Эти книги я и читала, когда моя «троица» покинула меня. Позвольте мне в этом месте процитировать Эдгара По, гонимого судьбой поэта, сыгравшего в моей жизни роковую роль в те дни, когда я только-только приехала в Ричмонд. Он некогда написал: «Груды книг не утоляли ни на миг моей печали…»[246]
Ритм монотонный, и явно не лучшая его строка, но тем не менее.
Enfin, некоторые из присланных книг я читала и раньше, другие мне прежде не попадались, иные же Герцогиня нашла уже в Калифорнии, где жила в последние годы и где, насколько я знаю, ее настигла смерть.
Вскоре по получении письма от Эжени все помещавшиеся в ящиках корзины — точнее, плетеные клети с полками из бразильского палисандра, называемого также розовым деревом, к которым книги пристегивались красными кожаными ремешками, — внесли в наш дом, и я велела оставить их в гостиной. Оттуда я уже сама перетаскала тома в свою башню, захватывая по две, по три, а то и по четыре сразу. Там я сложила их в штабеля в зависимости от того, какой интерес они для меня представляли. Те, что были написаны на плохо знакомых мне языках — например, на русском — или нелюбимых языках — например, на немецком, — я отложила подальше, а французские книги подвинула поближе. На них я набросилась в первую очередь, надеясь, что найду там имя Себастьяны. Но, увы, оно мне ни разу не встретилось. Прочие книги я выбирала наугад, повинуясь какому-то необъяснимому капризу с географическим оттенком. Так, например, книги с запада я предпочитала книгам восточным, а книги с севера — тем, что написаны на юге.
Однажды мне пришло в голову, что в Логово слишком давно никто не заглядывал. Я отложила в сторону очередную книгу (помнится, над ее страницами я перенеслась в логово некой перуанской ведьмы, обитавшей внутри пирамиды) и взяла в руки Шекспира, словно для того, чтобы очиститься от Ремесла. Вскоре я осознала, что бормочу себе под нос некое заклинание. Помнится, это рассмешило меня, и я позволила себе выронить многократно прочитанный том, чтобы он раскрылся там, где захочет. То есть решила немного побаловаться библиомантией. Закрыв глаза, я протянула руку, подняла палец и ткнула им в раскрытую страницу. Затем прочла строчки из «Двенадцатой ночи»:
Все пути ведут к свиданью.
Это знают все вокруг.[247]
Я не придала значения этим словам — ведь время и Леопольдина доказали мне, что я не имею способностей к ясновидению. Тем не менее я вздохнула, отложила Шекспира, налила себе немного слегка заколдованного «ведьмина» вина и продолжила странствие по Перу.
Когда все бури ждет такой покой,
Пусть ветры воют так, чтоб смерть проснулась!
У. Шекспир. Отелло (Перевод М. Лозинского)
Сестра, не слишком хорошо знакомая с ясновидением и морем, вполне могла бы предположить, что «Сорор Мистика» будет плавать еще долго. А почему бы и нет? Она ведь была у нас крепкой постройки, настоящая красавица: крутобокая, с четкими линиями корпуса, с высокими бортами, выкрашенными в темно-серый цвет, с вздымающимися вверх пропитанными олифой мачтами, с туго натянутым такелажем, своей симметрией напоминающим огромную сеть чудовищного паука, с широко расправленными парусами. Кроме всего, небольшая осадка позволяла ей плавать на мелководье и не бояться коварных подводных камней и рифов — она так элегантно приваливалась бочком к разбившимся на них судам. Настоящая красотка. На нее засматривались все моряки, ходившие в море между Кубой и Флоридой. Отчего бы ей не плавать дальше? У некоторых шхун это получается лет тридцать, сорок, пятьдесят, а то и больше. Может, и наша смогла бы, если б мы так беспощадно не заставляли ее трудиться в любой шторм. Мы могли хотя бы предвидеть ее безвременную гибель — если бы Леопольдина потрудилась подумать об этом.
