Спустя примерно полчаса оба уже заняли свой наблюдательный пункт уже на новом месте, снаружи каменной ограды, у тропинки, ведущей к калитке. Дорожка, выложенная разбитым старым камнем, сильно заросла с одной стороны небольшими елями, что позволило им спрятаться в наступающей вечерней тьме.
От дома Макгибуров к прочим населённым пунктам имелась лишь одна дорога — неширокая, порядком заросшая аллея. По ней приехал в своём изящном ландо сэр Фредерик. Но проходила она с другой стороны прямоугольного дома и вела прямо к парадному входу. Значит, тот, кто является сюда в сумерках, обходит дом с внешней стороны садовой ограды.
— Пока вы болели, я пытался выяснить, кто он, откуда приходит и когда уходит, — блестя в сумерках своими тёмными глазами, прошептал с азартом Франциск. Волосы его слегка растрепались, щёки разрумянились. Он был необыкновенно привлекателен в своей замшевой курточке поверх щегольской шёлковой рубашки.
Сэр Фредерик снова ощутил укол ревности в самое сердце. Они с леди Глорией замечательно смотрятся вдвоём и, пожалуй, между ними вполне может появиться чувство. Он вспомнил первый день приезда, когда застал их бродящими по песчаной полосе у озера. Он уже не слушал, что шепчет ему Франциск, ощущая себя полным идиотом. Лукавый парижанин втянул его в дурацкую затею, оболтал, обкрутил и теперь потешается над ним, делая вид, что очень увлечён слежкой за какой-нибудь бедной прислугой из деревни.
Фредерику очень не хватало непринуждённости Франциска, его остроумия, лёгких и изящных манер. Бедный купчик, околачивающийся во второсортных гостиных с видом рождественского гуся, выставленного на продажу!
Он уже раскрыл рот, намереваясь сказать что-нибудь колкое и удалиться прочь, оставив издевательскую затею Франциска без внимания.
— Вот так раз! — тихо удивился тот и без всяких церемоний дёрнул приятеля за рукав. Сэр Фредерик не успел возмутиться этой фамильярности, как в поле зрения попала тёмная сгорбленная фигура под широким плащом с капюшоном. И шла она не к дому Макгибуров, а как раз наоборот!
Едва человек поравнялся с притаившимися в засаде двумя вполне взрослыми озорниками, как художник, а следом и ревнивый жених выскочили из своего укрытия.
— А ну, красавец мой, — со смехом заявил Франциск, — показывай своё лицо!
Фигура резко остановилась и безмолвно попятилась, словно испугалась. От неё потянуло слабым, тревожным запахом.
— А, может, это барышня? — продолжал рассуждать вслух парижанин, наступая на незнакомца и тесня его к густым еловым зарослям.
— Не надо, месье Франциск, — слабо воспротивился шутке Фредерик. — Зачем пугать человека?
— Да уж не надо бы, господин хороший, — с едким недоброжелательством проскрипел над ухом чей-то голос.
Оба молодых человека резко обернулись и наткнулись на конюха. Старик был очень зол, в руках его были вилы.
— Нехорошо, господа мои, озорничать над бедными людьми, — вкрадчиво проговорил он, — И так уж из деревни никто не хочет ходить сюда да за гроши скрести полы.
— Но-но, милейший! — надменно проговорил Франциск, не проявляя никакого страха или замешательства. — К чему так много слов в таком ничтожном деле?
Конюх не отвечал, но в сгустившихся сумерках было видно, как неспокойно поблёскивают из-под длинных полуседых прядей его глаза. Вся его напружинившаяся фигура, несмотря на горб и хромоту, производила впечатление большой физической силы.
— Уж не дочка ли это ваша? — расхохотался Франциск. — Тогда прошу простить сердечно!
— А если дочка?
— Тогда мы извиняемся и удаляемся с поклоном, — насмешливо ответил молодой повеса, скучающий в глухой провинции, — И вообще, потрудитесь, милейший, заложить завтра поутру бричку. А то спозаранок вас не докличешься.
— Вы уезжаете, Франциск?! — спросил в изумлении Фредерик. Он был сбит с толку и слегка усовестился, что напридумывал для художника такую массу глупых обвинений.
— Да, в моих услугах тут больше не нуждаются, — ответил тот, — Поправить картину мне не удалось. И вообще мне многое тут не нравится. Советую и вам, мой друг, перенести сватовство поближе к добропорядочным домам. Подумать только! Я — и вдруг рассуждаю о добропорядочности!
С таким восклицанием весёлый художник расстался со своим невольным приятелем. Красотка из деревни испарилась, конюх отправился восвояси по своим делам, а порядком промёрзший Фредерик поплёлся в свою комнату дрожать в промозглом холоде постели. Ему и самому хотелось скорее уехать отсюда. И он порадовался, что прижимистый сэр Гордон не намерен затевать большую свадьбу в этом доме. Простой семейный ужин при свечах. Кажется, впервые его порадовала скупость Макгибура.
Ночью разбушевалась дикая гроза. Ветер выл и бился в окна. В каминных трубах гудел воздух. Всполохи молний разрывались у самых окон. Гром и треск стоял такой, что казалось — вот-вот рухнут стены. Сквозь сплошные шквалы ледяной воды, мечущейся за окном, не видно озера. Густая листва близко стоящих к башне деревьев парка кипела под ударами стихии.
Фредерик не спал. Он пытался читать в постели при неровном пламени свечей. Дом Макгибуров очень стар и здесь полно гуляющих по коридорам сквозняков. Хорошенькое дельце предложил в приданое за дочерью старый мошенник! Едва ли можно выручить за эти стены хоть стоимость камня, потраченных на них!
"Зайти к Франциску?" — подумал он. Тот наверняка не спит и пакует саквояжи.
Фредерик накинул на себя тёплую домашнюю куртку и выскользнул за дверь.
В доме Макгибуров царило раннее средневековье. По стенам вместо фонарей горели просмолённые факелы. Их свет мрачно отражался в помятых доспехах стоящих с опущенными забралами чучел. Это бренные скорлупки, оставшиеся от былой славы Макгибуров. От их владельцев не осталось и горсти праха.
Фредерик задумался и проскочил комнату Франциска. С неприятным удивлением он понял, что попал к дверям библиотеки. И тут же вспомнил странный сон, приснившийся накануне. Как будто он прошёл из гостиной тайным ходом и наблюдал за самими собой, беседующим с Франциском. И странный же это был разговор! Но о чём? Увы, Фредерик его не помнил.
Дверь слегка скрипнула от гуляющих по коридорам сквозняков и по каменному полу пролегла полоска света.
"Неужели Франциск дописывает картину?!"
Не зная, почему, Фредерик очень осторожно расширил щель, стараясь не скрипеть.
Меж высоких стеллажей по-прежнему стояла незаконченная картина. На подоконнике светила масляная лампа, но слабый свет её прерывался блеском молний. Буря всё не утихала, и помещение время от времени наполнялось призрачным светом вспышки, затем с запозданием доносился раскатистый гул небес. Страшный свет выхватывал на мгновение из темноты тёмный прямоугольник полотна и две ноги, стоящие за ним. Затем раскаты грома сопровождали темень от тусклой лампы, ибо слабый свет масляного фитиля не мог соперничать с убийственным огнём горящей преисподней.
