Открылась дверь и вошел Ник. Разговор сразу же прекратился, словно все они только убивали время в ожидании его. Она видела по его лицу, что он принял решение, и, похоже, могла сказать, какое. Он протянул ей записку, написанную им на веранде, рядом с Томом. Она прочитала ее.
Там было написано: «Завтра мы едем на запад».
Она перевела глаза с записки на лицо Ника и медленно кивнула. Потом она передала записку Джуне Бринкмейер, которая в свою очередь передала ее Оливии.
– Да, мы должны ехать, – сказала Абагейл. – Мне этого хочется не больше, чем тебе, но мы должны. Что заставило тебя принять это решение?
Он почти сердито пожал плечами и указал на нее.
– Да будет так, – сказала Абагейл. – Господь – моя вера.
«Если бы я мог сказать это о себе», – подумал Ник.
На следующее утро, двадцать шестого июля, после небольшого совещания Дик и Ральф отправились в Коламбус на грузовике Ральфа.
– Мне очень не хочется с ним расставаться, – сказал Ральф, – но раз ты говоришь, что так надо, Ник, то я согласен.
Ник написал: «Возвращайтесь как можно скорее».
Ральф усмехнулся и оглядел двор. Джуна и Оливия стирали одежду в большой лохани со стиральной доской. Том бегал по кукурузе, пугая ворон – похоже, он нашел в этом занятии бесконечный источник удовольствия. Джина играла с модельками машин и гаражом. Абагейл дремала в своей качалке.
– Ты суешь голову в пасть льву, Ники.
Ник написал: «Ты знаешь другое место, куда мы могли бы поехать?»
– Это правда. Нет никакого толку в том, чтобы шататься с места на место. Начинаешь чувствовать себя лишним. Вообще, человек ощущает себя в своей тарелке, только когда он смотрит вперед, ты этого не замечал?
Ник кивнул.
– О'кей. Ральф похлопал его по плечу и отвернулся. – Дик, ты готов?
Из кукурузы выбежал Том Каллен. Его рубашка и волосы были облеплены зеленой шелухой.
– И я! Том Каллен тоже готов ехать! Ей-Богу, да!
– Тогда пошли, – сказал Ральф. – Эй, посмотри-ка, да ты весь в шелухе! И до сих пор не поймал ни одной вороны. Дай-ка я тебя отряхну сначала.
Том позволил Ральфу отряхнуть его рубашку и брюки. Для Тома, – подумал Ник, – последние две недели были, наверное, самыми счастливыми в жизни. Он был в компании людей, которым он был нужен и которые принимали его. Почему бы и нет? Может быть, он и не совсем нормальный, но все равно в этом новом мире он представляет собой удивительную редкость – живое человеческое существо.
– Пока, Ники, – сказал Ральф и взобрался за руль «Шевроле».
– Пока, Ники, – эхом отозвался Том Каллен, широко улыбаясь.
Ник подождал, пока самосвал не скроется из виду, а потом пошел в сарай и нашел там старый ящик и банку краски. Он выломал одну из стенок ящика и прибил ее к длинной жердине. Потом он вынес получившийся знак и краску во двор и принялся тщательно на нем писать. Джина с любопытством заглянула ему через плечо.
– Что там написано? – спросила она.
– «Мы уехали в Боулдер, штат Колорадо. Мы едем по второстепенным дорогам, чтобы избежать заторов. Радиосвязь по каналу 14», – прочла Оливия.
– Что это значит? – спросила Джуна, подходя поближе. Она подняла Джину на руки, и обе они стали внимательно наблюдать за тем, как Ник устанавливает знак напротив грунтовой дороги, ведущей к дому Матушки Абагейл. Он вкопал жердину на три фута вглубь. Только ураган сможет теперь вырвать ее из земли.
Он написал записку и отдал ее Джуне.
– Дик и Ральф попробуют найти в Коламбусе радиопередатчик. Когда-нибудь кто-то услышит нас.
– О! – сказала Оливия. – Здорово придумано.
Ник важно постучал себя по лбу, а потом улыбнулся.
Женщины пошли развешивать выстиранную одежду. Джина вновь принялась за игрушечные машинки. Ник пересек двор, поднялся на веранду и сел рядом с дремлющей Абагейл. Он посмотрел на кукурузное поле и задумался о том, что же с ними произойдет.
«Раз ты говоришь, что так надо, Ник, то я согласен».
Они выдвинули его в лидеры. Они сделали это, и он даже не понимал, почему это произошло. Как может глухонемой отдавать приказы? Это просто злая шутка. Дик должен был встать во главе. А он должен был занять место копьеносца, третьего слева, роль без слов, и только мамочка знает тебя в лицо. Но с тех пор, как они встретили Ральфа Брентнера, появилась эта привычка сказать что-нибудь, а потом быстро посмотреть на Ника, словно ожидая от него одобрения. Ностальгический туман уже стал окутывать те дни, которые прошли между Шойо и Мэйем, до появления Тома, а вместе с ним и ответственности. Легко было забыть о своем одиночестве, о страхе сойти с ума. И легко было вспомнить, как ты был предоставлен самому себе, копьеносец, третий слева, исполнитель второстепенной роли в ужасной пьесе.
«И я поняла это, когда увидела тебя. Это ты, Ник. Господь указал перстом на твое сердце…»
«Нет, я не согласен. Я не верю в Бога. Пусть с ним носятся старухи – Он им так же необходим, как хорошая клизма и пакетики чая “Липтон”». Он должен сосредоточиться на одной задаче и не загадывать вперед. Довезти их до Боулдера, к подножью Скалистых гор, а там посмотрим. Старуха сказала, что темный человек реален, что это не просто психологический символ, но он не хотел в это верить… хотя в глубине души он верил. В глубине души он верил всему, что она сказала, и слова ее пугали его. Он не хотел быть лидером.
«Это ты, Ник».
Чья-то рука сжала ему плечо, и он подпрыгнул от удивления, а потом обернулся. Это была она. Она улыбалась ему, сидя в своей качалке без подлокотников.
– Я тут сидела и думала о Великой Депрессии, – сказала она. – Знаешь ли ты, что когда-то мой папа владел всей этой землей на мили вокруг? Это правда. Не так-то легко чернокожему этого добиться. А я играла на гитаре и пела в зале фермерской ассоциации в 1902 году. Давно, Ник. Очень давно.
Ник кивнул.
– Это были хорошие дни, Ник – большинство из них, во всяком случае. Но ничто не вечно. Кроме любви Господа. Мой папа умер, и землю разделил между сыновьями, да еще шестьдесят акров досталось моему мужу, не слишком большой кусок. Этот дом стоит на кусочке, оставшемся от этих шестидесяти акров. Четыре акра – и это все. Конечно, теперь я могу забрать всю землю обратно, но это уже не то.
Ник похлопал ее по костлявой руке, и она глубоко вздохнула.
– Братья не всегда ладят между собой. Работа у них не идет, и они почти всегда начинают ссориться. Вспомни о Каине и Авеле! Все хотели командовать, и никто не хотел работать! А потом пришел 1931 год, и банк послал им извещение. Тогда-то они все сплотились, но к тому времени было уже слишком поздно. К 1945 году все было распродано, кроме моих шестидесяти акров, да еще сорока или пятидесяти, на которых теперь стоит ферма Гуделлов.
