– «С той поры, сгорев душою, / Он на женщин не смотрел, / И до гроба ни с одною Молвить слова не хотел. / С той поры стальной решетки / Он с лица не подымал / И себе на шею четки / Вместо шарфа привязал», – продекламировал Виктор и добавил: – Это из стихотворения Пушкина «Жил на свете рыцарь бедный».
– Прекрасно! – одобрительно заметил Артур. – Но и сгоревшая душа когда-то оживет.
– Это исключено! По крайней мере, могу гарантировать… ближайшие десять лет! – уверенно ответил Виктор.
Артур кивнул и занял свое место.
– Что ж, осталась формальность, – подытожил Идрис и встал. – Хочу задать тебе вопрос: решил ли ты, что хочешь взять под свое начало пятерку? Такая возможность у тебя есть.
– Я не готов сейчас дать ответ! – сказал Виктор и склонил голову.
– Это допустимо, – ответил Идрис. – Пока остаешься в моей пятерке, но в любой момент можешь подняться на ступень.
Он сел. Высшие придвинулись к нему, что-то быстро обсудили и заняли свои места, накинув капюшоны на голову.
Виктор по знаку Идриса приблизился к столу. Из темноты зала вышел монах, который сопровождал их на Совет. В его руке краснело крохотное раскаленное клеймо. Виктор стянул с плеч рубашку, опустил голову и уперся лбом в холодную дубовую поверхность. Огненное прикосновение клейма к верхней части позвоночника вызвало лишь легкую дрожь. У него уже был знак розы, означающий принадлежность к Ордену и первый контракт. И сейчас ниже этого знака появилась вторая роза. Виктор обязался служить еще десять лет, жить в одиночестве, без каких-либо нежных привязанностей, без дружбы и любви.
Из дневника Виктора:«Розу как символ молчания древние римляне часто вешали над столом во время пиршеств в знак того, что о сказанном под розой во время застолья следует молчать где бы то ни было. Впоследствии, в Средние века, с той же самой целью она изображалась на потолке комнат, где проходили важные, секретные совещания, встречи, переговоры, а также в решетке католической исповедальни. Символом молчания роза считалась потому, что Амур, получив ее в подарок от матери, богини любви Венеры, посвятил этот цветок Гарпократу, египетскому богу молчания.
Именно эта легенда родила устойчивую латинскую фразу: Sub rosa dictum (перевод – „Под розой сказано“). Это выражение означает тайное изречение. Позже появилась укороченная форма: Sub rosa. Посвященные понимали эти два слова как „держать в секрете“».
Виктор спал довольно долго. Когда он очнулся, было почти три часа дня. Он потянулся и невольно начал улыбаться. Мысли казались легкими, почти невесомыми, они не давили на разум, все сомнения остались позади. Принятое решение сейчас казалось единственно верным. Да, еще десять лет он отдаст служению, но его вполне устраивала такая жизнь. Орден не скупился на средства для своих членов, у Виктора был неограниченный кредит в одном из швейцарских банков, и он уже привык к жизни, лишенной каких-либо материальных проблем. Он мог путешествовать – а это только приветствовалось Орденом – мог жить там, где ему заблагорассудится и столько, сколько он захочет, мог покупать себе все, что пожелает: от машин представительского класса до роскошных вилл на престижных курортах мира. Но Виктора все это мало волновало, он был привязан к своей стране и в будущем планировал осесть или в своем родном Коврове, или в столице. Когда он только начал служить Ордену, то поначалу снимал, а затем купил себе жилье в Москве. Это была трехкомнатная квартира в одном из переулков Замоскворечья. Приобрел он и основательный особняк на окраине Коврова и перевез туда мать. И впоследствии часто жалел об этом необдуманном поступке. Николай Орестович положил глаз на «эти хоромы», именно так он выражался, и начал прессовать Людмилу, чтобы она заставила сына оформить на нее дарственную. Его план был прост и предсказуем: завладеть в будущем жильем жены. Методов для этого было предостаточно. И Виктор часто думал, что если бы его мама осталась в старой хрущевке, то, возможно, все еще была бы жива.
Помимо материальных благ ловцы наделялись сверхспособностями, и тут уже было личное дело каждого, как развивать их, на что делать упор. Виктору нравилось усиливать особое внутреннее зрение. Он странным образом видел что-то наподобие волн, исходящих от людей. Именно это позволяло моментально определять эмоциональное состояние. Мало того, он начал выделять специфический цвет суицида, так он называл это про себя. Если встреченный им человек источал мутное фиолетовое сияние, то Виктор твердо знал, что им овладели мысли о самоубийстве. А если подобное поле окутывало всю фигуру, то его потенциальный клиент был готов совершить акт в любую минуту.
