Глеб подошел сзади, бесшумно. Когда он обнял ее, Маша вздрогнула.
– Как насчет того, чтобы опробовать ковер перед камином? – спросил он.
– На предмет?
– На предмет его мягкости.
Маша улыбнулась и поежилась.
– Ты собираешься меня соблазнить?
– А у меня получится?
– Конечно. – Она посмотрела на него снизу вверх и усмехнулась: – Какая девушка в здравом рассудке может отказать такому красавчику?
Глеб наклонился и поцеловал ее в приоткрытые губы. Затем – без предупреждения, одним сильным движением – поднял ее на руки и отнес в гостиную, к камину. Там он бережно опустил ее на расстеленную шкуру, расстегнул Машину рубашку и поцеловал ее в грудь.
Свечи уже были зажжены, в камине потрескивали поленья. Все было так, как она мечтала. По телу Маши пробежала сладкая истома. Она запустила пальцы в его густые волосы. Его мягкие губы скользнули к ее животу.
– Подожди, – сказала Маша. – Давай выключим свет.
– Зачем?
– Без света лучше.
– Почему?
– Я не хочу, чтоб ты разглядывал мой живот.
Глеб улыбнулся:
– У тебя самый красивый живот в нашей Галактике!
– Только в нашей?
– В другой я не был. Но если там есть такие же, я готов полететь туда хоть завтра!
– Какой ты ветреный, – тихо засмеялась Маша. – Еще слово, и я стукну тебя по голове подсвечником.
– Ты этого не сделаешь. Иначе одним твоим поклонником на земле станет меньше.
– И одним болтуном тоже, – сказала Маша.
Глеб протянул руку к торшеру и выключил свет. Притянул Марию к себе, осторожно снял рубашку, бросил ее на пол. Каждое его движение было полно необыкновенной нежности. Маша закрыла глаза. Она чувствовала, как его губы блуждают по ее телу. Наконец их ноги переплелись, Маша обняла его и крепко прижала к себе, их дыхания смешались…
…Через час они перебрались в постель и перевели дух. Глеб закурил и включил телевизор. На экране пела очередная блондинка-старлетка с рыбьими губами. Внизу появилась надпись: «Стелла Осенева, «Я сведу тебя с ума».
– Это точно, – усмехнулся Глеб. – С ума от них сойдешь! Сколько нежных созданий в телевизоре развелось: Снежаны, Стеллы, Элины… И все похожи, как родные сестры.
– Не наговаривай, – сказала Маша, держа в руке бокал с белым вином. – Хорошие девочки.
– Если бы они еще умели петь, цены бы им не было.
– Ты даже не включил звук!
– Спасибо, я не мазохист. – Глеб взял дистанционный пульт и выключил телевизор. – Маш, подай-ка мне бутылку, я не дотянусь.
– Сейчас. – Маша потянулась за бутылкой вина, стоявшей на тумбочке, и вдруг со смехом отдернула ногу. – Глеб, перестань меня щекотать! С ума сошел! Я же вино расплескаю! Перестань!
– Прости, захотелось услышать твой смех.
– Не будь мальчишкой!
Корсак улыбнулся:
– Ладно, как скажешь. Буду взрослым серьезным дядей. Так ты дашь серьезному дяде выпить?
– Попробую. Только если ты не будешь щекотаться.
– Не буду, – пообещал Корсак.
Маши повернулась и вновь захохотала, лягнув Корсака ногой.
– Глеб, ты же обещал! Останешься без вина!
– Все, больше не буду, – пообещал Глеб. – Клянусь своим серебристым «Порше Кайеном».
– У тебя нет «Порше Кайена»! – со смехом сказала Маша.
– Будет, – оптимистично заявил Глеб. – Так мы пьем вино или как?
Маша прищурила карие глаза:
– Ты обещал!
– Угу. Не бойся – не трону.
Она вновь потянулась за вином и снова покатилась со смеху, когда Глеб пощекотал ее пятку, однако на этот раз сумела дотянуться до бутылки.
– Обманщик! – со смехом воскликнула она. – Клятвопреступник!
– Журналист, – поправил Глеб. – Всего лишь журналист. Гони сюда бокалы!
– Держи!
Глеб разлил по бокалам холодное белое «Chateau Perreau».
– Слушай, сколько мы с тобой уже вместе? – спросила Маша, пригубив вина.
Глеб задумался.
– Года полтора?
– Да. – Она вдохнула. – Даже немного больше. Как летит время… Совсем скоро я стану старой.
– Ничего. Я люблю антиквариат, – заверил ее Глеб.
– Я стану слабенькой и немощной, – грустно сказала Маша. – Я не смогу ходить без костылей.
– Я буду носить тебя на руках, – пообещал Глеб.
– У меня выпадут все зубы!
– Я куплю тебе вставную челюсть.
– Я буду совсем слепенькая, в таких огромных очках… как у пожилых училок. Я даже не смогу прочитать твой новый роман.
– Я прочту тебе его вслух, – заверил ее Глеб.
– Я отощаю и покроюсь морщинами, – не сдавалась Маша. – Стану похожа на мумию.
– В Музее Востока мне дадут за тебя хорошие деньги.
Маша шутливо выпучила глаза:
– Ах ты… Знаешь, кто ты после этого?!
– Кто?
– Спекулянт несчастный – вот кто!
Красный огонек сигареты ярко вспыхнул в полумраке, озарив губы Глеба, сложенные в улыбке.
Утром, как это часто случалось, ее разбудил телефонный звонок.
– Маш! – громко окликнул ее Стас Данилов. – Это я!
– Данилов, сегодня суббота, – сонно проговорила Маша. – Я хочу выспаться.
– Брось хныкать. Я узнал новый адрес медбрата Лукьянова!
– В Подольске?
– Что? Нет, Подольск здесь ни при чем. Это здесь, в Москве, в районе «Академической». Одевайся, через двадцать минут я буду у тебя!
– Что?.. Через двадцать?
– Да!
Маша потерла пальцами заспанные глаза.
– А сколько сейчас времени?
– Полдевятого.
– Черт… Кажется, я забыла завести будильник для Глеба.
– Я уже известил Старика. Он распорядился, чтобы я заехал за тобой. Старик верит в твою интуицию, Марусь!
– До сих пор?
– Сам удивляюсь.
– Моя интуиция еще не проснулась.
– Так буди ее скорей! Все, увидимся через двадцать минут!
Стас отключил связь. Маша положила телефон на тумбочку и с досадой проговорила:
– Хорошо начинается суббота, ничего не скажешь!
Глеб приподнял голову с подушки, взглянул на Машу прищуренными глазами и спросил:
– Кто это был?
– Стас Данилов, – ответила она. – Заедет за мной через двадцать минут.
– А сейчас сколько?
– Полдевятого.
– Черт! – Глеб рывком сел на кровати и округлил глаза: – Ты что, не завела будильник?!
– Забыла.
– У меня встреча через сорок минут!
– Успеешь, если поедешь на метро. Но чур я первая в ванную!
Не успел Глеб возразить, как Маша уже была у двери. Ему оставалось только вздохнуть и смириться. Что он и сделал.
Подъезжая к дому, Маша думала о своем сыне Митьке и о том, что она плохая мать. И об этом теперь знает не только она, но и мать Вити Малышева, Инна Сергеевна, которую Маша уговорила приютить Митьку еще на день.
«Приютить»… Слово-то какое гадкое! И откуда оно только вылезло во время ее разговора с Инной Сергеевной?
