Это не Катино воспоминание. Это воспоминание Кэт, что глядит в проем окна на рыжую луну над золотой цветущей бальсой. Глядит и изо всех сил пытается не молиться, пока темноволосый и темноглазый незнакомец раскачивается над ее телом, будто длинное каноэ на волнах. А Кате остается лишь закусить губу до крови и не плакать, ни в коем случае не плакать. Опять выбрали не ее, опять. И все повторяется, настолько точно и унизительно, что слезы помимо воли текут из глаз, струйками сбегают по вискам, затекают в уши, сколько же в тебе воды, Катерина, женской сырости, готовности прощать, не прощая, и оставаться, уходя.
Игорь знал про то — и однажды воспользовался. Вспомни, Катя, как он признался тебе в измене: твоя голова на его груди, твои губы возле его соска, его ладонь на твоем плече, только что у вас был спокойный, уверенный супружеский секс, так и хочется сказать «долг», впереди ночь на широкой, удобной кровати, завтра выходной, вас ждет позднее пробуждение, неспешный завтрак и целых два дня блаженного ничегонеделанья. Ты обожала вечера наподобие этих, ленивые объятья мужа и сладкую веру в стабильность. Ты воочию видела бесконечное, безбрежное единение, доверие и близость между вами.
Когда все рухнуло, ночь стояла за окном, беззвездная, черная, как смола, как преисподняя. А вы были счастливы на своем крохотном пятачке под светом торшера, на супружеском ложе, еще не оскверненном. Удачный момент выбрал твой муж, чтобы признаться: я переспал с другой. Прости. Между мною и Той Женщиной ничего не было, только секс. Тогда-то ты и поняла, что значит «сердце пропустило удар»: в груди болезненно сжалось, не давая вдохнуть, и захотелось вернуться на несколько секунд назад, отменить последние слова, последние действия второго начала термодинамики, копящего энтропию до тех пор, пока все любимое, надежное не превратится в полное дерьмо. Точно так же ты отвернулась, пряча лицо в предплечье, пытаясь остановить слезы, переждать боль, перекричать обиду.
Мерзкая баба уже легла между вами, отпихивая твои бедра от его живота, расталкивая ваши тела своим, но тебе еще казалось, что все поправимо: нужно лишь немного постараться… надо уметь прощать… если любишь… мужчина полигамен… закон природы… биологическая программа… Надолго тех благоглупостей хватило? Сколько звонков и визитов губошлепой разлучницы ты вытерпела, прежде чем все полетело в тартарары: Игорь, возмущенный твоей узколобостью, его траченная временем любовь, а главное, Та Женщина, присутствующая, зримо и незримо, в каждом мгновении вашей семейной жизни, пахнущая со всех Игоревых рубашек, маек и трусов, молчащая в телефонной трубке, сопровождающая каждое мужнино «задержусь на работе» ехидным смешком?
И вот, снова сердце запнулось и легкие забыли, как дышать. Снова между обнаженными телами протиснулось невидимое, но отвратительное нечто, пнуло Катерину под зад, прижалось к Тайгерму и потерлось об него невыразимо развратным движением. Отголоски развратного движения Катя ощутила спиной и, не понимая, что делает, вскочила на ноги, отшвырнув обнимающую руку, бросилась к краю алтаря, рыбкой нырнула за край световой завесы. И могла поклясться, что услышала сатанинский хохот за своей спиной.
Разумеется, Катерине было незнакомо ощущение рок-звезды, прыгающей с края сцены на руки восторженным фанатам. Что ж, теперь она знает: не так оно приятно, падать в непредсказуемую людскую массу. Не меньше десятка твердых ладоней ударило Катю в грудь и живот, выбив воздух из легких. И еще не меньше десятка стиснули ноги, бедра, бока. Хорошо хоть страх божий (или дьявольский?) удержал «поклонников» от того, чтобы лапать богиню. Ее бережно, не давая двинуться, словно изваяние, поставили на ноги.
Когда глаза привыкли к полутьме, первая, кого Катерина увидела, была… Льорона.
Плакальщица стояла на коленях. Катя обвела глазами святилище и все, чье присутствие она ощущала эти дни, также опустились на колени, волна за волной, будто море, отступающее от берега. Стены вдали играли красными факельными отсветами, по полу змеились горящие дорожки, когда-то напугавшие Катерину до дрожи. Темная людская масса шумно вздыхала и покачивалась единым слитным движением. Так двигаются не люди, а стихии — воды, пески, ветра. Еще недавно при виде экстаза толпы Катя оробела бы. Не говоря уж о том, чтобы появиться на людях голой… Но сейчас ничто не могло смутить Священную Шлюху.
— Зачем ты здесь? — отрывисто спросила она Льорону, вспоминая, как эта многовековая плакса умело изгоняет надежду из сердца, отнимает веру в будущее и предает женскую душу во власть грозной Аты, самой страшной из ипостасей богини безумия. Без сомнения, сейчас рыдающее исчадье ада пришло за ней, за Катей.
Плакальщица все так же стояла на коленях, глядя снизу вверх с нежностью и умилением, точно Катерина была ее потерянной дочерью и вот, наконец, нашлась. Облегчив пятисотлетнее горе Льороны, когда-то утопившей собственных деток, ровно вдвое. Потом старый дух-убийца протянул руку и положил ладонь с расставленными пальцами на Катин живот. Казалось, Льорона пытается нащупать что-то под тонкой кожей, под прослойкой жира и мышц, что-то, запрятанное глубоко внутри, будто жемчужина в раковине.
Ребенок? Антихрист? — хором взвыли внутренние голоса. И не разобрать, с торжеством взвыли или с ужасом.
Катя с достоинством убрала руку со своего живота и покачала головой. Нет. Никаких. Случайных. Залетов. Это мы уже проходили.
Второй раз я не позволю себя… Катерина не знала, чего именно она не позволит. Сделать себе ребенка? Бросить себя из-за другой бабы? Вернуть в семью, играя на женских слабостях и несбыточных надеждах? И так уж в голове вертелось: ну что, что? Денница переспал с Кэт, ее душа влезла в твое тело и подкидывает в твой мозг свои воспоминания. Но они трахнулись всего раз, да к тому же три века назад! Ты рассчитывала на девственника? Разве он виноват перед тобой? Разве не заслуживает второго шанса? А кобелина Игорь заслуживал?
Вопросы, вопросы, вопросы. Ответь на любой — и иди мириться.
Чтобы через некоторое время снова уйти. Чужое тело между вами никуда не денется, чужой запах пахнёт на тебя с его кожи, чужой голос крикнет тебе: со мной он был бы счастлив, а ты — ты нам МЕШАЕШЬ!
— Ревнует, — усмехнулся за Катиной спиной Люцифер. — Дьяволица моя.
— Хорошо бы мальчик пошел в маму, — деловито кивнула Льорона, не вставая с колен. Правда, теперь ее поза больше напоминала медосмотр, чем преклонение. — А то из тебя собственник никакой, по обязанности. Ангел, что с тебя взять.
Мальчик. В маму. И тут обманул, сатана. Катя слабо вздохнула и осела назад, прямо в руки отца будущего антихриста.
