Лилит: То есть, это всё Эйс виноват? Он должен был “принять риск”?
Роб: Эйс его принял, сделав свой выбор. Он видел, как опасна дорога, и продолжал по ней ехать. Я предупреждал, что это может быть небезопасно, и вы не восприняли моё предостережение всерьёз. И нечего делать вид, будто я заманил вас сюда обманом.
Повисла неловкая тишина.
Аполлон: Что нам теперь делать, Роб? Развернуться?
Роб: Я не могу решать за вас. Если хотите развернуться и поехать обратно, то советую подождать до утра и выезжать с отрывом в час-два. Ничего подобного ещё не происходило. Может, это из-за того, что в этот раз я взял с собой так много людей...
АШ: О чём ты?
Роб: Это единственное, что поменялось с предыдущих моих вылазок. Это не наш мир, и нам не положено здесь находиться. Даже когда сюда попадает только одна машина, дорога делает всё возможное, чтобы убедить водителя убраться подальше. Может, тут всё как в организме… попадает одна-две бактерии — и ничего, но когда их становится много, происходит, ну, это...
АШ: Иммунная реакция. Думаешь, дорога пытается избавиться от инородных тел?
Роб: И чем больше группа...
АШ: ...Тем сильнее реакция.
Это объяснение казалось логичным, пока Блюджей вновь не рассмеялась. Её реакция будто заставила меня вернуться к реальности — и только что рождённая идея стала казаться абсурдной.
Роб: Может быть. Это всего лишь теория… я не уверен.
Роб взял себя в руки.
Роб: Так или иначе, у вас есть время до утра, чтобы определиться, остаётесь вы или нет. Бристоль, если захочешь домой, придётся к кому-то пересесть. Я пока не готов возвращаться.
Роб развернулся и направился к Вранглеру. Остаток вечера мы с ним больше не виделись, да и я не горела желанием лишний раз его беспокоить. Как только он ушёл, Ева с Лилит подбежали ко мне, чтобы спросить, в порядке ли я, и принялись наперебой осуждать слова и действия Роба. Мне не хотелось в этом участвовать. Единственное, что мне удалось сказать...
АШ: Можно я заряжу у вас телефон?
Ту ночь наша группа провела почти в полной тишине. В воздухе повисла всеобщая напряжённость. Никто ни с кем не разговаривал, и даже кладовая шуток Аполлона вконец истощилась. Все глубоко задумались о том, что делать дальше: продолжить двигаться навстречу опасности или отступить, пока ещё не поздно. На этот вопрос каждый должен был ответить сам, желательно — до рассвета.
А у меня зародились вопросы совсем другого плана.
С момента, когда Роб закрылся во Вранглере, прошло около часа, и я подошла к автомобилю Евы и Лилит. Мой рюкзак лежал на переднем сиденье. Изнутри тянулся провод, подключённый к разъёму для зарядки. Само собой, я не стала говорить девушкам, что заряжаю в десятке метров от них детонатор от взрывного устройства. Наверное, они узнают об этом только тогда, когда будут слушать наш подкаст. Простите, девчонки.
Я схватила рюкзак и, убедившись, что никто меня не видит, пошла в сторону яблоневой рощи. Пересекая небольшой перелесок и слыша, как отдаляются звуки конвоя, я удивилась, что, несмотря на темноту, разбавленную лишь редким лунным светом, мне не было страшно. Выйдя из рощи в кукурузное поле и окончательно изолировавшись от остальных, я прекрасно осознавала, что никто меня не найдёт, если со мной что-то случится — а на этой дороге случиться может всякое. И даже когда со всех сторон меня окружили высокие стебли кукурузы, я не почувствовала тревоги — более того, казалось, что страха для меня впредь не существует. За день из меня выжали все эмоции, и во мне не оставалось ничего, кроме непреодолимого желания разгадать тайны этой дороги. Мне было всё равно, что ждёт меня впереди.
Отойдя на достаточное расстояние от конвоя, я вытащила из рюкзака брусок C-4 и положила его на землю, после чего стиснула зубы и, приготовившись к худшему, нажала на кнопку включения старой Нокиа. К моему относительному облегчению, мгновенной детонации не произошло: на экране телефона появились две руки и через секунду показалось меню.