Чтобы легко находить контакт, всем ловцам необходимо было развивать коммуникабельность, культивировать в себе доброжелательность, любовь к людям, выявлять и усиливать природное обаяние, легко и непринужденно идти навстречу любому человеку, уметь окутать его заботой, вникнуть в проблемы, заставить полностью открыть душу. И при этом не играть, а быть искренним до конца. «Только искренность может зажечь любое сердце», – правило Ордена, которое тщательно внушалось ловцам до тех пор, пока неподдельная искренность не становилось у них бессознательной привычкой.
Но была и оборотная сторона медали. Такая жизнь постепенно возводила эмоциональность в превосходную степень. И было все труднее справляться с ней. Психика становилась похожей на качели, амплитуда движения их все увеличивалась, вознося в небесные сферы эйфории, опуская в бездны отчаяния и снова взлетая к высотам духа. Держать себя в узде становилось все труднее, часто происходили срывы. Именно поэтому женщин, от природы импульсивных и чувствительных, неохотно принимали в Орден. И Виктор, вспоминая сейчас события ночи, все еще не мог избавиться от любопытства и удивления. Присутствие среди высших Соланж вызывало множество вопросов.
Виктор полежал какое-то время в кровати. Мысли текли плавно, тело наполнялось просыпающейся энергией, настроение поднималось. Он улыбнулся, потянулся еще раз и вскочил. Тяжелые портьеры, плотно закрывающие огромные окна, глушили дневной свет. Ему захотелось солнца, щебета птиц, свежего морского ветерка. Виктор покинул спальню и вышел на террасу, даже не одевшись.
Горничная вытирала стеклянный столик, находившийся в углу под свисающими плетями шпалерных роз. Когда Виктор быстро вышел из проема двери, она обернулась и вскрикнула. Тряпка выпала из трясущихся рук. Щеки девушки запылали.
– Buon giorno, signorina! – весело поздоровался Виктор.
Смущения он не чувствовал, сейчас ему нравилось быть обнаженным, свободным от любых условностей. Энергия так и распирала.
Горничная что-то пробормотала, схватила тряпку и бросилась с террасы, низко опустив голову. Он проводил ее улыбкой и уселся в кресло, закинув ногу на ногу. С краю стола находилась большая ваза с фруктами. Горничная не успела пододвинуть ее. Виктор снова заулыбался и взял большое красное яблоко. Он с удовольствием запустил в него зубы.
– Я принесла тебе халат, – раздался смущенный голосок, и Виктор обернулся.
На террасе появилась Сибилла. И он недовольно поморщился. Сейчас ему совсем не хотелось выяснять отношения с кем бы то ни было.
– Ты шокировал горничную, – добавила она и кинула халат на его ноги. – Все же лучше одеться. Она сейчас принесет нам кофе. Я попросила сварить.
– Хорошо, – вяло ответил он.
– Что за привычка разгуливать голым! – лукаво заметила девушка и устроилась в кресле напротив.
Ее глаза блестели. Она смотрела, не скрываясь, на его плечи, грудь, затем взгляд спустился ниже. Виктор спокойно встал, надел халат и запахнул полы.
– У меня нет опыта, я видела обнаженных парней только в фильмах, – сказала Сибилла.
– И при этом ты нисколько не стесняешься и нахально меня разглядываешь, – заметил Виктор, взял из вазы яблоко и кинул ей.
Она ловко поймала и опустила плод на свои колени. Он проследил за ее жестом и снова начал улыбаться. Игра забавляла, но Виктор твердо решил, что не поддастся и не перейдет грань.
– Зачем пожаловала? – поинтересовался он.
– Просто так, – легко ответила она. – А что, ты против?
– Мне все равно, – искренне ответил Виктор. – Ты должна это понять и не строить на мой счет никаких планов. Все равно я скоро уеду.
– Но пока ты здесь!
– Девочка, буду честным с тобой, ты мне нравишься, – мягко проговорил он, – но мне больше хотелось бы иметь такого друга, как ты, и ничего большего. Я уже тебе говорил, что пока не расположен заводить серьезные отношения. К тому же мое сердце молчит. Искры между нами не пробежало. Ты мне кажешься милой, симпатичной, с тобой легко общаться.
– Но… искра пробежала, я это чувствую! – упрямо сказала она и надула губы.
