Первое утро после произнесенной клятвы, и первое — встретившее его холодом и пустотой в новом мире, наполнило сердце Проклятого болью и страданиями. С сегодняшнего дня он не принадлежал себе. Теперь его душа и бренное тело предназначались лишь для одной цели — уплата грехов, и Душеприказчик должен был стать разменной монетой в счет вечного долга тысячи мертвых соплеменников.
Несколько дней он просидел возле полуразрушенной церквушки и пытался хоть как-то согреться. Ужасно хотелось есть.
Серое небо еще больше давило на плечи словно было собранно из тысячи острых камней, которые того и гляди могли обрушиться на голову небесной карой.
Вздрагивая от каждого шороха, Проклятый с ужасом вспоминал горящий как стог сухого сена город: закрывая уши, он не мог прогнать душераздирающие крики помощи и отчаянный плач женщин и детей.
На третий день Проклятый уже не реагировал на призрачные тени и стоны, доносящиеся с огромного кладбища. Охватившее его отчаянье и одиночество медленно пожирали изнутри. Несколько раз он пытался покончить с собой, разрывая запястья острой гранью каменной плиты. Но смерть, словно брезгуя им, давала ему еще одну возможность выжить в этом мертвом мире.
Путая день и ночь, Душеприказчика била нервная дрожь. Кутаясь в лохмотья одежды, отрытые из ближайшей могилы — позже он решился добраться до дальней границы кладбища. Питаясь корнями и ягодами, которые имели скорее пресный, чем горький привкус — он внешне давно стал похож на призрака.
Седьмой, а может быть восьмой день, принес ему не только душевное умиротворение, но и более чем странную встречу. Загадочный шорох заставил Проклятого покрепче обхватить деревянную палку с длинным гвоздем на конце.
И в тот самый миг, когда тишина поглотила тревожное ощущение, шорох повторился. Первым кого увидел Проклятый было маленькое мохнатое существо с большими черными глазами. Следом появился человек.
* * *
Мы стояли на пригорке и с интересом и тревогой в сердце разглядывали высокие стены мертвого города. Каменные глыбы были покрыты серым мхом и между узких бойниц проглядывали мрачные фигуры стражей с длинными алебардами.
— Мне кажется, они пристально смотрят на нас, — дрожащим голосом произнес я.
Повинуясь немому приказу хозяина, Ша запрыгнул ему на плечо. Ничего не ответив, Проклятый стал быстро спускаться вниз.
Мы оказались у самого подножия склона и, пробравшись через буреломы высохшего перелеска, подошли к глубокому рву. Через устрашающий зев исчезающей под ногами земли, вальяжно перевалился широкий деревянный мост-ворота.
Первым на почерневшие от времени доски вступил Проклятый. Его словно тянуло внутрь, и он был не в силах противиться внезапно возникшему желанию. Я посмотрел под ноги, и меня в тот же мгновение сковала внезапная боязнь высоты. Доски оказались истлевшими, будто их долго облизывал огонь; через пепельно-черные щели виднелось глубокое дно рва. Только сейчас я разглядел темные кости и черепа, небрежно раскиданные по земле. Перед глазами вихрем пронеслась кровавая картина, где люди в отчаянье, не в силах выбраться из хваченного пламенем города, прыгают с высоких стен и беспомощно разбиваются о каменное дно.
Зажмурившись, я прогнал прочь ужасное видение.
Огромные стены давили своим величием, а мрачные фигуры стражей заставляли кровь стыть в жилах. Я с волнением попытался разглядеть одного из зловещих воинов, и в тот же миг, внезапно налетевший ветерок наполнился звоном металла. Пустые латы с грохотом упали вниз, а прах, оставшийся от стража, накрыл нас мерзкой пеленой.
* * *
Одинокие узкие улочки, теряясь между невысоких черепичных домов, источали невероятный холод и одиночество — а над нами непроглядной стеной медленно парил пепел. Было слышно даже мерное дыхание, и каждое движение эхом разносилось по пустынным кварталам.
Я вступал по черному снегу, и в такт моим шагам раздавался отвратительный хруст. Город был до краев переполнен запахом гари.
Я посмотрел на Проклятого и заметил в его взгляде боль; он помнил эти улочки совсем другими.
— Город пуст, — остановившись, внезапно произнес Проклятый, внимательно прислушиваясь к тишине.
— Все сгорели, — согласился я.
— Нет, я не об этом, — смутился Проклятый. — Здесь нет ни одной души. Ни мертвой, ни живой.
Я вздрогнул. Сам не знаю почему, но последняя фраза вызвала во мне неприятное волнение. Неужели мы ошиблись, вступив за городские стены?
В этом мире, можно было привыкнуть к чему угодно: к слепым мертвецам, ужасным зубастым тварям, но к неизвестности привыкнуть было просто невозможно.
Мы долго плутали среди обгорелых стен и выбитых окон. Я иногда вздрагивал от внезапного скрипа ставень и непонятного шороха. Мне казалось, что как только я поверну голову, то увижу среди обугленных остовов изуродованное огнем лицо. И не в силах перебороть нарастающее с каждой минутой волнение я продолжал смотреть только вперед, туда, где медленно шел Душеприказчик.
— Куда мы? — нарушил я тревожную тишину.
— Чшьь, помолчи, скоро сам все увидишь.
Миновав покрытый пеплом квартал, мы очутились на широком каменном мосту, украшенном обугленными фигурами святых мучеников. Среди этой черноты, лишь орел звезд над головами безмолвных изваяний, оставался сиять золотом. Я осторожно коснулся до одного из святых, но черная гарь, как ожидал, не отпечаталась на руке.
— Пойдем, — поторопил меня Проклятый.
Я еще раз взглянул на ладонь, она продолжала оставаться чистой. И в тот же миг я почувствовал на себе чей-то тяжелый, буравящий до самых костей взгляд. Оглядевшись я заметил, как на меня, прячась за темными фигурами святых, взирало странное зеленокожее существо с перепончатыми лапами. Мне удалось рассмотреть даже ровный ряд жаберных отверстий на его шеи.
В тишине раздалось странное кваканье. Существо спрыгнуло на мост и короткими перебежками стало стремительно приближаться к нам. Я попятился назад.
И в туже секунду, когда зеленокожий протянул ко мне свою мерзкую лапу, возле его шеи возникла холодная сталь знакомого стилета.
— А ну прочь, Воцлав, — прошипел Проклятый.
— Ого, кого я вижу… Рон…
— Еще слово и я вспорю твои кишки. А лучше — отрежу слишком длинный язык.
— Кто это? — влез я в разговор своим глупым вопросом.
Проклятый недовольно покосился в мою сторону, и я поспешил закрыть свой рот.
— Пошел прочь, Воцлав! Я не намерен здесь слушать твои пахнущие гнилью слова.
На лице зеленокожего появилась мерзкая ухмылка, и он протяжно произнес:
