Хиллман споткнулся перед «Чероки». В этот момент открылась дверь гаража. Оттуда вышли Кьюл Арчинбург и Эдли Маккин. Маккин больше не выглядел испуганным — его глаза пылали, а на губах играла большая усмешка, открывающая гнилые зубы. Но это не все. Что-то еще.
Потом Буч понял.
За те несколько минут, что мужчины пробыли внутри, на голове Маккина появилась немалая порция волос.
— Я еще как-нибудь с удовольствием туда войду, Кьюл, — сказал он. — Нет проблем.
Это было уж слишком, но теперь все желали снова отдаться на волю течению. Буч сдался.
Мир потускнел до такой степени, что остались лишь маслянистые звуки да блики зеленого света на веках.
Акт III.
Они сидели в городской библиотеке — теперь она будет называться «Мемориальная Библиотека Маккосланд», все согласились с этим. Они пили кофе, охлажденный чай, Кока-колу, имбирный эль.
Никто не пил алкогольных напитков. Даже в память о Рут.
Они ели крошечные треугольные рыбные бутербродики с мясом тунца, они ели бутерброды с пастой из сырного крема и сливок, они ели сандвичи с пастой из сырного крема и стручкового перца. Они ели холодную вырезку и желатиновый салат с кругляшками моркови внутри, подобно ископаемым в куске янтаря.
Они разговаривали о подобающих случаю великих делах, но в комнате стояла полнейшая тишина — если бы кто-нибудь издал хоть какой-нибудь звук, слушатели были бы ошеломлены. Напряжение, которое было написано на многих лицах в церкви, когда ситуация в лесу была близка к выходу из под контроля, сейчас сгладилось. Бобби была в сарае. Назойливый старик там же. И, в конце концов, назойливого полицейского тоже поместили в сарай. Общий мозг потерял след этих людей, когда они вошли в ослепляющее зеленое сияние.
Они ели и пили, и слушали, и говорили, хотя никто не сказал ни слова, и это было в порядке вещей: последние чужаки покинули Хэвен после гуринджеровского благословения у могилы, и теперь Хэвен принадлежал только им.
(теперь будет хорошо)
(да, они поймут, что делать с Дуганом)
(ты уверен)
(да, они поймут, они будут думать, они поймут)
Тиканье «Сес Томаса» на каминной полке, который был пожертвован школой грамотности в прошлом году, было самым громким звуком в комнате. Еще можно было услышать тонкое звучание китайской вазы. И еще, за открытым окном, очень далекий шум самолета.
Ни одной птичьей трели.
Почти полная тишина.
Они ели и пили, и они почувствовали, когда Дугана выводили из сарая Бобби в час тридцать пополудни. Люди поднялись, и сразу завязался разговор, настоящий разговор. Мужчины натягивали свои котелки. Женщины прятали в сумочки недоеденные сандвичи. Клодетт Равалл, мать Эшли, заворачивала в алюминиевую фольгу остатки запеканки, которую она до этого принесла. Они вышли наружу и направились к своим домам с улыбками.
Акт III завершился.
Гарденер обозревал окружающий закат с сильной головной болью и таким чувством, будто происходили какие-то события, которые сейчас вспомнить он не в состоянии.
В конце концов нужно это сделать. Гард, — думал он. — Ведь у тебя был очередной провал в памяти. Согласен?
Он ухитрился выбраться с веранды и шатко убраться от возможных взглядов с дороги за угол дома, прежде чем его вырвало. Он заметил в рвоте кровь, но в этом не было ничего удивительного. Не в первый раз, хотя сейчас крови было и больше, чем раньше.
Сны, Господи! У него были какие-то жуткие, хотя сейчас по большей части забытые, кошмары. Люди, приходящие и уходящие, такое огромное количество людей, что все, что им было нужно — это духовой оркестр и далласская полиция.
(Полиция. Далласская полиция была здесь сегодня утром, а ты напился и теперь не увидишь их из-за своей проклятой трусости).
Трус. Кошмары. Вот в чем все дело.
Он отвернулся от лужи блевотины между ногами. Окружающий мир колебался и терял четкость с каждым ударом сердца, и Гарденер осознал, что еще никогда не был так близок к смерти. В конце концов он решится на самоубийство… ох, только нужно делать все помедленнее. Он оперся о стену дома и положил голову на руки.
— Мистер Гарденер, с вами все в порядке?
— Ааа! — заорал он, вскочив, как подброшенный пружиной. Его сердце едва не проломило грудную клетку, затем остановилось, ему показалось, что навсегда, а потом начало биться с такой быстротой, что он едва различал отдельные удары. Боль в голове разом возросла до предела. Он пошатнулся.
Это был Бобби Тремэйн, выглядел он удивленным, быть может происходящее даже казалось ему забавным… но сожаления за испуг Гарденера не было и в помине.
— Мне, право, совсем не хотелось вас испугать, мистер Гарденер. Ты, падло, конечно хотел, и я прекрасно это понимаю. Младший Тремэйн несколько раз мигнул. «А он ведь кое-что уловил», — подумал Гарденер. С удивлением он почувствовал, что в штанах сухо.
— Где Бобби? — спросил Гарденер. Я…
— Я знаю, кто ты. Я знаю, где ты. Прямо передо мной. Где Бобби?
— Ну, я же вам говорю, — сказал Бобби Тремэйн. Его лицо стало совсем открытым, с огромными глазами, очень-очень честным, и Гарденер сразу, без малейшего усилия вспомнил свои студенческие годы. Так выглядели те, кто весь долгий зимний уик-енд катались на лыжах, пили и крутили романы, когда потом им приходилось объяснять, что они не могли заниматься научными исследованиями поскольку в субботу у них умерла мать.
— Ну, давай, говори. — Гарденер прислонился к бревенчатой стене домика, рассматривая подростка в красных закатных отблесках. За его плечами виднелся сарай с амбарным замком и крепко заколоченными окнами.
Ему вспомнилось, что сарай видел он и во сне.
Сон? А может быть, тебе уж очень не хочется признать, что это было реальностью?
На секунду подросток оказался полностью смущенным циничным выражением Гарденера.
— У Мисс Андерсон случился солнечный удар. Какие-то люди нашли ее недалеко от корабля и доставили в Дерри Хоум.
— С ней все нормально? — немедленно поинтересовался Гарденер.
— Я не знаю. Они все еще с ней. Она еще не пришла в себя. То есть, не пришла в себя где-то до трех часов. В это время я уехал сюда.
Гарденер оттолкнулся от стены дома и двинулся за угол, голова его была опущена, он пытался справиться с похмельем. Он почувствовал, что подросток лжет, быть может, не правду он сказал о том, что произошло с Бобби, но Гарденер чувствовал, что суть, ядро сказанного — это правда. Бобби было больно, ее тошнило и еще что-нибудь подобное. Это объясняло некоторые из приходов и уходов, которые он видел во сне. Видимо, Бобби позвала их с помощью своего мозга. Позвала с помощью мозга, лучший фокус недели. Только в Хэвене леди и джен…