Конечно, мы загнали нашу лошадку, и Леопольдина допустила беспечность… Но, если честно, никто не виноват в том, что «Сорор Мистика» постигла такая участь.
Леопольдина предпочла ничего не предвидеть и, соответственно, не знать, но это право любой ведьмы — ремесло прорицательницы коварно, как морская стихия. Что касается Каликсто и Люка, то им казалось, что такая ладная шхуна сама просится вволю побегать по волнам, как молодая кобылка по зеленому полю или озорная девчушка по цветущему лугу.
Именно небольшая осадка делала «Сорор Мистика» единственным в своем роде судном-мародером. И никогда это не было столь очевидно, как в месяцы, предшествовавшие отплытию моей троицы в Нью-Йорк, когда мы сумели предугадать крушение пяти кораблей, что существенно увеличило наше состояние, но едва не стало причиной гибели нашей собственной шхуны.
Самый большой ущерб был ей нанесен при спасении грузов с «Софии», терпевшей бедствие у рифа Грейт-Конх. Эта «София» была последним судном, крушение которого Леопольдина смогла предвидеть перед отплытием в Нью-Йорк. Каликсто опять признали главным спасателем, но на сей раз он принял помощь четырех других шлюпов, прибывших немного позже. Нашей усталой и измученной команде из восьми человек помогали еще сорок моряков, и за двадцать часов, пока длилась спасательная операция, каждый из них заработал по сто двадцать пять долларов, таская тяжелые бочонки с порохом. За это время ветер переменился и задул в другую сторону, отчего один из шлюпов сорвало с якоря. Он с такой силой навалился на правый борт нашей шхуны, что снес ограждение палубы и пробил борт. К счастью, пробоина пришлась выше ватерлинии, так что «Сорор Мистика» благополучно вернулась в родную гавань — вернее, ее привел туда Каликсто. Там корабельные плотники принялись залечивать ее раны. Вскоре они объявили, что шхуна вновь готова выйти в море, чтобы направиться в Нью-Йорк.
И все-таки… Ах, если бы Лео смогла предвидеть последствия того перехода! Или если бы мы вовремя оставили попытки сокрушить капитана Робертса и отказались от намерения переправить на север деньги, доставшиеся нам после продажи груза с последних пяти судов, — деньги, которых хватило бы на освобождение целого легиона черных невольников. Эх, кабы знать!
Hélas, все эти прорицания, гадания… Поверьте, даже для искуснейших провидиц иногда существует лишь настоящее, быстро переходящее в прошлое. Со временем время исчезает, как говорят мудрецы. Нам остается лишь учиться на прежних ошибках и рассказывать истории о них. Чем я сейчас и занимаюсь.
Они, то есть моя троица, благополучно добрались до Нью-Йорка и там внесли наш вклад в общее дело — в звонкой монете, а также в виде акций и чеков, выданных различными банками, разбросанными по стране. Они передали все это в руки не самих Таппанов, а друзей их друзей (это лучший способ скрыть наши следы). Но обратное плавание было сопряжено со многими бедами, о чем Леопольдина записала в своей «Книге теней»: «Ах, из чего бы мне сделать метлу, чтобы она подняла меня с палубы, то и дело подбрасывающей меня в воздух, и унесла к дому — к земле, к любимой земле!» Да, мореход из Леопольдины получился неважный. Разумеется, насчет метлы она пошутила: ты сама знаешь, сестра, что это старая выдумка тех, кто веками не мог изловить нас и хотел объяснить почему. Насколько мне известно, ни одна из сестер, кроме меня, так и не вознеслась. Но терпение, мой друг, терпение. Обещаю: скоро я расскажу, каким образом стала частью эфира, но пока вернемся к позеленевшей от морской болезни Леопольдине и прочтем еще одну ее запись, сделанную на борту «Сорор Мистика». Из нее можно понять, что происходило со шхуной, которую морские валы подбрасывали в воздух, как щепку.
