. Коридор пустой, до входной двери – метров десять, никто не успел бы выскочить одним прыжком, вмиг, да и дверь стукнула бы… Стою я, глаза таращу, зажмурилась, проморгалась – нет Цыгана. Но ведь был, не могло мне померещиться? А может, и померещилось? От бессонницы, от усталости, от страха перед Цыганом? И знаете, как-то так случилось, что не стала я ни над чем думать и голову ломать – ушла к себе, плюхнулась на койку и заснула так, что утром еле добудились. В госпиталь к обеду пришел капитан Чураев, командир разведчиков. Левый рукав гимнастерки словно ножом распорот до самого плеча, рука повыше локтя кое-как перемотана.
– Вот, – говорит и морщится. – Царапнуло малость, ерунда…
Я была свободна, им и занялась. В самом деле, почти что царапнуло – пуля вырвала мясо сантиметра на два. Но бинт наложен варварски неумело, песком припачкан, рана распухла, с одного края уже гной появился, рука в земле…
Я спросила:
– Товарищ капитан, это когда же вас ранило? Несколько часов должно было пройти…
– Да еще потемну, – ответил он, морщась от всего, что я с раной делала. – Пулеметчик наобум пальнул короткой, а я, дурень, в окоп ссыпаться не успел…
– И кто же это вас перевязывал? Руки поотрывать.
– Да там один… – морщится он. – Неумеха. Давай, давай, работай, мне побыстрее назад нужно…
– А что же вы сразу не пришли?
– Ждал, – сказал он неохотно, морщась уже словно бы не от боли. – Группа Валицкого, если по расчетам, должна была вернуться до рассвета. Так и не вышли.
И тут меня – как током: группа Валицкого? Цыган с ней и ушел. Я и ляпнула, не думая:
– А как же тогда Цыган?
– Что Цыган? – говорит капитан, не глядя на меня. – Цыган должен быть со всеми. Но никто пока не вышел. Давай потуже, чтоб хорошо держалась…
Они так никогда и не вышли. Вся группа осталась за линией фронта, неизвестно где. И Славка Цыган, естественно, тоже…
И я так до сих пор и не могу сказать точно, померещился он мне тогда, или нет…
Что это был за спецпоезд, мне неизвестно до сих пор. На то он и спецпоезд. Но рассмотреть его я успел хорошо, когда мы шагали мимо, и даже посчитать вагоны – я ж разведчик, мне положено иметь зоркий глаз и особую смекалку…
Одиннадцать вагонов, все товарные. Хвостовой, в отличие от прочих, не закрыт, и видно, что там, внутри, не груз, а немалое число автоматчиков. Состав короткий, а прицеплены к нему сразу два локомотива – второй то ли запасной (ого, как продумано!), то ли там что-то тяжелое. А на переднем, над решеткой, два станкача – крепенько…
Ребят рассредоточили на станции, а мы с Керимовым, Савченко и разводящим двинулись на мотодрезине. Савченко разводящий поставил возле самого семафора, метров через триста – Керимова, еще метров через триста – меня, так что оказался я, можно сказать, на переднем крае, дальше – никого, только лес начинается примерно в полукилометре, и рельсы туда уходят.
Дрезина ушла на станцию, и начал я нехитрую караульную службу. Пост мой считался аккурат возле километрового знака, но ходить мне разрешалось – двадцать шагов в одну сторону, двадцать – в другую. Так что я первым делом протоптал тропиночки в обе стороны и похаживал себе не спеша – коли разрешено, так оно веселее.
Вокруг – красотища. Залюбуешься. Лес, как я отмечал, где-то в полукилометре, а остальное пространство меж ним и станцией – снежная равнина от горизонта до горизонта. Снег нетронутый, искрится – небо чистейшее, звезд неисчислимо, полная луна чуть не в зените. Морозец плевый – примерно минус пять, что для сибиряка чуть ли не курорт. Деревья в снегу, он тоже искрится, тишина полная. Сюда бы Танюшку Зацепину, и прогуляться по лесу…
А потом ей губки погреть, и самому – руки под шубейкой…
Часовому многое запрещено. Одного ему не может запретить ни Первый Маршал, ни даже сам… Думать. Невозможно запретить человеку думать, хоть ты лоб себе разбей. Так что прохаживаюсь я, «ППШ» с рожком согласно приказу висит на шее, и думаю я от скуки, и приходит мне в голову, что есть тут свои странности.
