И потом…
О, это уж слишком, — подумал Уэстмор, находясь в посторгазмическом тумане, потому что теперь ее губы принялись собирать капли спермы с его подбородка и шеи, потом опустились и стали собирать склизкие сгустки с ткани рубашки. Что ж, — подумал он, — это определенно превосходит все эротические фантазии мужчины средних лет.
Несколько минут спустя его рубашка была высосана начисто. Неизменная улыбка Истер стала слегка развратной. Сглотнув, она издала горлом щелчок, отчего член у Уэстмора съежился.
— Это было… черт. Просто здорово, — произнес он пересохшим ртом. — Спасибо вам…
Она засмеялась, помогая ему натянуть штаны и застегнуть ремень.
— Не нужно благодарить меня за то, что вам подрочила. Пустяки…
Ничего себе, «пустяки»… Он жадно смотрел, как она натягивает на себя блузку, и совершенно бессознательно прохрипел:
— Вы действительно очень красивая, Истер…
На лице у нее сияла улыбка, но в глазах блестели слезы.
— Вы доставляете мне просто неземное удовольствие, потому что именно это Нут всегда говорил мне. А то, как вы смотрели на меня весь день? Нут смотрел на меня точно так же…
Уэстмору было душно. Это суровое испытание — как и весь день — казалось каким-то странным, неправдоподобным и захватывающим.
Истер снова проверила содержимое рюкзака, убедившись, что мемо-рекордер на месте, а затем ее улыбка слегка погрустнела.
— Пора расставаться, Уэстмор. Больше мы не увидимся, но… спасибо вам за все, что вы сделали.
Уэстмор уставился на нее.
— Я хотел бы остановиться на некоторое время. Мог бы… пригласить вас на ужин или вроде того, — он тут же поморщился, осознав, какую нелепицу несет.
— Нет. Понимаете, теперь, когда Нут умер, я пойду дальше… в том смысле, что уеду отсюда куда-нибудь…
По непонятной причине ее ответ показался ему каким-то противоестественным, или даже зловещим. Он хотел спросить ее, куда она собирается переезжать, но понял, что в том нет никакого смысла. Это поставило бы ее в неловкое положение, поэтому он лишь сказал:
— Желаю вам всего самого хорошего.
— И вам того же, — ответил она призрачным голосом и слегка чмокнула его в губы. — И удачи вам с вашей книгой про Крафтера…
Уэстмор невесело рассмеялся.
— Я смогу написать ее лишь благодаря вам.
Тут ее глаза внезапно прищурились, словно она задумалась о чем-то.
— Подождите-ка. Чуть не забыла…
Она порылась в рюкзаке, и из блокнота выскользнули неподшитые листы манускрипта и фонетические транскрипции ее дедушки.
— Мне тут пришло в голову, что мне уже не понадобится все это, так что…
Она протянула ему эти, по всей видимости, бесценные листы.
— Я хочу, чтобы они были у вас.
Такого Уэстмор не ожидал.
— Истер, я ни за что не могу принять эти листы. Это самое ценное, что есть у вашей семьи. Фамильная реликвия.
— Нет. Пожалуйста, порадуйте меня, возьмите их. Для чего мне они? Но вы, вы питаете к ним интерес. А такой умный писатель как вы сможет изучить их и однажды узнает, о чем в них речь.
— Я не могу их взять, — сказал Уэстмор, как бы ему не хотелось этого.
— Можете, Уэстмор. И причина этому только в вас, и я доверяю их вам. Лучше, чтобы они были у вас, и дедушка Орн обязательно со мной согласился бы. Я верю всем сердцем, что такой хороший человек как вы никогда не использует их во зло.
Она положила листы ему на колени.
Уэстмор смотрел на них и слышал при этом тиканье собственных часов. Я не могу! — гремел его внутренний голос. Но когда он поднял глаза, чтобы возразить, Истер уже вылезла из машины. Она закрыла дверь и улыбнулась ему сквозь окно.
— Прощайте, Уэстмор. Пусть все ваши мечты сбудутся…
Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но она уже растворялась в подсвеченной лунным светом тьме, окутавшей ее ветхое жилище. У входной двери она быстро помахала ему, а затем исчезла.
Уэстмор издал самый долгий в своей жизни вздох. Он завел двигатель, бросил последний взгляд на дом, и укатил прочь.
Ты возвращаешься в свою лачугу, сияя от радости. Во рту стоит послевкусие семени Уэстмора. Ты чувствуешь легкость в ногах, не потому что подарила мужчине оргазм, а потому что он захотел этого от тебя. Сейчас ты полна решимости и уверена, что способна пробудить в Нуте такое же желание.
Потому что, даже после всего произошедшей трагедии, он — все для тебя.
Блаббер, топая, входит в переднюю. Его уродливое, мясистое лицо слабо светится от свечи в его руке.
— Привет, Блаббер. Я вернулась, как и обещала.
Парень таращит глаза, пуская слюни.
— Ты предал Линетт земле?
Он резко кивает головой и фыркает:
— Ды-ды-ды-ды-дааа!
— Спасибо, Блаббер. Какой ты хороший мальчик.
Ты кладешь рюкзак на стол, который Нут сделал собственными руками. Достаешь маленький рекордер, а также пятьдесят шесть долларов, которые твоя дочь заработала столь гадким образом.
— О, совсем забыла. Возьми эти деньги и завтра купи себе что-нибудь. Это за то, что ты сделал для меня, — и затем ты даешь их ему.
Его грязная рука забирает банкноты. Косые глаза вспыхивают каким-то подобием благодарности. Брызги слюны слетают с толстых губ, когда он выдавливает:
— Пааа-пааа… пасибааа.
— Брось, не стоит благодарности.
Однако твои глаза становятся серьезными.
— Только, чтобы заслужить эти деньги, ты должен сделать для меня кое-что еще. Я тебе уже объясняла в прошлый раз.
Он снова кивает.
— И ты сделаешь это именно так, как я сказала, потому что иначе… Иначе я буду очень расстроена. Но ты же не хочешь этого, верно?
Его затуманенный рассудок буйно реагирует на вопрос.
— Не-не-не-не-нееееет!
Ты улыбаешься и треплешь его по жесткой щеке.
— Знаю, что не хочешь, Блаббер. Теперь иди во двор и дерни шнур на газовом генераторе, как ты уже делал раньше. А затем возвращайся в спальню.
Блаббер передает тебе свечу и, шатаясь, выходит в переднюю дверь.
Ты словно вплываешь в спальню. Хорошо, что ты оставила дверь и окно закрытыми, потому что иначе труп Нута уже кишел бы насекомыми. В комнате стоит удушливый смрад. Хотя это не важно. Скоро такие вещи не будут иметь значения. Ты скидываешь с плеч лямки блузки, и она соскальзывает с твоего тела. Слабый желтоватый свет свечи освещает отражение в старом зеркале. Твой обнаженный образ улыбается тебе в ответ, мягкой, спокойной улыбкой. В груди и в паху у тебя покалывает.
Ты опускаешься перед телом Нута на колени и переворачиваешь его на спину. Похожие на веер брызги крови на стене и полу уже засохли. Рот у Нута широко разинут, глаза закрыты. Дыра в голове похожа на кратер, набитый кусочками мяса. Но, несмотря на кровавое зрелище, ты продолжаешь улыбаться, глядя на его безмятежное лицо и соблазнительное тело.
