— Привет! — из-за заваленного клетками прилавка показался Стив.
— Привет, — буркнула она, повернувшись к нему. В ушах ее все еще раздавался хруст поедаемых скорпионов.
— Вот, зашел спросить, что ты делаешь после работы, но… — увидев скривившееся от омерзения лицо Керсти, Стив растерялся, приняв это на свой адрес. — Что с тобой? Что случилось?
— Господи, какой ужас! — Керсти хотела ему все рассказать, но замолчала, услышав шум, напоминающий хлопанье крыльев, в углу, где остался бородатый бродяга. Повернувшись в ту сторону она передумала рассказывать что-либо Стиву. В углу никого не было.
Вечером Керсти и Стив встретились в городском парке. В воздухе, насыщенном влагой, стоял запах прелой листвы, в свете фонарей на скамейках поблескивали капли недавно прошедшего дождя. Поправляя спадающий через каждые десять шагов ярко-зеленый шарф, Керсти прижималась к Стиву, стараясь согреться.
— Стив, как ты считаешь, правильно я делаю, снимая комнату и не живя в отцовском доме?
— Не знаю, — ответил он.
— А ты… как бы ты поступил на моем месте.
— Я не знаю обстоятельств, но, наверно, так же, как и ты.
— Благодарю, а как твои дела на курсах?
— Если все будет нормально, через неделю сдам экзамен и получу диплом зубного техника. А как там у тебя со зверюшками — много посетителей?
— Нет… не очень, — нехотя отозвалась Керсти. — Понимаешь, это тоже наука. Про животных надо знать все, чтобы твой совет клиенту насчет покупки был правильным, иначе будет, как с той женщиной, которая хотела купить говорящего попугая.
— А что с ней было?
— В общем, ничего. Просто откуда мне было знать, что самки попугаев не разговаривают.
Керсти улыбнулась, вспомнив, как взъерошенная птица удивленно таращила свои глаза-пуговки на пожилую миссис, явно не понимая, что той от нее нужно.
— У меня в детстве ворона была, я ее на улице подобрал, еще птенцом, — вспомнил Стив. — И ты знаешь, она разговаривала.
— Послушай! — нахмурилась Керсти. — А что будет, если съесть скорпиона?
— Не знаю. Умрешь, наверно. А ты что — попробовала?
— Да нет, — рассмеялась Керсти, — я просто спросила.
— Интересные у тебя мысли, — заметил Стив.
— Ой… кажется, опять дождь начинается, на меня капнуло.
— На меня давно уже капает, просто я молчу, жду когда ты меня в гости пригласишь.
— Какой ты противный! Пошли быстрее, а то вымокнем по дороге.
Пока они спешили к дому Керсти, дождь усилился. Сначала редкие капли усеивали темными мелкими пятнами серый асфальт, потом пятна становились все крупнее и гуще, так что в двери они вбежали, вымокшими до нитки.
— Ого! — воскликнул Стив, увидев маски и статуэтки богов на полках в комнате Керсти.
— Я же тебе говорила, что отобрала их из хлама в доме отца, — и Керсти легонько толкнула рукой чучело круглой рыбы, подвешенное на леске к потолку.
Вздрогнувшая рыба, казалось, поплыла, рассекая воздух своими оттопыренными плавниками.
— Здорово! — восхитился Стив. — Откуда это там было?
— Фрэнк, брат отца, увлекался чем-то вроде черной магии… — ответила Керсти, наблюдая за тем, как внимательно Стив рассматривает фигурку ацтекского бога Уитсилопочтли.
— А где он сейчас?
— Бог его знает…
— Если Бог, то вот этот, — Стив показал на гневно смотрящего Уитсилопочтли.
— Может, и этот, — засмеялась Керсти. — Отец мне рассказывал, что вроде брат умер.
— Понятно…
— Кофе будешь?
— Не откажусь.
— Тогда достань, пожалуйста, вон оттуда, — Керсти показала на дверцу книжного шкафа, — кипятильник.
— Кипятильник? — удивленно переспросил Стив.
— Ты забываешь, что комнату здесь я только снимаю, а будить хозяйку сейчас не самое подходящее время.
На следующее утро, надев темные очки, почти закрывающие ее красивое лицо, Джулия вновь отправилась в отдаленный бар. Вернулась домой не одна. С ней был мужчина, на вид тридцати- тридцати пяти лет, наголо обритый, с невыразительными серыми глазами.
— Ты уверена, что нам не помешают? — спросил он с интересом осматривая холл.
— Вполне, — ответила Джулия, про себя подумав: «Если бы я не была уверена, тебя бы здесь не было, дурак».
— Я люблю осторожность, — подчеркнул он, отпустив скабрезную шуточку в адрес Джулии.
На этот раз Джулия не церемонилась и нанесла удар как только бритоголовый вошел в комнату Фрэнка. Мозги брызнули из дыры в голове, стекая по стенам и оседая у плинтуса.
Джулия отвернулась, вытирая руки о край рубахи, которую бритоголовый стянул с себя, еще поднимаясь по лестнице.
Выйдя из-за шкафа, Фрэнк бросил открытый нож на столик у кресла, и приблизился к своей жертве. Глазаa его горели алчным огнем, из открытого рта на полосатую рубаху текла слюна. Схватив бритоголового за уши, Фрэнк впился зубами в его шею, вскрывая артерию. Бурой струйкой хлестнула кровь, распространяя вокруг сладковатый запах. Кадык на горле Фрэнка ходил ходуном, пока он, захлебываясь, делал жадные глотки. Прямо на глазах у Джулии кости Фрэнка стали обрастать новыми мышцами, тугие сухожилия крепко стягивали новую плоть. Вены обхватывали его руки, сильными толчками сердце несло по ним кровь.
Удовлетворенно отрыгивая, Фрэнк выпустил бритоголового из рук, и труп грохнулся на пол. Чудовище уселось в глубокое кожаное кресло и закурило, с наслаждением выпуская дым из все еще беззубого рта.
— Я ощущаю это, — произнесло оно. — Как давно я ничего подобного не ощущал!
— Ты обещал мне все объяснить. — Джулия бросила окровавленную рубаху на пол.
— Вот оно, — Фрэнк протянул руку, на его ладони лежала квадратная шкатулка, вся испещренная линиями.
— Можно мне посмотреть? — поинтересовалась Джулия и подошла поближе, собираясь потрогать вещицу.
— Не трогай! — Фрэнк отстранил ее руку. — Это опасно. Она открывает двери.
— Какие двери? — недоуменно спросила Джулия.
— Двери удовольствия. Двери ада или рая. Мне было все равно, какие. Я думал, что насыщен до предела. Но, оказывается, нет. Кенобиты дали мне ощущения за пределами всего: боли и удовольствий, которые и не приснятся…
Фрэнк вспомнил себя сидящим в кругу пентаграммы, заключенной в квадрат из горящих свечей. Свечи отбрасывали на стены причудливые тени. Клубился дым от сжигаемого янтаря и толченой розы, срезанной под Рождество, но, как ни странно, они не издавали запаха горения. Из шкатулки, лежащей на его ладони, высыпались голубые разряды. Казалось, они зарождались где-то глубоко внутри нее, сокрытые от глаз, и, рассыпавшись в воздухе, растворялись… Но растворялись ли?
— Caput mortnum, imperet tibt Dominus per vivum et devotum serpentem!..
Ладонь прикоснулась к грани шкатулки.
— Cherub, imperet tibi Dominus per alas tauri!..