Я действовала быстро. Надпись на коричневой бумаге служила напоминанием о том, какой опасности я себя подвергаю.
Сначала я набрала на Нокиа свой номер, предполагая — или, по крайней мере, надеясь, — что механизм не реагирует на исходящие звонки. Через пару секунд мой телефон зазвонил, и я получила номер взрывного устройства. Зайдя в журнал звонков на Нокиа, я увидела три пропущенных от одного абонента, идущие один за другим. Готова поспорить, что эти звонки были от того, кто смастерил бомбу — так он тестировал работу детонатора. Если моё предположение верно, то этот номер принадлежал хозяину разбитой машины.
Другое моё открытие вызвало ещё больше вопросов. С Нокиа никто не отправлял сообщений, но во входящих была единственная смска, присланная с другого номера, которого я до этого не видела:
“Не делай этого, Роб”.
Эти четыре слова ломали уже выстроенные мной теории. Если этому сообщению можно верить и мои предыдущие выводы верны, то за рулём разбитой машины был не кто иной, как сам Роб Гатхард, и C-4 в багажнике принадлежала именно ему. Вплоть до этой секунды я предполагала, что Роб совершил нечто ужасное, но выходит, что авария — не его рук дело. В таком случае возникает резонный вопрос... тогда чьих?
Мою мысль прервал раздавшийся вокруг рокот. Воздух тяжело содрогнулся.
Глубокий, гулкий голос эхом донёсся сразу со всех сторон. Кукурузное поле встрепенулось так, будто началась буря.
Голос: Я наблюдал за твоими раздумьями.
Недолго думая, я выключила Нокиа и сунула брусок взрывчатки обратно в рюкзак, после чего тут же вскочила на ноги и направилась обратно, оглядывая поле в поисках источника голоса. Быстро осознав, что конвой далеко, я перешла на бег и пустилась в сторону яблонь, стуча по грязи ботинками.
Меньше чем через минуту я выбежала из рощи с бруском C-4 за спиной. К моему возвращению все уже разбрелись по машинам, и, скорее всего, спали. Вдруг они что-то заподозрили? Мне не с кем было поговорить, и впереди ждал долгий день. Я полагала, что нет никаких других вариантов, кроме как перевести дух, записать все свои текущие мысли и затем наконец-то насладиться заслуженным отдыхом.
Идя к Вранглеру, я почувствовала тяжесть в глазах. Тихо приоткрыв заднюю дверь, ведущую к моему месту для сна, я тщательно спрятала взрывное устройство под своим багажом. Затем, закрыв дверь, я направилась к переднему месту, готовясь печатать заметки.
Я потянулась и схватилась за ручку, крепко её сжав, но так и не открыла дверь. Подержавшись несколько секунд, я отпустила ручку.
Толком не успев ничего понять, я прижалась к холодной металлической двери и соскользнула вниз на сырую землю. Давление в глазах вылилось в горькие слёзы, и я зарыдала, сдержав жалобный стон. За каждым прерывистым вдохом следовал тихий, беспомощный всхлип. Плач застал меня врасплох, но я не стала вытирать слёзы. Вместе с ними ко мне пришло двоякое, горестное облегчение. К тому моменту, как они высохли, я наконец почувствовала, что, возможно, смогу оставить события этого дня позади. Звуки, которые снова и снова проигрывались у меня в голове, поутихли.
Бонни: Бристоль, всё в порядке?
Я сразу же поднялась, увидев, как Бонни идёт к Вранглеру, и отряхнулась от земли. Было немного обидно, что меня всё-таки заметили.
АШ: Я думала, ты спишь.
Бонни: Обычно я чутко сплю, но Мартин… Клайд храпит. Хочешь поговорить?
АШ: Нет, думаю, я просто хочу спать. Спасибо, Бонни.
Бонни: Меня зовут Линда, если что.
АШ: …Алиса.
Бонни: Какое красивое имя. Алиса, я не лучший собеседник… зато прекрасный слушатель. Так что ты всегда можешь ко мне обратиться.
Я неуверенно улыбнулась — впервые за долгое время.
АШ: Спасибо, Линда, буду знать. Спокойной ночи.
Бонни: Спокойной ночи.
Бонни пошла обратно к своей машине, но вдруг остановилась и развернулась ко мне.
