На стоянке взревел двигатель БТР. Бронемашина выползла на дорогу, остановилась. Слепяще-белым вспыхнула фара-прожектор. Яркий луч пополз по посадкам. Родищев плотнее вжался в землю. Через мгновение затарахтел пулемет.
Это было пострашнее автоматных очередей. Пули врывались в дерн впереди, со свистом пролетали над головами. На спины сыпались срезанные шквальным огнем ветви. Осокин закричал, давая выход страху. Слава богу, его крик утонул в реве двигателя и звонком бухтении пулемета. Еще секунда, и Осокин не выдержал бы, вскочил, рванул прочь и, конечно, нарвался бы на пулю. Родищев навалился, прижал его к земле, выхватил из кармана рацию, вдавил кнопку вызова:
— Всем! Всем! Кто-нибудь меня слышит? Срочно нужна помощь! Срочно нужна помощь! Прием!
Внезапно рация ожила. Сквозь треск помех в динамике отчетливо прорезался изумленный голос:
— Слышу вас! Кто вы? Где находитесь?
— Угол Митрофанова и летчика Козелкова. Возле магазина «Восьмая планета». Мы сбежали из плена.
В эфире несколько секунд висело молчание. Родищев даже забеспокоился, не отключился ли отозвавшийся. У него, наверное, и своих проблем хватает.
Пулемет стих. БТР заглушил двигатель.
— Выйти к «Иволге» сможете? — наконец спросил собеседник.
«Иволгой» назывался небольшой частный магазинчик, расположенный метрах в трехстах дальше по Митрофанова.
— Да, сможем, — понизив голос, ответил Родищев.
— Мы вас встретим через пять минут, — сказал человек. — Как понял?
— Понял. Через пять минут, — ответил Родищев.
И тут же отозвался другой голос:
— Ноль шестьдесят один! Капитан Данилов. Что случилось?
— Нападение вооруженной группы! У них автоматы и БТР.
— «Восьмая планета» на Митрофанова?
— Да.
— Сколько вас?
— Двое.
— Еще гражданские есть?
— В магазине полно.
— Минут пять продержитесь?
— Постараемся.
— Направляю группу. Где вы находитесь, сориентируйте по месту.
Родищев выключил рацию, толкнул Осокина в бок:
— Вставай, надо уматывать.
— Зачем? — не понял тот. — Сейчас группа подойдет!
— Не будет никакой группы, — ответил Родищев. — А если и будет, их положат тут всех.
— Как?
— Молча, без вопросов «как», — съязвил Игорь Илларионович. — Саша, ты действительно дурак или прикидываешься?
— В смысле? — не понял Осокин.
— Почему эти парни движок в БТР заглушили и стрелять перестали, по-твоему? — Родищев приподнялся, глядя в сторону парковки. — Да они переговоры наши слушали. Скорее всего, «капитан Данилов» — это фуфло. Нет никакого капитана Данилова. И группы Ноль шестьдесят один тоже нет. Нам просто вешали лапшу, чтобы выяснить, где мы прячемся, понял? Все, пошли.
Они, пригнувшись, стали отходить в темноту.
— Пойдем дворами, — предупредил Родищев. — Как говорят братья степей: «Тише едешь — дольше живешь».
Осокин кивнул согласно. Когда «Восьмая планета» скрылась из виду и они углубились во дворы, Родищев добавил:
— Ты не рвись так. Еще надо проверить, не липа ли та, первая группа. А то встретят нас парой выстрелов.
Несколько минут они шли молча. Ощущение было странное. Знакомые улицы, знакомые дома. И тем не менее все другое. Застывшее в парализующем, безумном, паническом страхе. Никаких звуков, кроме шелеста ветра в верхушках голых деревьев. Ни капли света, кроме отблеска луны в оконных стеклах. Белые полотенца, наволочки, простыни раскачивались в темноте, будто привидения. Они словно шли по заброшенному, поросшему мхом старому кладбищу. Впрочем, теперь весь город превратился в огромное, мрачное, молчаливое кладбище, по которому скользили одичавшие псы, храня покой умерших. Живых здесь не осталось. Даже те, кто пока еще мог шевелиться, были уже мертвы.
Осокин внезапно остановился.
— Я должен вернуться, — решительно заявил он.
— Ты что, спятил? Зачем это? — насторожился Родищев.
— Там Наташа.
— А-а-а, — протянул Игорь Илларионович. — Ну, раз Наташа, тогда да. Сколько вы знакомы, говоришь?
— Почти двое суток, — ответил Осокин.
— Ну е-е-е-е твою мать, — развел руки Родищев. — Что же ты сразу-то не сказал! Конечно. Двое суток — это же почти вся жизнь. Друг без друга уже никак. Давай, конечно, двигай. Спасай свою Джульетту. А когда тебя на этот раз с крыши, как буревестника, черной молнии подобного, запустят, не забудь Мусе Манарову привет от меня передать. — Подумал и закончил: — Тоже мне, Рэмбо выискался.
Осокин замялся.
— Послушай, там же не только Наташа. Там и остальные. Светка. Лавр Эдуардович. Марина. Новенький этот… Артем Дмитриевич. Мы не можем их там бросить. Тем более если группы не будет. Я подумал, может быть, мы могли бы вместе…
— Мог бы что? С тобой пойти? — Игорь Илларионович покачал головой. — Нет уж. Это твоя девица. Хочется — иди спасай ее сам. Полный вперед. А меня не проси, я сыт по горло. Вот так, — он чиркнул ребром ладони по кадыку. — Ты не можешь на них плюнуть? Это твои проблемы. А я вот очень даже могу. — Игорь Илларионович сплюнул на асфальт. — Вот так. Плевать я хотел на всю вашу братию. И на Наташу твою, и на этого, как там его… Давыдыча, Данилыча, хрен его знает. Про Светлану я даже говорить не хочу. Стерва, каких мало. Она, между прочим, тебя Владлену сдала, за бабки, за машину, за квартиру.
— Я знаю, — сказал Осокин.
— Откуда?
— Сама сказала. А еще сказала, что ты должен был меня завалить.
— Должен был, — подтвердил Родищев. — Теперь уже думаю: может, зря не завалил? Сейчас, вместо того чтобы таскаться с тобой по улицам, сидел бы себе в гостиничном номере в Шереметьево-2, пил бы виски и ждал своего рейса в Штаты.
— Но ты вместо этого меня спас.
— И что с того? — насмешливо спросил Родищев. — Приперло мне. Моча в голову ударила, вот и спас. Тебя спас, а их не хочу. Я в благодетели не записывался. Вбей в свою дурную голову: отныне каждый сам за себя. Хотят жить — пусть сами о себе позаботятся. А мне моя шкура дорога.
— Ты же это не серьезно…
— Еще как серьезно!
Осокин несколько секунд смотрел на него, затем усмехнулся зло.
— Ну и хрен с тобой, — сказал он вызывающе-весело. — Мотай в свои Штаты пить виски. И вообще… Пошел ты.
Он повернулся и зашагал обратно к магазину. Родищев несколько секунд смотрел ему вслед, затем плюнул и пошел в противоположном направлении.
* * *
Всю дорогу Лукин ругался на чем свет стоит.
— Ну вот скажи, Андрюха, оно нам надо? Сидели себе тихоспокойно в тепле. Нет, все тянет найти себе приключения. Какого хрена, в самом деле?