Ведь самое главное – на инструктаже капитан ни словечком не обмолвился о возможности появления противника. Ни о каких возможных диверсантах и речи не заходило. С одной стороны – километров восемьсот от фронта, так что немецких парашютистов ждать не стоит. С другой – диверсант может быть и замаскированным под простого советского честного человека и при удаче проехать со своей миной хоть до Владивостока. Но ни о чем подобном – ни словечком! Указания нехитрые: нести караульную службу там, где поставили, пока не сменят. Быть бдительным. При появлении человека либо транспортного средства – дать знать огнем в воздух.
Все! Не первый год служим, Москву видели, да и сибирячки мы городские, не деревенские. Если отдают столь мяконький приказ, значит, никто не ждет появления никакой вражины – иначе инструктаж был бы совсем другим, как не раз уже случалось раньше…
В появлении человека я с первых минут крепко засомневался. Деревни далеко, снег по колено, заблудившегося пьяного сюда не занесет, а умный диверсант (у них глупых не бывает) ни за что не двинет равниной, где снег по колено и видно его за километр. Если и была вдоль «железки» автомобильная дорога, то сейчас, зимой, ею не пользуются, нетронутый снег вплотную к путям. Так что транспортное средство может объявиться одно-единственное: поезд с той стороны, от леса. Только взяться ему неоткуда: дорога одноколейная, и для такого серьезного спецпоезда ее уже наверняка очистили черт знает на какое расстояние, за чем, несомненно, бдительно наблюдают те, кому надлежит. Пустить в этом случае навстречу литерному другой – проще уж сразу петельку себе смастерить, если застрелиться не из чего. Приставочка «спец» всегда означает самые суровые меры…
И зачем же тогда для несения такой вот фитюлечной караульной службы сдернули разведроту войск НКВД? Прекрасно справились бы железнодорожные войска или уж конвойные. Нас-то, волкодавчиков, к чему бросать на такой пустяк?
Ну, я ж не первогодок какой… Догадочка быстро забрезжила, и вот хоть ставьте меня под трибунал, но она, по-моему, и есть верная. Кто-то с кучей звезд на петлицах взял да и написал (или устно распорядился): «Обеспечить особую секретность». Вот и обеспечили, вот и встали здесь мы, бравые. Было пару раз похожее…
Опа! Тут у меня отлетели все посторонние мысли, подобрался я, автомат поправил, смотрю во все глаза…
И ведь точно, елки-моталки! Дорога по лесу идет прямая как стрела, это метров через сто до меня она круто загибает направо, к станции. А в лесу на значительном протяжении просматривается отлично. И видно уже, что по лесу прет что-то темное, дым над ним стелется – поезд! Правда, почему-то без прожектора, что только усугубляет. Эх, думаю, под трибунал не один человечек пойдет, а длинная вереница. «Спец» – тут уж не шутят… Да впрочем, наш наркомат отроду не шутействовал…
Снял я автомат с предохранителя, жду. Точно, поезд – но вот чем он ближе, тем больше что-то не похоже это на обычный паровоз, а что такое – не рассмотреть. Сейчас, сейчас…
Мать моя женщина, отец мой мужчина! Бронепоезд! А то мы не видывали! То-то и не светит прожектор, нет его там.
Пустая платформа, за ней броневагон, и впереди у него, над торцом, две пулеметные башни.
Ситуация, думаю… Как же он со спецпоездом разъедется? Тот уже на станции, лоб в лоб упрутся, маневровые пути далеко за станцией… Может, он как раз для охраны и сопровождения? Но что же это он, впереди спецпоезда задом поедет? Чушь какая…
Стою. Бронепоезд катит. Выйдя из леса, сбросил скорость и пополз чуть ли не со скоростью идущего быстрым шагом человека.
Дым стелется, временами пар фыркает на обе стороны. Ну, чихать мне, что ты не обычный состав, а целый бронепоезд. В любом случае есть ты транспортное средство, а насчет них приказ ясный…
